Вместо предисловия
В 90-е годы Марат Гельман бывал у нас достаточно часто. Приезжал с лекциями и привозил выставки тогда еще нового для нас актуального искусства. Выставки были на грани (а то и за гранью) фола. Они воспринимались неоднозначно: будоражили, возбуждали, восхищали, возмущали. И это нормально, поскольку в восприятии искусства, убежден галерист, не может быть единого мнения.
Галерея Марата Гельмана в Москве до сих пор ассоциируется, прежде всего, с арт-провокацией и скандалом. В круг художников его галереи входят, например, Олег Кулик и Александр Бренер. Первый известен своими перформансами, где предстает в образе человека-собаки. А второй — акцией в Стеделийк-музее: когда изобразил зеленой краской знак доллара на картине Казимира Малевича «Супрематизм», за что был приговорен к пяти месяцам тюремного заключения.
Марат Гельман — основатель самой скандальной новосибирской арт-группы «Синие носы». Случилось это в 1999-м, когда в рамках проекта «В поисках Золушки» галерист искал близких ему по духу художников по всей стране.
«Респект» и... серьга в левом ухе
В последнее время, однако, имя Марата Гельмана чаще употребляется не в сводках со скандальных московских вернисажей, а в связи с так называемым «пермским экспериментом», который радикально изменил культурную жизнь Перми и заставил говорить о городе, как о культурной столице. «Уроки Перми» были учтены при разработке проекта партии «Единая Россия» — «Культурный альянс». В Новосибирск Гельман прибыл как куратор проекта в рамках форума «Стратегия-2020».
Выглядит он сегодня весьма респектабельно. И лишь серьга в ухе напоминает о былом арт-хулиганстве. С этой серьги и начался наш разговор...
— О серьге у меня есть несколько историй. Все правдивые. Одна из них такая: когда поэт Тимур Кибиров, с которым мы знакомы много лет, обратился ко мне по имени-отчеству как к Марату Александровичу, я понял, что надо что-то делать со своим образом, который становится немножко каменным...
— «Пермский эксперимент» стал возможен благодаря вашим особым отношениям с сенатором Гордеевым и губернатором Чиркуновым. Между тем люди такого ранга, как правило, чураются скандала. Почему выбор пал на вас?
— Во-первых, особые отношения сложились уже после того, как мы начали работу. История вопроса такова. Город решил, что ему нужен музей современного искусства. Я предложил свою концепцию. Предлагал не только я. Были и еще концепции. Прежде, чем создать музей, было решено сделать выставку, чтобы проверить, как люди будут реагировать. Современное искусство — вещь не самая привычная и понятная, согласитесь. Когда делал выставку, не думал, что получится — это была своего рода утопия. Но выставка имела в городе огромный успех. Когда начали строить музей, вокруг него стали консолидироваться другие силы. Тогда и родился проект «Пермь — культурная столица». То есть все шло достаточно последовательно. И власти были достаточно осторожны, и я осторожен. И губернатор, и мэр не просто поддерживают проект, а являются членами команды, которая реализует все наши начинания.
Что касается репутации скандального галериста, то мы работаем с тем искусством, которое существует. И, если проанализировать выставки, которые проходили в галерее Гельмана в течение года, то в Москве их было пятнадцать, из них три — острые. Медиа обращает внимание только на них, поэтому и рождается такой образ. Хотя провоцировать — делать ситуацию более острой, более видимой — это одна из задач искусства. Искусство нельзя делить на провокационное и непровокационное. Нужно делить его на хорошее и плохое, интересное и неинтересное. Люди, которые со мной работают, понимают, что это образ самого искусства, а не образ Марата Гельмана.
— Последнее время мы не часто видим «Синие носы» в ваших проектах. Значит ли это, что вы несколько утратили к нашим художникам интерес?
— Ни в коем случае. Сейчас готовится большая выставка-ретроспектива. Это будет на «Винзаводе», а потом в Пермском музее. У нас давние отношения. И мы их поддерживаем.
«Высокие отношения» с Пелевиным
— Знакомы и дружны ли вы с Виктором Пелевиным? В своих «Прощальных песнях политических пигмеев Пиндостана» он весьма жестко прошелся по актуальному искусству, особенно по творчеству Олега Кулика...
— Я его люблю, я его обожаю, считаю одним из лучших писателей современности. Но он — певец массового сознания. Он отражает (хорошо это или плохо — другой вопрос) представление о современном искусстве масс. Когда люди чего-то не понимают, они это дорисовывают. Художественный рынок, конечно, всех интригует: почему этот набор полосочек стоит миллионы? Чем эти люди вообще занимаются? Если не погружаться в суть, то это может показаться очень странной деятельностью. Когда ты находишься за стеклом, не слышишь музыки, а только видишь, как люди танцуют, тебе кажется, что они производят хаотические движения, занимаются абсурдом. Если бы ты слышал музыку, то понимал бы, что это танец. Вот приблизительно так большинство сегодня современное искусство и воспринимает.
— Пелевин не завсегдатай ваших выставок?
— Нет. Он дружит с нашими художниками, но он вообще не завсегдатай. Надо сказать, что Пелевин вообще не ведет никакой светской жизни. Он — затворник и не появляется ни на каких мероприятиях.
— А репликами по поводу его выпада в «Пигмеях...» вы не обменивались?
— Нет, мы последний раз общались еще до выхода в свет его книги.
— А как поживают Кулик с Бренером?
— Кулик — замечательно. А Бренер фактически перестал быть художником и стал политическим активистом. Не в России, а в Австрии. У современного художника всегда есть опасность перейти грань: художник и дизайн, художник и карикатура, художник и журнализм... Политический активизм тоже в этом ряду. Вначале, когда переступаешь грань между художественным жестом и политическим поступком, возможно, этого и не замечаешь, но постепенно оказываешься в другом пространстве. С Бренером, к сожалению, это случилось. К сожалению, потому что он — фантастически талантливый человек, потерянный для нас.
А Кулик недавно сделал замечательную выставку «Архстояние» в качестве куратора. У него новый период в жизни. У нас всех новый период. Он занимается литургиями, он поставил в Париже оперу...
— Он стал респектабельным человеком?
— Очень респектабельным. Я по сравнению с ним шкодливый мальчишка, настолько он респектабелен (смеется).
Ещё раз о гранях допустимого
— В вашем московском офисе висит плакат «Художник всегда прав» (об этом любит упоминать пресса). И все же есть ли грань, за которую не должно, по вашему мнению, переходить актуальное искусство, каким бы смелым ни был художник? Или такой грани нет, и в этом подлинная свобода творчества?
— Есть такие грани, конечно. В первую очередь — это закон. Художник иногда сознательно его переступает, но он должен понимать, что с точки зрения закона он такой же гражданин, как любой другой. Когда группа «Война» рисует на мосту половой член — это мелкое хулиганство, и это еще искусство. Но когда твой поступок является серьезным нарушением закона — это недопустимо. Венские «акционисты», например, использовали как материал для своих работ собственное тело. Нельзя использовать, наносить вред, чужому телу. Эти грани меняются, они не безусловны, но они, конечно, есть.
Последует ли Новосибирск за Пермью?
— В сентябре у нас открывается Центр современного искусства. Есть ли договоренности о совместных проектах?
— Пока нет, но мы всегда открыты. Возможно, люди желают сначала создаться, и уже потом прийти с какими-то предложениями. Наш проект «Культурный альянс» как раз и пытается помогать таким инициативам — запустить механизм культурной экспансии.
— Может ли Новосибирск, по вашему мнению, последовать за Пермью?
— Я надеюсь. По крайней мере, своим экспериментом мы попытались разрушить известное предубеждение о моноцентрическом устройстве российской жизни. Искусство не делается только в пределах МКАД. Никаких внешних препятствий нет. И если этого не случится, то это будет лишь виной людей, которые здесь проживают и от которых зависит культурная ситуация.
