«Мы ползли и кричали: «Ура, война закончилась!»

Вчера, 8 сентября, исполнилось 70 лет со дня начала тех трагических событий. Накануне памятной даты женщины из Новосибирской общественной организации «Блокадник» поделились с «Вечёркой» воспоминаниями о том, что невозможно забыть.

И без отца, и без крова

Зинаида Серафимовна Жукова:

— Я родилась в Ленинграде, в Петропавловской стороне. Когда началась блокада, мне было 10 лет. Папу сразу эвакуировали с завода. Мы с братиком несколько недель просидели на вокзале и никак не могли уехать. Мама нас сдала в детский сад от фабрики «Светоч», где она работала, и мы были там, пока мама была жива. Брат у меня погиб первым от голода.

Галина Николаевна Попова:

— У меня есть сестра Дорофеева Нина Николаевна, мы с ней двойняшки. Родились 3 декабря 1939 года. Когда началась война, нам ещё двух лет не было, поэтому воспоминаний немного. Помню, как мы траву с газонов рвали и ели. Помню ещё, что я у сестры всегда отнимала эту траву, даже дрались. Отец у нас воевал в финскую войну, был в плен взят, считался пропавшим без вести, потом нашёлся и защищал Ленинград. Тяжёлые ранения у него были – в голову и предплечье, в госпитале лежал, выписали его оттуда за три дня до смерти, умер от этих ран. 

И вот помню хорошо: его везли хоронить на санках завёрнутым в халат. А когда приехали, от фугасной бомбы дом рухнул, и остались мы и без отца, и без крова.

Наталья Петровна Кузьменко:

— Началась война, семья у нас была – мама, папа, брат Витя, который старше меня на 8 лет, и я – с 1937 года. Эти годы, конечно, просто страшно вспоминать. Папа сразу ушёл на фронт, мы остались. Зимой 41-го было холодно, на улице минус 40. Воду Витя на саночках с Невы привозил. Топить было нечем – в доме все книги и вещи из дерева сожгли, чтобы не замёрзнуть.

Ольга Георгиевна Ягунова (Мордвинова):
— В 42-м году мне было 7 лет. Я была одной-единственной дочкой у мамы с папой. Помню, как в наш дом попала бомба. Дом был в виде буквы П, половина полностью рухнула, а в нашей половине окна вылетели, мебель упала. Моя мама побежала спасать людей, которых завалило.
Папа был военным, прошёл финскую. Когда началась война с Германией, на фронт его не взяли, и он остался работать на ленинград-ском заводе по спецзаданию для оборонной промышленности. Благодаря моему отцу мы с мамой и выжили, потому что он нам немного еды подбрасывал – сухарики в коробочке приносил…

Смерть была совсем рядом

Галина Николаевна Попова:

— Когда мамы не стало, мы с ней, мёртвой, две недели спали на одной кровати. Потом сёстры пришли, они постарше были, унесли маму на чердак. И её 125 граммов хлеба нам доставались. Ну а перед тем как её унести, Витя мне говорит: Натка, ты подожди, я сейчас что-нибудь отрублю, и мы сварим с тобой… А рубить-то нечего – кости и кожа...

Лидия Степановна Волкова:

— Идём мы за этой пайкой хлеба в 125 граммов, видим человека – умирает с голода. Обратно идём – с него уже и валенки сняты, и всё остальное. Вещи тогда меняли на еду. Булка хлеба в то время стоила 100 — 150 рублей – это было очень дорого. Столько покойников на улицах лежало… Морозы были очень сильные, тела привозили и складывали на кладбище, копать было некому. Так вот, туда ходили люди, отрезали у покойников всё, что можно было сварить и съесть. А весной всех хоронили в общей могиле. Кошек, собак, мёртвых лошадей ели…

Наталья Петровна Кузьменко:

— Горчицу, столярный клей, кожаные ремни – это всё мы варили и кушали.

Эвакуация

Зоя Александровна Трошкова (Бодрова):

— Нас отправили в Краснодарский край, в Тимашевский район. Как мы туда ехали, я вообще не помню, запомнила только, как везли нас через Ладогу. Меня вывезли 10 апреля 1942 года, а 15-го дорога была уже закрыта. Мы, дети, сидели в кузове полуторки, нас чем-то белым сверху укрывали, сверху что-то строчило, жуткий шум был… Машина впереди ушла под лёд, а наша выбралась.

Галина Николаевна Попова:

— Самолёты летали, гул вот этот, и все из вагонов убегали во время бомбёжек. Я попала в Армению, мы с ленинградским детдомом приехали в Ереван и жили там год. И когда было объявлено, что окончилась война, мы от истощения могли только ползать, но ползли и кричали: «Ура, война закончилась!»

Ольга Георгиевна Ягунова (Мордвинова):

— Когда по Дороге жизни нас везли, помню – машина была крытая, с нами сидели солдаты. Я везла куклу, которую папа мне подарил, и уронила её на дорогу. Один солдат успел выскочить из кузова, подобрал куклу, забрался обратно и отдал её мне. И эту куклу я привезла с собой в Новосибирск, мы её потом поменяли на мешок картошки.

Лидия Степановна Волкова:

— Нас эвакуировали 26 марта 1942 года. Везли через Ладож-ское озеро по Дороге жизни. Мы ехали по льду, уже была вода до середины колёс. В эту ночь три автобуса с народом ушли под лёд. Нам повезло…

Дорога в Сибирь

Лидия Степановна Волкова:

— Приехали на вокзал – стоит состав длинный-длинный. Всех разместили по вагонам в товарняке, там двухэтажные нары, буржуйка… И мы поехали. Ехали целый месяц до Иркутска. Так долго ехали, потому что отсюда шли военные составы с оружием, и нас постоянно в тупики загоняли, чтобы пропустить эти поезда. Помню ещё, как нас в баню дважды возили – пропаривали все вещи, чтобы не было тифа и вшей.

В Иркутске мы пожили месяц. Затем приказ пришёл – отправить нас на север, на рыбозаводы, чтобы готовить продукцию для фронта. 

И приехали мы в Якутию. Мы, дети маленькие, таскали кирпичи, доски, из которых мужчины строили временные бараки. Потом уже к осени дома на двух хозяев возвели, дали квартиры, где мы и прожили до окончания войны. После поехали обратно в Ленинград. Остановились в Новосибирске, на вокзале переночевали, наутро видим объявление: на завод Чкалова требуются бухгалтеры, начальники, прорабы. Мы поехали на завод, и нас сразу взяли. Решили – останемся, денег заработаем, потом поедем в Ленинград. Нам дали временное жильё, ну мы и остались. 35 лет я отработала на Чкаловском заводе бухгалтером.

Галина Николаевна Попова:

— Нас эвакуировали в Алтайский край. Ехали мы и ехали, поезд бомбили не раз, сестра моя терялась – это уже со слов мамы. Приехали на Алтай, в село Трусово, поместили нас в детдом. Через три года мама вышла замуж за директора школы. 

У него двое детей было, у мамы нас двое, в итоге стало четверо. А потом через год родились ещё двойняшки – в тот же день, что и мы с сестрой! Так что 3 декабря у нас в семье четыре дня рождения. Конечно, детство было голодное – крапиву рвали, лебеду в поле. Постоянно хотелось есть.

Жизнь продолжается

Зинаида Серафимовна Жукова:

— Больше всего, конечно, на нашем здоровье блокада отразилась. Все мы с ног до головы – больные. Вот нам капельницу врачи прописали, только одна стоит 30 тысяч рублей! Инвалидность дали, 2-ю группу.

Галина Николаевна Попова:

— Если бы не приютивший нас Алтай, мы бы просто погибли. Хорошо, что здесь были такие добрые, порядочные и отзывчивые люди, которые нам помогали во всём.

Сегодня моя сестра Нина – директор школы в Алтайском крае, в Заринском районе, а я ведущим инженером проработала в НГПИ. Работаю до сих пор, параллельно тружусь в ТСЖ. Имею 55 лет стажа.

Зоя Александровна Трошкова (Бодрова):

— Здесь, в Новосибирске, у меня семья была. Мужа совсем недавно похоронила, два сына было, сейчас один остался. Четверо внуков, правнучка есть. В общем, живём. Но знаете, всё равно чувствуется пережитое: я вот до сих пор даже крошку хлеба не могу выбросить!

Наверное, я выжила потому, что мама назвала меня Зоей. Зоя в переводе с греческого означает «жизнь». На Ладоге я не утонула, с голоду не умерла, видимо, этим именем мама так меня на жизнь запрограммировала…

Справка

Блокада Ленинграда продолжалась 872 дня. Голод, проблемы с отоплением, паралич транспорта на фоне сильных морозов привели к сотням тысяч смертей среди жителей. По некоторым данным, погибли до 1,5 млн жителей. Только 3% из них погибли от бомбёжек и артобстрела, остальные – от голода, холода и болезней.

Единственным путём сообщения с окружающим миром оставалось Ладожское озеро, недосягаемое для артиллерии врага. Автотрасса по льду водоёма получила название «Дорога жизни».

В Новосибирской области сегодня проживают 560 бывших блокадников.