Новосибирск 2.5 °C

Я помню всё...

07.05.2010 00:00:00
Я помню всё...
Он отправился на фронт через день после последнего школьного звонка...

Его забрали в армию уже через день после последнего школьного экзамена. Было это 16 июня. Не то чтобы парень был потрясен такой внезапностью, но досада от того, что не смог как следует проститься с учителями и одноклассниками, оставалась. И все-таки свой счастливый лотерейный билет он вытянет не раз. Сначала, когда пароход, на котором новобранцев отправляли из Новосибирска в Барнаул, задержался. Непредвиденной задержки хватило ровно настолько, чтобы успеть с пристани сорваться в школу на выпускной вечер и, махнув всем рукой напоследок, вернуться назад. А главный свой выигрыш, скорее всего, достался ему в Остраве 8 мая 1945 года, когда пришло известие о капитуляции Германии. Надо было пройти Сталинград, пол-Европы, вдоволь насмотреться человеческого горя, чтобы ошалеть только от одного слова «Победа!» Сегодня Василию Тихоновичу Вельмезеву 88-й год, но события тех лет до сих пор остаются в памяти до мельчайшего эпизода. Помнит дорогу до Иркутска, где впоследствии оказался в военно-инженерном училище, только что эвакуированном из Чернигова. Там готовили специалистов среднего комсостава для возведения мостов, переправ, строительства дорог. Именно на пути к Иркутску будущих курсантов настигло известие о начале войны. Грамматику военно-инженерной профессии пришлось осваивать экстерном. Еще не закончив училище, безусые курсанты в августе 42-го были направлены в Оренбург, где формировалась пехотная дивизия. В их числе и сержант Василий Вельмезев. А три месяца спустя, он уже держит путь на запад...

— Какими остались ваши впечатления о том времени?

— Сильнее всего врезались в память уже зимние события декабря 1942-го, после того, как нашими войсками была занята часть городской территории. Как сейчас, стоят перед глазами остовы сгоревших зданий. Или сильно поразившее меня тогда одно из подвальных помещений. Войдя в него, мы с другими бойцами нашли там сбросанные в кучи матрацы. А между ними то там, то здесь замерзшие, забинтованные трупы немецких солдат. По всей видимости, они после перевязки прятались от декабрьских морозов, да так там и замерзли.

Почему-то запомнились железные кровати в оставленных полуразрушенных квартирах. Одни кровати, без малейших признаков постельных принадлежностей. В сильные морозы стылое железо в помещении без окон и дверей — все это выглядело как продолжение картин смерти и войны. Помню, глядя на такой интерьер, дал тогда себе зарок, что если, оставшись живым, вернусь в родную Сибирь, ни за что не обзаведусь мебелью из металла — только из дерева. Если та состарится, то хотя бы на дрова пригодится. Кстати, спустя 64 года так и поступил — всю старую мебель сжег на даче.

— А население Сталинграда?

— С его жителями приходилось встречаться в самых неожиданных местах. Во дворе одного дома, в щели, превращенной в землянку в виде буквы Г, мы встретились с чудом оставшейся в живых старухой лет семидесяти, а, может быть, и старше, и ее правнуками — мальчиком лет пяти и девочкой лет четырех. Построенное на скорую руку сооружение было укрыто лишь железными листами и закидано травой и землей. На полу — несколько сухих шкур крупного рогатого скота, принесенных из разбомбленного неподалеку мясокомбината. Кормились студнем, сваренным из тех же шкур. Голодные немцы не раз отбирали его, поэтому старуха впоследствии варила его только на одну еду. Мы угостили детей сахаром. Те держат его в руке, не зная, что с ним делать. Похоже, видели в первый раз... Потом старуха долго благодарила нас. Вторя ей, мальчик заглядывал в наши глаза: спасибо, дяденьки, дай вам Бог доброго здоровья. Следом лепетала девочка что-то похожее. Эти наивные слова разрывали наши сердца. Провожая нас, старуха вдруг запричитала: «Когда же вернется советская власть? Я бы сдала их в детдом и спокойно умерла. Живу ради них одних. Отец деток на войне. Жив ли? Мать погибла под бомбежкой».

Все, что было у нас съестного, мы оставили в землянке. Но потом еще долго вспоминались их лица, а вместе с ними лица родных и близких, оставленных в Сибири. А что там с ними?

— И все же человеческой памяти свойственно обычно хранить не только одни страдания.

— Конечно, и на фронте случалось забавное. После полного окружения немецких дивизий наши войска еще долго сжимали кольцо вокруг Сталинграда. Иногда прилетали вражеские самолеты и для поддержки своих сбрасывали металлические бочки. Большая часть груза сразу падала в тыл наших позиций, поскольку мы уже успевали занять место сброса. Однажды саперы, которых я сопровождал, прочистили минные заграждения и продвинулись вглубь территории, где должны были быть немецкие части. Шли по глубокому снегу. Вдруг увидели какой-то предмет. Подошли поближе. Предмет оказался цилиндром. Сначала подумали, что это бомба. Но бомб из жести да еще с дверкой посередине и конусообразным концом не бывает. Открыли. Внутри оказался второй цилиндр с десятилитровое ведро. Извлекли его со всеми предосторожностями, так что один солдат потрошил содержимое цилиндра, а остальные, на всякий случай, стояли в стороне.

Наконец, на свет была извлечена пакет-посылка. Развернули — там десять упаковок по десять плиток шоколада — как раз по килограмму на нос. Не было никаких сомнений, что эта посылка предназначалась генералу Паулюсу. Но летчик или ошибся, или, побоявшись зенитного огня, не стал рисковать и был вынужден сбросить ее, надеясь, что она найдет своего адресата. Адресат нашелся в лице отделения саперов, которые с удовольствием, может, впервые в жизни, пробовали генеральский «подарок». Вместе с ними я тоже съел одну плитку и тут же почувствовал приступ тошноты. Видимо, от голода, да и к шоколаду не был приучен. Так что оставшиеся девять плиток обменял на трофейную авторучку, а что-то просто раздал.

— Но смерть все равно ходила рядом. Окажись найденный цилиндр начиненным не шоколадом, а взрывчаткой, все могло сложиться совсем по-другому. Каково в юном возрасте постоянно ощущать смертельную опасность?

— Представьте картину. Карпаты, конец войны... Ярко светит солнце. Я отправляюсь отыскивать ушедшие вперед при наступлении наши передовые части, чтобы засветло найти их, а вечером подвезти боеприпасы и продовольствие. По пути встречаю группу бойцов. Спрашиваю, где могут находиться наши части. Толкового ответа не получаю. Иду дальше. Жарко. Метрах в тридцати от себя вижу дерево, вокруг высокая трава. У основания дерево разбилось на три устремившихся вверх ствола. Как будто кто-то посадил его нарочно для красоты. Только залюбовался увиденным, как из травы выскакивают немцы. Направляют на меня автоматы: «Рюсь, рюки вверь!» В голове пронеслась мысль: «Конец войны, мы победили, а я, как дурак, попадаю в лапы фрицам». Падаю, вытаскивая пистолет, стреляю в их сторону. Сбрасывая с плеч шинель, несусь к ближайшему оврагу и успеваю спрыгнуть вниз. Немцы еще палят из автоматов, но уже вслепую.

Через неделю-другую снова оказался на том месте. Вспомнив, что где-то здесь осталась шинель, решил поискать ее. Кругом никого. Тишина, даже птиц не слышно. И тут на меня напал такой страх, какого я не испытывал во время последней встречи с врагом. Немцы в моих глазах предстали как живые, так что мурашки пробежали по спине. Тут же сломя голову бросился назад. Чем ближе было завершение войны, тем сильнее желание выжить.

— Действительно, нетрудно представить, какой желанной для всех виделась Победа.

— Тем не менее для меня она окончилась столь же внезапно, как и школьная жизнь. Утром 8 мая на торжественном построении нам официально было сообщено об окончании войны. А уже следующей ночью в вагоне поезда возвращался в Россию восстанавливать московско-курскую железную дорогу.


Вам было интересно?
Подпишитесь на наш канал в Яндекс. Дзен. Все самые интересные новости отобраны там.
Подписаться на Дзен

Новости

Больше новостей

Новости районных СМИ

Новости районов

Больше новостей

Новости партнеров

Больше новостей

Самое читаемое: