Жаркий август сорок пятого. Начало месяца. Четвертые сутки батальоны пылят в южном направлении. Там река Уссури, за нею Маньчжурия, где обосновались самураи. Противно бьет по ногам солдатская лопата. Как хомут, давят шею шинель в скатке, автомат и противогаз.
Недавно мне, сержанту, командиру стрелкового отделения, исполнилось девятнадцать. На службе год и девять месяцев. За моими плечами средняя школа и училище младших командиров. В кармане гимнастерки —комсомольский билет, в голове — серый туман...
Ротный Борис Куленков, капитан, по-нашему дядя Боря, доверил мне семерых солдат. Большинство из них мои одногодки. Служба свела нас в одну ячейку, тяжелая тропа вышла на всех одна. Первым за мною топает Сережа Фисенко, курский паренек. Выглядит как подросток. На его плече ручной пулемет Дегтярева. Он пулеметчик, первый номер, по положению заместитель командира отделения. До призыва на службу этот юноша с голубыми глазами побывал на временно оккупированной фашистами территории. Прошел там, как говорят, огонь и воду. Лиха хватил через край. Ему довелось ночевать во вражеской кутузке в качестве заложника. В случае гибели лишь одного гитлеровца в окрестностях села всех заложников ожидал расстрел. Сереже повезло.
За ним вышагивает высокий, худощавый Олег Гартман по прозвищу студент. Его, как и меня, сняли со школьной парты, вручив винтовку. Олег — тоже пулеметчик, второй номер. Винтовкой и пулеметом владеет умело. Уставы знает не хуже ротного. Надежен. Однако строевик из него не вышел. Экипировка висит как на «плечиках», ремень болтается.
«Колхозник», — часто говорил ему старшина, хотя в колхозе Олегу вкалывать не довелось. Старшине тоже. Гартман — ленинградец. В начале войны он с мамой в числе других эвакуированных оказался на Урале. Здесь окончил среднюю школу. Его отец погиб в блокадном городе.
Утром 8 августа вышли на берег Уссури. Маячила большая драка. По небу с запада наползали тяжелые тучи. Пока разрозненные. С радостным гулом встретили нас полчища летающих «вампиров». Эти дальневосточные твари очень крупные. Они, не разбирая, кто командир, кто рядовой, атаковали каждого большими массами. Накомарников у нас не было.
Уссури, по сибирским меркам, река небольшая, но судоходная, порою коварная. Летом, в период муссонных дождей, ее уровень имел привычку неожиданно повышаться. Потоки воды накатывали с гор, и многие веси оказывались затопленными. Случалось, река уносила дома, как картонные коробки. Нас она встретила мирно, воды несла проворно. С противоположного берега зловеще взирали две темные и высокие наблюдательные каланчи. С них мы, безусловно, были видны, как на ладони. Не нужен и бинокль.
В тылу в километре за нашими передовыми стрелковыми позициями и дальше устанавливались орудия. Колесо к колесу. Грозная сталинская машина вышла на тропу войны. Скоро этот каток рванет по обозначенным генералами на картах маршрутам. На бумаге всегда выходит гладко. Ни оврагов, ни мин.
Всех накормили кашей. Не какой-нибудь там овсянкой, а рисовой. Рис американский. Каждому выдали буханку хлеба, пачку махорки (даже некурящим). В качестве «НЗ» (неприкосновенный запас) одарили банкой тушенки. Не густо, конечно.
Вечером небосклон заволокло тучами. От горизонта до горизонта начался дождь. Сыпал не переставая. Ни молний, ни грома. Позднее мы узнали, что ливень в ту ночь свирепствовал по всему намеченному фронту. Небеса выступили против нас — нападающих.
Ночью ротный собрал в блиндаже офицеров и сержантов. При свете коптилки он объявил, что Верховный приказал перейти кордон и вступить в боевые действия с японцами. Предстояло побоище с державой весьма воинственной, располагавшей в Маньчжурии отборной миллионной Квантунской армией.
Ротный держал речь, используя газетные штампы. Слушая его, никогда не подумаешь, что он прошел всего семь классов. Говорил гладко, голос металлический. Бросил несколько слов о коварстве самураев, потоплении «Варяга», сдавшемся Порт-Артуре. Мы же, с его слов, образец справедливости и добродетели.
Разменяв третий десяток, Куленков не видел в лицо ни одного японца. Я тоже. Вся информация об этом народе поступала в наши головы из газетных полос и радио. Там не раздавалось похвал в их адрес.
Заканчивая монолог на мажорной ноте, изрек, что идем сражаться за светлое «будущее». «Это будет «последняя война», — резюмировал он. Жаль, что ни одно из его пророчеств не сбылось.
Никаких вопросов. Все удалились угрюмыми и молчаливыми.
— Сразу же нас одарили патронами и гранатами. По потребности. К нашей радости, с нас сняли противогазы, определив их в обоз. Ротный старшина весело оповестил, что если противник будет травить газами, маски возвратят. Юморист и только! Так поступать рискованно. Но начальству, решили мы, виднее.
«Впрочем, — добавил сборщик средств химзащиты, — желающие могут противогазы не сдавать». Таковых в роте не нашлось. Все сдали.
Моя дружина разместилась в пулеметной ячейке, укрывшись плащ-палаткой. В первом часу ночи на 9 августа небо прочертила красная ракета. Началась пальба из ракетных установок. Полчаса за рекой рвались снаряды. Но сумбурная стрельба могла напугать лишь слабонервных обывателей. Таковых за рекой не оказалось. Самураев не испугаешь.
Наблюдательные вышки на том берегу как стояли, так и продолжали возвышаться над полем боя. Огневые точки (доты) уцелели.
На небе появилась серия разноцветных ракет. Последовало тяжелое расставание с родной землей, для одних на время, для других навсегда. Мысленно прощаюсь с мамой...
Торопливо тащим большую и тяжелую десантную лодку к воде. Прыгали в нее с завидной ловкостью и скоростью. Нас никто не подгоняет, но мы гребем изо всех сил, проявляя слаженность и умение, которых у нас никогда не было. Нас всегда гоняли в лесу, а плавать никто не учил. А некоторые солдаты, особенно степняки, вообще не умели плавать. Если лодку перевернет взрывом снаряда, быть им всем на дне. Спасать никто и не подумает. Спасательных команд не имелось. Похоронные были...
Река мгновенно оказалась забитой плавучими средствами. На воде возникает противное чувство беззащитности. Солдат открыт для любой шальной и прицельной пули. Реактивные снаряды, хороводясь, продолжают сатанинский вой над нашими головами, уходя вглубь обороны. Один из них рванул в реке. Фонтан разметал несколько лодок. Уссури приняла первые жертвы. Обидно, что ребята погибли от своего снаряда.
Вскоре с левой от нас неприятельской вышки застрочил пулемет. Только теперь орудия разнесли каланчу. Заодно снесли и другую. Из кустов начали стрельбу винтовки «Арисаки». По берегу ударили максимы, прикрывавшие десант. Кусты замолчали. Бой за плацдарм набирал силу.
Наконец, достигли противоположного берега. Нашу лодку течением немного снесло вниз. Причаливаем и прыгаем. Кто угодил в воду, другие оказались на земле. Мне выпала вода. Глубина до шеи. При выгрузке не повезло пулеметному взводу сержанта Омарова. Солдат, выносивший тело максима, после приводнения скрылся под водой. Большая глубина. Барахтаясь, с перепугу он выронил ношу, и ее ухватила река. Другие пулеметчики по нескольку раз ныряли, но Уссури не пожелала расстаться с добычей.
Узнав о случившемся, к ныряльщикам подошел ротный. На его плече висел автомат с плоским, очень удобным рожком. Выглядел он по-боевому. Поинтересовался, не утонул ли кто из расчета.
Получив информацию, распорядился: «Оставшиеся части от пулемета (щит, катки) оставить на берегу. Самим продолжать движение».
Капитан был спокоен. Никаких признаков растерянности. В первую очередь спросил, все ли солдаты живы, а не о пулемете. Это впечатляло. Небольшого роста, внешне незаметный, он превратился в настоящего вожака.
Продолжаем движение в заданном направлении. Впереди дозорные — те же смертники. Их периодически заменяют. Разновидность русской рулетки. Иди и гляди в оба. Ошибся — мина укоротит путь и жизнь тоже. А как разглядеть «сюрприз» ночью. Его и днем с огнем не сыщешь. Миноискателей нет. Кругом тьма. С неба без передышки хлещет ливень.
За дозорным надо идти цепочкой, не греметь оружием. Никаких разговоров. Ротный сверяет маршрут по карте, пользуясь компасом. Для этого периодически ложится на землю, заворачиваясь плащ-палаткой. У него фонарик. Рота в авангарде, ей надлежит обойти опорный пункт с фланга, зайти в тыл. Пройти нужно десятка два километров.
После речного купания и дождевого душа чувствую себя, как бездомная собака. Зубы стучат. Руки, как крюки. А впереди нас ждут элитные подразделения самураев-смертников...
