«Согласны ли вы с этим?» – с такого вопроса началась беседа «ВН» с доктором экономических наук, профессором Рифатом Гусейновым.
Перспективы промышленности не исчерпаны
– Идея, в принципе, неплохая. Наличие финансового центра подразумевает большое количество банков, бирж, других организаций рыночной инфраструктуры. Соответственно, больше налогов, рост благосостояния населения…
– Но нечто подобное мы проходили в 90-е годы, когда наш город стал превращаться в большую перевалочную базу.
– Именно так. Лишь замечу: не только в перевалочную базу в плане наличия товарных потоков. Не будем забывать и о потоках денежных. Если такое произойдет, то я ничего плохого в этом не вижу. История самых развитых стран знает такого рода преобразования.
Но перспективы промышленного развития Новосибирска не только не исчерпаны – они имеют огромный потенциал развития. Если в нашей стране действительно осуществляется переход к интеллектуальной экономике, экономике знаний, инновационной экономике, то лучше Новосибирска за Уралом места найти нельзя. По-прежнему сильны наши позиции в плане научно-исследовательских разработок, в оборонно-промышленном комплексе. Новосибирск традиционно был и остаётся генератором космических разработок, опытных производств, подготовки кадров для них. К сожалению, кризисы (имею в виду и кризисы 90-х годов) для нашей экономики оказались очень тяжелыми. Я часто езжу мимо приборостроительного завода. Не очень-то приятно смотреть на его здания, покрытые сегодня рекламными вывесками торговых центров, ресторанов. А ведь здесь когда-то был сосредоточен огромный интеллектуальный потенциал инженеров, конструкторов, учёных. Таких объектов в Новосибирске много. Здесь были и, слава богу, еще остаются институты с хорошей производственной базой. В нашем городе по-прежнему живёт множество людей, которые по тем или иным причинам ушли с этих производств, но готовы вернуться. Готовятся ли теперь в наших вузах инженерные интеллектуалы такого же уровня, как это было в 70—80-х годах? Не знаю точно. Мне не очень нравится то, что самые лучшие технические вузы Новосибирска становятся университетами с большой диверсификацией факультетов. Вплоть до того, что, скажем, в нынешнем НГТУ выпускаются филологи, журналисты и прочие гуманитарии.
Без подушки производства ничего не получится
– И всё-таки, если стоять перед выбором, какой путь для нас предпочтительнее: превращение в торговый, финансовый центр или же дальнейшее развитие промышленности?
– Думаю, что будущее Новосибирска – в комплексном развитии. В конечном итоге вся денежная сфера вторична по отношению к производству. Я получил в своё время не совсем правильное с точки зрения современных взглядов марксистское образование. И какие новые предметы ни преподавал бы, этот марксистский дух сидит во мне. Потому и считаю, что производство валового национального продукта – более важная задача, чем осуществление финансовых операций самого современного уровня. И если наш город утратит свой промышленный потенциал, это будет огромная потеря, которую не возместить новыми финансовыми инфраструктурами. То есть одно может уйти, а другое не появиться.
Наш город, как и страна в целом, не имеет оснований превратиться в финансовый центр без подушки производства. И если Лондон – финансовый центр, если Токио – финансовый центр, то это финансовое развитие произошло на базе высокого развития производства, а не наоборот.
– И здесь аналогии с другими государствами могут показаться очень натянутыми.
– Наверное. Хотя бы потому, что с финансовой точки зрения у нас очень оригинальная страна. Такая оригинальность проистекает из двух далеко не равных подсистем: Москвы и всей остальной России. Посмотрите на банки, на другие финансово-кредитные учреждения, на торговые центры. Здесь присутствует сильное давление Москвы или, что реже, других финансовых центров. Я даже не уверен, что такой расклад нужно менять. Сделаешь это специально – разрушишь то, что уже есть. А я крайний противник всякого разрушения. В этом смысле мне нравится региональная политика, осуществляемая в Китае. Китайцы с 1978 года строят свою экономику не на базе разрушений, а на базе параллельного развития. Они сохраняют то, что имеют, но при этом дают развиваться новому. Думаю, такой подход правильный. Не будем забывать, что и природа в своем развитии не делает скачков, а если и делает, то очень медленно.
В экономике очень сильна генетика. Новосибирск родился как промышленный и транспортный центр. В советские годы, особенно в годы войны, это направление развития стало самым характерным: так формировался город, так формировались застройки вокруг предприятий. У каждого завода были улицы специалистов. И эта генетическая связь прошлого с настоящим гораздо более сильно воздействует не только на структуру нашей экономики, но и на души людей. Есть такое английское понятие «spirit of the Russian economy» (дух русской экономики). И мы им обладаем. У нас есть дух промышленности. Главным человеком здесь всегда был инженер, конструктор, учёный. А когда наши молодые люди, студенты, видят, что главными людьми становятся финансисты, торговцы (при всем уважении к ним), – это и есть потеря генетической связи времён, что пагубно отражается на нашем развитии. Еще повторю свой излюбленный тезис: давайте развиваться параллельно — не вместо, а вместе.
Спад – явление временное
– Вас нисколько не смущает, что во многом промышленный потенциал Новосибирска создавался волевым решением руководителей государства?
– Думаю, что это был не насильственный ход, а естественный процесс, связанный с имеющимися в нашем распоряжении коммуникациями, с Транссибирской железной дорогой. Объективно, с точки зрения размещения производительных сил, это было лучшее место для сосредоточения промышленности. И остается таковым до сих пор. Со временем к этому козырю добавился еще один потенциал – наши научно-исследовательские институты и конструкторские бюро, вузы, а потом и академии. Это было плановое, вполне осознанное и очень эффективное решение. К сожалению, в двухтысячных годах все эти наши преимущества вдруг оказались тормозом развития. Впрочем, большой беды в этом нет: весь мир развивается циклически, и сибирский регион не исключение. Так что промышленный спад – явление временное. На новой базе, новых технологиях в области машиностроения, обрабатывающей промышленности, химии, биологии мы вполне можем возродиться.
– Но при этом наверняка придется выполнить ряд условий. Каких?
– Честно говоря, один из самых досадных результатов наших реформ – отказ от стратегического планирования и прогнозирования. Сейчас этому не учат ни в одном вузе. Профессионалов в планировании просто уже нет. А мир, в отличие от нас, развивается планово. В той же Франции есть комиссариат по планированию, специальное министерство по планированию существует в Японии. В США нет макроэкономического планирования, зато есть национальные программы, имеющие национально-отраслевые и национально-территориальные формы развития со всеми атрибутами плана. Те прогнозы, что время от времени выдает Министерство экономики, Министерство финансов или Центробанк России, слишком общи и конъюнктурны, чтобы относиться к ним серьёзно. В первую очередь потому, что у них нет ответственности. Не выполнили, ну и бог с этим! Вот простая ситуация: чем крупнее инвестиции, тем отдаленнее результат. А раз результат трудно предусмотреть в силу его отдаленности, надо планировать не только собственное производство, но и сбыт продукции, надо готовить потребителей. Это может сделать только крупное производство или государство. А ещё лучше, если они этим займутся сообща. Это то, что мы сейчас называем государственно-частным партнерством.
Прогноз
Рифат Гусейнов о сценариях развития экономики:
– Неожиданно для самого себя я стал противником сценарных подходов. Меня, например, коробит сценарный подход, основанный на ценах на нефть. Вот выступает министр финансов в Госдуме и во всеуслышание говорит: если цена на нефть будет такой-то, у нас будет один бюджет, если другой – совсем иной. Мне кажется, от сценарного подхода надо уходить на другой уровень — с новыми методами, с новыми инструментами планирования. Чтобы не мы зависели от окружающего нас мира, а он, чтобы, как это ни пафосно звучит, зависел от нас. Когда в 1991 году мы попали в жесточайший системный кризис, окружающий мир не обратил на это внимания: Европа и США ежегодно наращивали по 3—4% ВВП. Им было все равно: кризис у нас или нет. Другой случай: 2008 год. В Америке появился «насморк», а весь мир стал болеть тяжелыми простудными заболеваниями, потому что он так или иначе продолжал зависеть от одной страны. Ничего другого, кроме возрождения российской экономики, российского производства не только в промышленности, но и в сельском хозяйстве, в капитальном строительстве, в транспорте, в перспективе не может быть, если мы хотим остаться великой державой.
