— Назовите, пожалуйста, три главных достижения наук о Земле за годы вашей жизни, то есть за последние 60 лет.
Первое — это формирование геодинамики: науки, объясняющей внутриземные движения. В XIX веке признавались только вертикальные движения, например, горообразование. Затем появились представления о горизонтальных движениях, дрейфе континентов. Борьба «фиксистов» и «мобилистов» привела к сегодняшнему синтезу представлений о движениях внутри Земли. Правда, её развитие пока не достигло уровня эффективной прогностики, предсказания тех же землетрясений.
Второе: геодинамика не могла бы состояться без развития геофизики. Долгое время геология базировалась на визуальных наблюдениях и анализе каменного материала. Геофизика утвердила постулат о том, что физические поля, измеряемые хоть с поверхности, хоть даже из космоса, являются носителями информации о строении Земли в совершенно разных масштабах, от всего земного шара до небольшой золотой россыпи.
Третье направление связано с палеонтологией и стратиграфией. С их помощью путем тонкого и всестороннего анализа в течение XX века удалось детально восстановить основные этапы развития жизни на Земле, начиная от ее зарождения, от первых колоний бактерий до гигантских динозавров и далее. Для того, чтобы эти сведения «вытащить», привлекались практически все научные методы. Мы получили картину мощных глобальных климатических изменений в прошлом Земли, правда, в геологическом масштабе времени предсказать изменения климата на короткую перспективу на основе этих данных пока еще невозможно.
— В современной географии уже не осталось практически никаких «белых пятен». А могут ли быть такие в геологии? Есть ли на Земле районы, мало изученные на предмет содержания недр?
— Есть два вида районов. Первый — это на самом деле «белые пятна». Самый известный из них — Антарктика и глубоководные океанические области. На территории бывшего СССР велась планомерная работа по изучению недр. При всей масштабности и напряженности этих усилий, Арктический пояс России все равно исследован не так досконально. Подобные области есть и в Туве, в Забайкалье и на Дальнем Востоке. Второй вид районов — вроде бы, хорошо изученный, но, подчеркну! — на современном уровне. Например, сегодня считается, что в молодых горах вулканического происхождения не может быть нефтеносных пластов. Но это сегодня, а завтра мы можем получить новые знания и скорректировать свои представления. Известно, что даже самый общий закон ограничен в своем применении. В силу этого некоторая область, где сегодня добывают только дорожный щебень, может оказаться перспективной, например, на платину.
— СМИ периодически публикуют заключения экспертов о том, что сегодня в России разведка месторождений полезных ископаемых отстает от их разработки. Верны ли такие утверждения?
— Как мы знаем, развитие в советское время было противоречивым, наряду с очевидными достижениями, было много ложных шагов. Но надо признать, что эту в ту эпоху часть финансов вкладывалась в будущее. Потому что господствовала философия будущего. И большие ресурсы направлялись в геологоразведку исходя из общей идеологии создания материально-технической базы нового общественного строя и «счастья будущих поколений советских людей». Сказывалась и закрытость границ, экономическая изоляция — считалось, что необходимо все ресурсы иметь на своей территории. Геологоразведка — это технология. Вложения в нее тянули за собой науку, создавали новые решения, создавался мощный кадровый костяк. Появлялись более узко специализированные разведки — по углю, нефти и газу, цветным металлам.
С середины — конца 1930-х годов геологоразведка пошла на восток и север страны: во многом готовя базу для применения подневольной рабочей силы. Первыми шли все-таки геологи. За 70 лет существования отрасли были разведаны и поставлены на баланс гигантские запасы практически всего спектра полезных ископаемых. Сегодня мы их разрабатываем, но мало готовим на перспективу. Потому что философия будущего сменилась философией даже не настоящего, а сиюминутного. «Ты умри сегодня, а я умру завтра». Фактически сегодня мы проедаем непредставимо большие запасы, открытые и разведанные в советскую эпоху.
Запасы, между прочим, можно наращивать и без геологоразведки. Запасы — понятие экономическое. Если мы получаем, например, новую технологию извлечения металла из отходов, мы тем самым создаем его новые запасы. Если цена на золото возрастает вчетверо — возрастают его запасы в денежном исчислении. И то золото, что раньше не бралось в расчет и не предполагалось извлекать, тоже прибавляется к запасам. Что же до геологоразведки, то она находится в таком состоянии, что даже если вложить деньги, то во многих регионах уже нет дееспособных организаций, нет специалистов, нет инфраструктуры. С одной стороны, это очень плохо, но, с другой стороны, появляется возможность создать новую геологоразведку, основанную на последних достижениях фундаментальной науки.
— Много говорится о необходимости омоложения академической науки, поддержке молодых ученых. Но насколько соотносим возрастной фактор с исследовательской результативностью? Есть ли «золотой возраст» для ученого?
— Я бы говорил об омоложении всей науки: не только академической, но и оборонной, а также корпоративной, которая в сравнении с академической «выглядит моложе». Газпром имеет мощные научные центры в Москве и регионах, есть свои научные центры у «Роснефти», «Лукойла», «Сургутнефтегаза». Я не скажу точно о возрастном составе в корпоративной науке, но она создавалась сравнительно недавно, там выше зарплаты — это более привлекательно для молодежи.
Не подлежит сомнению, что омоложение необходимо: свежая кровь, смена поколений. Это очевидно и вполне банально, но редко ставится вопрос о качестве новых поколений ученых. А ведь это главное. И здесь у нас есть существенные потери.
Сегодня Сибирское отделение РАН взяло курс на строительство жилья для научной молодежи. Это само по себе очень правильно. Однако может оказаться, что быстрое получение льготного жилья привлечет людей молодых, но мало способных к занятиям наукой. Не хотелось бы видеть наши институты заполненными такими молодыми учёными, которые, если бы не жилье, нашли бы себе иное, более соответствующее их натуре применение. Надо очень четко понимать: если мы создаем особые условия для молодежи, то критерии отбора этой молодежи должны быть жесткими и множественными — не только на стадии приема, но и в первые годы работы. Иначе мы рискуем повторить опыт 90-х, когда обучение в аспирантуре давало освобождение от службы в армии. С трудом удалось справиться с желающими до 27 лет ради этого «поработать в науке».
Что же касается «золотого возраста», то в этом вопросе можно опираться только на среднестатистические данные, установив, что математики, например, защищают докторские диссертации раньше биологов. Известно, что экспериментаторы «созревают» позже теоретиков. Но статистика верна только в обобщениях, но не в прецедентах. Я знаю людей, весьма плодотворных в 70 лет и, наоборот, угасших к тридцати.
