Наш собеседник сегодня — известная поэтесса, автор двух десятков сборников стихов, лауреат литературных премий имени Гарина-Михайловского, имени Владимира Зазубрина и к тому же опытнейший литературный редактор Нелли Закусина. На рабочем столе у неё свежий номер журнала «Новосибирск», куча своих и чужих рукописей.
— Нелли Михайловна, извините, что сбиваю вас отнюдь не на профессиональный разговор. Недавно президент Дмитрий Медведев в своей статье «Россия, вперёд!» обосновал необходимость и обозначил конкретные пути модернизации не только экономики страны, но и всего российского общества, в том числе и его гуманитарной сферы. Он сказал буквально следующее: «Инновационная экономика возникнет, конечно, не сразу. Она — часть культуры, основанной на гуманистических ценностях. На стремлении к преобразованию мира ради лучшего качества жизни, ради освобождения человека от бедности, болезней, страха, несправедливости. Талантливые люди, стремящиеся к обновлению, способные создавать новое и лучшее, не прилетят к нам с другой планеты. Они уже здесь, среди нас». Как вам всё это?
— В принципе, ничего нового, и хорошо, что «наверху» понимают это: ни о каком развитии, экономическом, демократическом, научном и в целом социальном, не может быть речи, если не будет духовной, культурной среды. (Я говорю о духовной культуре в широком смысле).
Этот процесс взаимосвязан: высокий — для каждого времени свой — технологический уровень производства создаёт материальные возможности для творчества, и наоборот: культура бытия, эстетическая среда формируют потребность в новом технологическом развитии. У нового века «планка» потребностей человека очень высокая. И сегодня мы наблюдаем пока резкий крен, смещение акцента в сторону «технизации» нашей жизни. На мой взгляд, довольно высокий уровень технического развития современных средств не только информации, но и в целом человеческого общения, коммуникаций, в том числе и в сфере культуры, пока не привлёк, не приобщил к высоким образцам широкие слои населения, или, как небезызвестные классики говорили, народных масс. Отсюда сплошь и рядом перекосы: за культуру пока выдаётся псевдокультура, или коммерческая: попса на эстраде, «мыльные оперы» на экране, за «художественной» фотографией не видно живописи и т.д.
— Но ведь зато свобода! Если у вас нет денег на издание, допустим, книги, вы можете создать свой сайт или выложить в блогах свои стихи или прозу. И есть примеры, когда благодаря Интернету миру стали известны новые литературные дарования...
— Смешно было бы возражать против Интернета как способа нынешнего тиражирования своего творчества. Я и сама постоянно пользуюсь компьютером, и, слава Богу, что он есть. Но как бы это сказать помягче: «заборная» графика, например, существовала всегда, но только сегодня её назвали граффити. То же самое и с искусством слова. Свободное словоизвержение не есть литература. Литература возможна только как профессиональный цех, со своими законами развития, живого общения, журналами как трибуной для обнародования уже созданного, книгоиздательством и книготорговлей, наконец. И единичные примеры литературного прорыва через Интернет скорее подтверждают правило: писательство — это, прежде всего, среда. В своё время и «Сибирские огни» (первый в стране литературно-художественный и общественно-политический журнал), и другие литературные журналы возникли именно на подъёме жизни.
— А подпольная литература, андеграунд?
— Она всегда была оборотной чертой тоталитарного общества. Андеграунд — это не ново. Своего рода — это протестный шаг... Эта литература рождает многих прекрасных писателей, но, к сожалению, еще больше полуграмотных прилипал.
— Люди постарше любят вспоминать прошлое. По их словам, прежде к литературе внимания власти и общества было больше?
— Не совсем так... Но какая-то «сермяжная правда» в этом есть. За десятилетия в Советском Союзе сложилась стройная и высокопрофессиональная система реализации литературного таланта. Союз писателей не просто объединял собратьев по перу, но это была своего рода очень большая школа, академия для молодых писателей. Её иерархичность сегодня для многих действительно непонятна. Выдергивается из контекста, допустим, тот факт, что секретари СП имели дачи, машины и т.д. Но ведь руководителями СП были, как правило, действительно выдающиеся литераторы, без которых понятие академии немыслимо. Это, действительно, были настоящие писатели... А уж какие у них были дачи и машины? Это смешно, с современного взгляда. Потому что начинали эти писатели, в основном, в бараках. У Виктора Петровича Астафьева, писателя мирового значения, допустим, была «хрущевка» в Красноярске и старый дом в родной деревне Овсянка.
Мне посчастливилось перенимать литературный и человеческий опыт у Елизаветы Стюарт, Елены Коронатовой, Ильи Лаврова, Владимира Сапожникова и других поэтов и писателей общесоюзной значимости. Когда-нибудь их «откроют» для коммерции... Потому что ими созданы удивительные произведения.
— И всё же книжные лотки, магазины сегодня ломятся от обилия литературы, в том числе и российской классики!
— Ну, ломятся... Очень вкусно оформленные книги. Но цены! Слава Богу, что книга ещё востребована. Хотя цифры тиражей — на порядок и два ниже — говорят сами за себя. Что значит сборник стихов тиражом в пятьсот экземпляров? Это знакомым раздать. Большинство известных мне новосибирских поэтов и писателей пишут безо всякой надежды на публикацию.
— А как же насчет детективов?
— Детективы — это отдельная тема. Детектив детективу рознь. В конце концов, «Преступление и наказание» — тоже детектив. Конечно, то, что сейчас массово издается, не имеет к литературе как к таковой никакого отношения. Но мало того: даже выходящий в нашем городе журнал «Новосибирск», который мог бы представить наш город как очаг и культуры, и экономики, и науки, издаётся, по сути, по принципу — когда деньги найдутся.
Вы же видите буквально гору рукописей у меня в кабинете? И нам бы хотелось, чтобы издание выходило чаще, отражало всю богатейшую культурную жизнь мегаполиса.
— Ну, вот вы и сами говорите, что культурная жизнь у нас и без того богатейшая...
— Разумеется, многое делается. Рождественский фестиваль искусств стал заметным явлением в культурной жизни всей России, музыкальный фестиваль «Покровская осень», театральный «Сибирский транзит» и т.д. Активизируют свою деятельность союзы художников, архитекторов, у которых даже свой богато иллюстрированный журнал появился. А с литературой, я бы так сказала, выражаясь современным языком, пока абзац.
Никому она, литература сибирская, по большому счёту не нужна.
— Но есть точка зрения, что делить литературу по региональному признаку неверно: Василий Шукшин, он и в Москве, и в Африке Шукшин...
— Это не сказать, что несчастье, это невесёлая особенность нашей страны: со времён Чехова — «В Москву, в Москву!» Да, столица во все времена привлекала русского писателя гораздо более широкими возможностями для издания своих произведений. Туда они стремились и стремятся сейчас, в лучшую сторону ничего не изменилось. Многие новосибирцы и сегодня издаются сначала в Москве, а потом уже дома. Но первый роман Шукшина «Я пришёл дать вам волю» был опубликован в «Сибирских огнях». В городе Новосибирске! Анатолий Иванов, напоминаю, — «Вечный зов», «Тени исчезают в полдень», тоже начинал здесь, работал в «Cибирских огнях» . Можно приводить ещё десятки примеров, когда местные журналы, книжные издательства стали питательной средой, почвой для рождения таланта и его последующего выхода на большую арену.
— Но говорят, что литературный процесс и в прежние годы происходил не только на семинарах Союза писателей, но и в... кочегарках?
— И такое было. Но не нужно кочегарку или котельную 70-х воспринимать как подполье. Кочегарка предоставляла талантливому человеку возможность заработать на хлеб насущный, при этом не отягощая его душу какими-то другими заботами. Сама я бывала многократно в таких кочегарках... Это был скорее не протест, а уход от мирских забот — дач, машин, квартир и т.п. во имя литературного творчества.
Там, кстати, родились многие интересные поэты.
Но что-то я не слышу о современных котельных, чтобы там образовывались литературные кружки или происходили общения писателей. Время, конечно, изменилось, но изменились ли мы сами в лучшую сторону? Зависимость от денежного мешка в любом виде искусства стала почти абсолютной.
— Но ведь так было всегда: от «тандема» Микеланджело и Медичи до Саврасова и Третьякова?
— Это действительно извечный вопрос: кто же заказывает музыку и где начинается и кончается заказное искусство или, как сейчас иногда говорят, социальный заказ. Ничего плохого в том нет, что Путин принимает участие в заседании творческого совета на «Мосфильме» и обещает помощь государства в подъёме российского кино. Серьёзные литературные премии типа «Большая книга» тоже, разумеется, делают своё нужное дело. Но... как и в спорте, о котором мы сейчас так много говорим, в литературном процессе нужна система. Без неё будут отдельные достижения, но не будет в целом среды, в которой формируются не только таланты, но и, простите, потребители искусства, то, что Андрей Дементьев в известном стихотворении называет гениальными слушателями: «Кто-то пусть гениально играет на флейте, но ещё гениальнее слушали вы!» То есть мы вплотную подходим к формированию не просто культурной среды, но и человека действительно образованного, с высокими духовными потребностями, способного к самостоятельному творчеству.
Говорят, научно-технический прогресс возможно было осуществлять и в «шарашках», куда Сталин с Берией в своё время согнали чуть ли не весь цвет технической интеллигенции страны. По большому счёту творческая мысль страны начала освобождаться от «шарашек» только во второй половине 80-х. Но было слишком поздно: по всем позициям мы отстали настолько, что взрыва уже было не миновать. Он и произошёл в 91-м, правда, совсем не такой, на какой рассчитывали по-настоящему демократические силы. Морального уродства конца 80-х—90-х не могли перенести не только Юлия Друнина (удивительная, уникальная поэтесса-фронтовичка, не пережив этого времени, покончила с собой), но, к моему большому горю, и многие наши писатели-сибиряки. Светлая память Леониду Чикину, Николаю Самохину, Геннадию Карпунину, Александру Плитченко и многим, многим другим...
«Когда уходит друг последний, так странно, не предупредив... Качается, тоску замедлив, знакомый простенький мотив... Ведь он уехал, он не умер... И счастлив, я надеюсь, он. По телефону длинный зуммер... Как долгий стон».
Пора, в конце концов, вспомнить и власти, и обществу, что Новосибирск некогда славен был как литературная столица всей Сибири. И, надеюсь, что так оно ещё и будет.
