Новосибирск 4.2 °C

Коварство, любовь и пиво

26.09.2013 00:00:00
Коварство, любовь и пиво
Новосибирский бомонд обсуждает очередную эпатажную постановку молодого режиссера Тимофея Кулябина

Каждый новый спектакль 28-летнего краснофакельского режиссера Тимофея КУЛЯБИНА — это взрыв активности публики, прессы, а также начало очередного противостояния тех, кто за, и тех, кто против.

И вот новое потрясение — у кого-то восторги, у кого-то недовольство вызвала премьера шиллеровской драмы «Коварство и любовь», которую постановщик назвал «Kill» (убивать, убийство). И здесь есть чему поразиться, равно как принять или не принять: ослепительный hi-tech в сценографии постоянного соавтора Кулябина художника Олега Головко, взрывной современный саундтрек, сверхэмоциональная игра главных героев и даже… огромная живая собака на сцене. А главное, пронзительный по нравственному посылу символ — видеоинсталляция «Глаза Бога»: все подлости и злодеяния, в том числе убийство героини, происходят «на глазах» у принесшего себя в жертву людям Спасителя…

Смеяться, право, не грешно
— Тимофей, все ваши спектакли заканчиваются трагически, почему?

— Этот вопрос я и сам себе часто задаю в последнее время. Причем задаю уже после — видя результат. Я честен перед собой: ну не могу я найти на сцене повода посмеяться от души. Может, потому что в повседневной жизни много пошлых альтернатив. А театр именно то пространство, где я могу высказаться серьезно. И спектакль — это мое ощущение той или иной проблемы.

— Вы очень серьезно относитесь к жизни?

— Нет, давайте скажем так: я серьезно отношусь к театру. К жизни, может быть,  более поверхностно. Потому что у меня есть такое пространство свободы, как сцена. Здесь я могу говорить на любую самую серьезную тему. У меня есть возможность, есть ресурс, есть способ привлечь к себе внимание. Представьте: приду я к другу и начну говорить о Боге, о проблемах, с ним связанных. Он послушает меня раз, два, а потом скажет, что занят…

Когда же люди приходят в театр, они готовы на начальной секунде ко всему, и, если я правильно начну диалог, я их втяну в обсуждение темы. Я счастлив, что занимаюсь этой профессией и у меня есть такая возможность. Ведь в жизни все разговоры гораздо приземленней — на бытовом уровне, и остаются разговорами.

О священных коровах
— Вы — хороший инсценировщик, но каждый раз хочется конкретизировать мотивы: говоря о спектакле «Kill», зачем вы проделали такой гигантский труд и практически переписали пьесу Шиллера?

— В каждом конкретном случае свои мотивы и свои векторы работы. Я считаю, текст пьесы — это не священная литература. Книжный текст, возможно, имеет ценность как артефакт, как памятник культуры и т. д. Текст пьесы — это просто рабочий материал. Что касается драмы «Коварство и любовь», она написана в 1784 году, и по-серьезному, по-настоящему поставить ее сегодня в театре — задача возможная, но неинтересная. Во-первых, в той или иной сцене мы постоянно сталкивались с тем, что в речи героев Шиллера очень много пафоса, литературы — в жизни мы так не говорим. И играть так на сцене сегодня нельзя. А я все-таки стараюсь сделать эту историю реальной, такой, которая могла произойти здесь и сейчас. Во-вторых, пьеса эта чересчур социальная — про дворян и мещан. Первые очень подлые, вторые — хорошие. Еще там много коррупции: подделывают подписи, воруют деньги. Это все, может быть, было удивительным для немецкого обывателя конца XVIII века. Для нас — нет, потому что на данном этапе нашей истории мы живем, как немцы в пору Шиллера. Кстати, чаще всего эту пьесу и ставят сегодня ради подобных аналогий. Но я посчитал, что это неинтересно. В нашем спектакле ключевая тема — тема жертвы. Жертвы как понятия религиозного — жертвы священной, искупляющей. В конечном итоге весь спектакль — это попытка понять, что такое жертва, имеет ли она смысл?

— Обычно за смелость в интерпретации классики приходится платить. Вы не боитесь демонстративных уходов из зала?

— Это нормально. Самое важное для меня — диалог со зрителем, и моя задача спровоцировать его на это. Больше всего я не хочу — я устал! — все время делать хорошие правильные спектакли, где все правильно, где все всем нравится… У меня нет никаких иллюзий: я знаю, что сто процентов зрителей, исключая две первые премьеры, никогда не читали Шиллера. Поэтому написано ли на афише «по мотивам» или не «по мотивам» — они вообще на это не обратят внимания. Тут фамилия главного героя — Миллер, и, думаю, главная ассоциация для таких зрителей будет с американским пивом этой марки. То есть я с ними на диалог по поводу интерпретации классики не могу рассчитывать, как это было с «Онегиным». Там хоть сюжет многие знали, поэму читали… Хотя многие и не читали. И диалог завязывался, по крайней мере, с самим фактом существования пушкинского романа. «Kill» — самодостаточная история, сочиненная мной. И апеллирую я тут к сознанию современного молодого человека, который не читал и не прочтет Шиллера. То есть человека, свободного от авторитетов.

Кому он нужен, этот…
— А зачем он вам нужен, любитель пива?

— Мы сейчас живем в таком мире, сломанном-поломанном и до предела информатизированном, где есть все. Вот я сейчас телефон открою и узнаю, увижу практически все, что пожелаю. Современного человека не удивить, что на сцене кто-то в кого-то влюбился, что там звучат высокие слова — ему это будет смешно… Я стараюсь ориентироваться на такого зрителя, который полностью включен в сегодняшнюю жизнь. Он, к примеру, видел, как 11 сентября в Нью-Йорке падают башни, и фальшивыми страданиями на сцене его не поразишь. Я про такого зрителя говорю, когда называю пиво. Он не будет, сидя дома, перечитывать перед спектаклем Шиллера, чтобы что-то там сравнить. Он наберет за две секунды и прочтет в Википедии сюжет пьесы. Поэтому я должен быть максимально доступен, максимально прост, понятен, я не должен в спектакле заумствовать. Там, внутри — пожалуйста, я могу для себя что угодно напридумывать, и знатоки это прочтут. Но по первому плану я должен быть понятен человеку, у которого на меня мало времени.

— Обратная связь с этими людьми у вас есть? Что им в ваших спектаклях интересно, что надо?

— Им ничего не надо. Их не ставит в тупик форма — они все считывают, все понимают. Им интересно. Когда, к примеру, они смотрят «Онегина», у них нет как авторитета автора, так и ощущения оскорбленных эмоций оттого, что спектакль, скажем так, начинается с любовных стонов. Как у дамы, которая на позапрошлом спектакле демонстративно хлопнула дверью и с репликой: «Это что за порнография?!» вышла из зала. Она купила билет, а ей показывают ТАКОЙ театр. Меня же волнует другое: моя задача, чтобы человек, который живет в современном контексте, сходил на спектакль и не пожалел потраченного на театр времени… Такие отзывы мне важней всего. Потому что я какую-то социальную функцию все-таки хочу здесь на себя взять — говорить об основополагающих, по-настоящему важных для каждого человека вещах. И как минимум я должен быть этим молодым людям понятен. Потому что тех, кто ходит в театр специально на Пушкина или Островского, не надо звать — они сами придут.

Вам было интересно?
Подпишитесь на наш канал в Яндекс. Дзен. Все самые интересные новости отобраны там.
Подписаться на Дзен

Новости

Больше новостей

Новости районных СМИ

Новости районов

Больше новостей

Новости партнеров

Больше новостей

Самое читаемое: