«Если ты тепел, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих...»
Поэзия Малышева никогда не была теплой или тепленькой, напротив, она была обжигающе горячей — «высоковольтной», как определил ее поэт Александр Денисенко:
— Это были как бы «выбранные места из переписки с врагами», — писал он в предисловии к одной из его книг, — особенно с теми, которых не было возможности переубедить методом контактного разговора. Не сладкие акварели, а горькая щемящая правда о нашей многострадальной родине, о ее земных и небесных святынях, о духовном и сущем, о прекраснодушных стойких людях...
Малышев не просто «сочинял стишки», он относился к поэзии как к своего рода подвижничеству, выкладываясь в своих неистовых поэтических строках без остатка, со всей силой отпущенного ему темперамента:
Издревле в российском поэте
Жив, жив протопоп Аввакум.
За правду! За волю! За веру!
Кому там еще невдомек?!
Здесь Пушкина скорбный урок,
Как вечный укор лицемеру.
Его талант был высоко оценен Арсением Тарковским, Станиславом Куняевым, Николаем Шипиловым, Александром Плитченко... Редкий автор может похвалиться вниманием таких признанных литературных авторитетов, экспертов поэтического слова! Тарковский подчеркивал «мужское, мужественное происхождение» его стихов:
— Они жестковаты, хорошо закалены, исполнены подлинного мужского темперамента, осень выразительны. Им свойственен философский взгляд на окружающий мир, я бы сказал — не только изображение, а внедрение в родной и противоречивый пейзаж... Эти стихи проникнуты настоящей болью и патриотизмом в лучшем смысле этого слова...
Шипилов называл его миропонимание «феодорическим, святоосвященным», особенно отмечая «редчайшее целомудрие его поэтики, умение видеть в человеке — вневременное, чистое и высокое».
А слова Станислава Куняева из его письма Малышеву стали послесловием к одному из его поэтических сборников. Писать стихи Валерий Малышев начал еще в 60-е годы, однако его первая стихотворная книга увидела свет лишь спустя двадцать лет:
«Сколько времени потерял этот остромыслящий, чувствующий время правдиво и резко, поэт, — негодовал Куняев. — Его сильный скептический ум, его инстинкт правдоискательства, его чувство социальной справедливости, его жесткий взгляд на явления жизни, понимание того, как трудно живется человеку чести и совести, — все это, конечно, ставило шлагбаумы на пути стихотворений Валерия Малышева к читателю. И я крайне рад, что его сильная поэзия, в которой живет беспокойное, драматическое, кровоточащее время, поэзия, обогащенная жизнью сердца и пытливого ума, пришла к читателю...»
«Инстинкт правдоискательства» не оставлял поэта никогда — и в «оттепельные» 60-е, и в более поздние 70—80-е, и в лихие 90-е, и в «нулевые»... При всей своей бескомпромиссности, однако, его иногда резкие стихи никогда не несли в себе разрушения ради разрушения. Это всегда было обличение во имя созидания. Оборотной стороной его горького скепсиса всегда была обязательная вера в то, что светлое и лучшее впереди. В это его по-детски чистая душа верила столь же бескомпромиссно, как и слагала отчаянные стихотворные строки:
Когда-нибудь сможем на свете,
Уж коли на это пошло,
И петь, и смеяться, как дети,
Но время еще не пришло.
В 2000-м, когда началась вторая чеченская кампания, Малышев, принявший это как свою личную боль, отправился под Шатой, в расположение 74-й бригады. Там, на самой линии огня, он поддерживал своим поэтическим словом наших ребят, чем заслужил глубокий поклон и признательные слова комбата: «Браток, ты единственный из российских поэтов, кто был у нас здесь под Шатоем, в Аргунском ущелье, и читал нам свои стихи о Родине, о любви и солдатской чести. Поклон тебе, Валерий!».
А еще он писал очень пронзительные стихи о любви, и были они столь же мужскими и мужественными по своей сути, как и все остальные. В своей лирической ипостаси поэт оставался верен своей пронзительно откровенной и отчаянно бескомпромиссной музе:
...будто миг — неужели рассвет?
Ночь истлела в оконном проеме.
Мы одни, никого больше нет
В этой комнате, малом объеме
Невменяем и неизгладим.
Этот миг переполнен участьем...
Припадаю к коленям твоим,
Погибаю от приступа счастья!
Из жизни Валерий Малышев ушел 23 мая 2006 года. Оставив о себе светлую память. И свои обжигающие стихи, которые еще очень долго будут будоражить сердца и умы. Один из его сборников называется «Срывающийся крик». Это название как нельзя лучше отражает внутреннее состояние автора. Его крик не был криком отчаяния и безысходности, это был крик страдающего мужества, рвущийся из самых глубин обожженной суровым ветром переломных эпох души, переполненной болью и гневом.
И душой эту даль обойму,
Где всегда одиноко уму.
Где, родного простора утеха,
Горемычное выплеснет эхо
Оскверненные недра былого;
Где безмолвие русского слова
Пронизает насквозь бытие.
Где рыдает бессмертье твое.
