У Анфисы Федоровны скоро день рождения. Юбилей. Ей исполняется 85 лет. К ней придет много гостей — семья большая, дружная: дети, внуки, братья и сестры. Дети с внуками придут пораньше — помочь приготовиться, накрыть на стол. Уговорят надеть праздничный пиджак в полоску, что висит в шкафу в ожидании особо знаменательных дат. Она редко его надевает, но в такой день — можно. На нем — награды.
Без дней рождения...
Вот отпразднует Анфиса Федоровна Авласенко свой день рождения, а там и до 9 Мая недалеко. Тоже ее праздник. Ведь победа в Отечественную — это не только заслуга ветеранов войны, но еще и ветеранов труда, тех, кто трудился на Победу в тылу.
— Ой, господи, — шутливо причитает Анфиса Федоровна. Кокетничает. — Шутка в деле, мне уже 85, а тут и интервью, и фотосессия. Ну чисто звезда.
И интервью, и, так сказать, «фотосессия» в ее жизни — впервые. Впрочем, начать никогда не поздно.
Шестьдесят лет трудового стажа — вот то, что называется измусоленным словосочетанием «секрет ее молодости». Работа, работа и еще раз работа. Почти с детства и до семидесяти лет. А что, неплохой, видимо, «рецепт»: глаза сияют, обаяния — море.
Дни рождения Анфиса Федоровна любит, потому что поздно начала их отмечать. В ее детстве она «и понятия не знала, когда они, эти дни рождения». Семья огромная, тринадцать детей, правда, в живых остались лишь восемь, другие умерли еще совсем маленькими от детских болезней. В то время в деревнях такое случалось сплошь и рядом, в каждой семье.
— Я болела лишь один раз, но сильно-сильно, — рассказывает именинница. — Испугом. Мама водила меня к бабке на лечение. Изба была у нас большая. Две комнаты. Зато вместительные. Родители по деревенским меркам образованные были, особенно никогда нас не ругали, плохого слова мы, дети, от них не слышали. Мама изредка прикрикнет, когда мы расшалимся: «Вот отец придет, он вам задаст!» Помогало. А отец приходил и ничего нам не «задавал». Я и детей своих так рОстила: ни разу не прикрикнула. Родители мои все умели и нас научили. Вот только стряпуха я до сих пор никудышная. Все на улице работала, дома немного времени находилась.
— Пироги не печете?
— Если честно, нет: в магазине покупаю, — смущается Анфиса Федоровна.
Мужская норма для девчонок
«Скользкую» тему меняем:
— А школьные годы хорошо помните?
— В школу я ходила в соседнюю деревню. А война началась, пришлось бросить. Папа ушел на фронт, а мама осталась одна, с восемью детьми. К тому же она в то время начала сильно болеть. Я в тот день — 22 июня имею в виду — как обычно, пасла телят. Гоню их под вечер в деревню сердитая. Соседская девчонка выбежала навстречу и кричит: «Физа (это меня так все называли, страшно я имечко это не любила), война началась!» «Ну и пусть себе воюют», — буркнула и дальше пошла. А потом — боже-боже, поняла... И почти сразу отца проводили. Жизнь, конечно, поменялась. Мама на задах (в смысле, в огороде) сеяла ячмень, на теплоходе ездила в город, меняла куриное яйцо на отруби. Сестра целыми днями терла картошку на муку. Голодом не сидели, но жить стало намного труднее. До войны ведь родители получали детское пособие. Деньги приличные. Уезжали вдвоем на теплоходе утром, вечером возвращались — привозили нам одежду, пряники. Вот и праздник.
Мужчин в деревне не осталось, девчонки да бабенки всю работу делали, из мужчин — один бригадир — инвалид по зрению, но потом и его забрали. А пока не забрали, он однажды созвал собрание и говорит: «Нужно срочно отвезти пакет с документами в район». Далеко это, почти день пути, тем более, поздний вечер. Шутка ли дело. А я возьми и согласись. От страха, видать, на лошади проскакала туда и обратно за четыре часа: если скакать «махом», то есть не садясь в седло, можно именно так и доехать. Правда, если лошадь споткнется, а ты упадешь, и погибнуть не проблема.
Физа в колхозе пахала, сеяла, косила наравне со взрослыми женщинами, потом работала на лесозаготовках. Требовалось сдать норму, какую не каждый мужчина осилит. Не до веселья как-то было. А в 43-м году у Анфисы Федоровны случилось, что в ее семье до сих пор называют «великим путешествием Физы». Правда, не слишком веселым получилось то путешествие. И не коротким — длилось полгода, потому и «великое».
«Великое путешествие Физы»
В деревню поступил приказ — стадо колхозных овец и коров привезти в Воронеж. Двенадцать человек отправили на это задание.
— Сначала скот мы гнали пешком до Томска, — вспоминает Анфиса Федоровна. — Страх божий. Вот ведь судьба у человека. Два месяца шли. Точно помню: двести овец, а рогатых сколько было — не скажу уже. Ночью караулили их по очереди. Вымотались страшно, тем более, все это время ведь не мылись и нормально не ели. Потом, как в бане отмылись, почувствовали себя совсем другими людьми. Дошли до Томска. А там ведь и из других деревень скотину пригнали, и нужно ждать своей очереди на отправку. Нас поселили на постоялом дворе, и мы там еще два месяца прожили, спали на цементном полу. Из еды — пятьсот граммов затхлого несоленого хлеба. И больше ничего. Один плюс — шибко нашу компанию эта поездка сдружила. Каждый день ждали, что поедем, надоел страшно постоялый двор. А еще ведь телефонов не было-то, чтобы маме позвонить. Пока письмо дойдет... Наконец, настала и наша очередь на отправку.
Еще месяц ехали в поезде, зато в американских вагонах. Внизу — овцы с коровами, а вверху, на полках, забитых тюками сена, — сопровождающие. На станциях бочки с водой своим подопечным наполняли, а помыться самим — опять никаких условий...
Анфиса Федоровна вдруг замолкает, о чем-то задумывается и произносит:
— Помню, как на одной из станций из соседнего поезда высыпали девушки в военной форме. Молодые, красивые. Они ехали на фронт. Что с ними стало?
Память подбрасывает воспоминания, не спрашивая. Вот и ей та картина вспомнилась. Еще чуточку «пожила» той жизнью и вернулась к нашему разговору.
— В Воронеже только-только прошел фронт, еще трупы плавали в реке, — вспоминает Анфиса Федоровна. — Везде разруха, окопы, гильзы, осколки, обломки орудий. Мы жили в небольшом домике, в многодетной семье — мать и ее семь ребятишек. Постоянно приходили соседи. Наслушались разных страшных историй. Почти все плакали или словно окаменели от горя. Когда немцы пришли, многие жители ушли в лес, эта семья тоже. Но один из сыновей со своим другом для чего-то вернулись домой, хотели забежать ненадолго. Немцы расстреляли их прямо у порога. А чуть позже и на отца пришла похоронка. Насмотрелись всего, и уж нарадоваться не могли, когда поехали в свою родную Сибирь. Обратно быстро доехали, всего за две недели. Мама и плакала, и смеялась от радости. Не знала ведь, жива я или нет. А война закончилась, отец вернулся. Повезло нам. Стали они с мамой работать пчеловодами. И мама про свои болезни забыла, и я до пятидесяти лет ни таблеток, ни уколов не знала.
Лишь бы не было войны
Замужество, рождение детей и снова работа. Анфиса Федоровна работала комбайнером, дворником, слесарем, библиотекарем, кладовщиком, заведующей общежитием, гладильщицей — всего даже сама вспомнить не может. Кажется, и нет ничего особенного в ее биографии: сама ж удивляется и этому интервью, и «фотосессии». Может, оно и так. Кто-то в то время сутками не отходил от станка, кто-то, как Анфиса Федоровна, снабжал фронт провизией, кто-то под пулями копал окопы. Работали, не ожидая ни наград, ни почестей. Они и сейчас не спешат доставать из шифоньера «праздничные пиджаки в полоску с наградами». Оттого, наверное, мы так мало и знаем об их участии в Победе.
— Пока дети не выросли, я никуда не ездила, понятия не знала о курортах и санаториях, — ответила на последний вопрос Анфиса Федоровна. — А выросли — поездила немного. На пенсию вышла в семьдесят лет. Два месяца проревела: не привыкла как-то без дела сидеть. Но у меня все хорошие, и дети, и внуки. И вы тоже — хорошие. Все хорошо, когда никто не воюет.
