Слово - читателю
Несколько лет назад я приехал в район города, где прошло детство. Приехал вместе с мамой. Она долго стояла в растерянности, не узнавая мест, а потом стала вглядываться в прохожих, чтобы увидеть знакомые лица. Но время, увы, неумолимо. И, может быть, эти строки в какой-то степени хотя бы на миг воскресят былое, ушедшее навсегда.
Города моего детства - Новосибирска 50-х годов прошлого века - давно уже нет. Вернее не всего города, а кусочка - квартала по улице Ермака.
Квартал был ограничен улицами Татарской и Ипподромской. На каждой стороне квартала стояло по 10-12 домов, почти все они были сложены из бревен, но два или три были засыпных и столько же каменных. А в одном из домов на нашей стороне квартала жил старик, которого называли квартальным. Улица была широкая и заросшая травой. Машины почему-то очень редко проезжали по ней. Тротуар и на нашей, четной, стороне и на нечетной был сплошь земляной и лишь кое-где вымощен камнем. Перед отдельными домами на заросшей травой части улицы лежали горками бревна. И было очень интересно лазить между ними. Не помню, чтобы по улице свободно бегали собаки. Но они были почти в каждом дворе. Также почти в каждом дворе держали какую-нибудь живность: коз или свиней.
Адрес нашего дома: ул. Ермака, 66а. На улицу выходили ворота с калиткой. В так называемом дворе росли кусты малины и смородины, а перед самым домом - небольшой цветник. На заднем дворе были грядки с овощами, яблони-полукультурки и хозяйственные постройки. Стайка, где содержалась коза, угольный и дровяной лари под навесом.
Под номером 64 значился двухэтажный деревянный дом, в котором жило много семей. В одной половине первого этажа, окна которого, прижатые к самой земле, выходили на улицу, жили тетя Маруся и дядя Саша. Дядя Саша работал на заводе Чкалова и был степенным человеком. Тетю Марусю я запомнил быстрой, худенькой женщиной с чем-то вроде чалмы на голове. Она не работала и готовила еду мужу, сыну и коту Барсику. Когда в 1954 году я пошел в первый класс 95-й школы, то букет цветов собрали и тетя Маруся, и Ольга Павловна, жившая во второй, внутренней половине первого этажа.
Мои родители тогда дружили с Яковом Яковлевичем и Ниной Николаевной Выходцевыми. Не помню, кем был Яков Яковлевич, но, кажется, имел какое-то отношение к архитектуре, от него я услышал странное слово «Сибстрин». А Нина Николаевна была театралкой и меломанкой. Жили они в большом и просторном своем доме. Дом, наверное, и сейчас стоит за магазином на улице Селезнева, недалеко от монтажного техникума. После, как сейчас понимаю, наших убогих домиков их дом казался мне дворцом. В гостиной стоял рояль и звучала музыка. В кабинете хозяина дома притягивали взгляд настольные часы зеленоватого цвета. Но больше всего запомнилась не только ванная комната в доме, а ощущение какой-то свежести, там как-то по-особенному дышалось. Собирались здесь Цветковы, Кондаковы... Эта компания приходила в гости и к родителям. Все размещались в нашей единственной комнате. И никому не было тесно. Мы с сестрой в это время устраивались в маленьком закутке, где жила бабушка за печкой.
А если идти по улице Ипподромской вниз, в сторону речки Каменки, то сначала стоял длинный барак с большим полупустынным двором, а потом дом, в окнах которого всегда были выставлены елочные украшения и игрушки.
На противоположной стороне улицы, за тополями находился какой-то завод. Тополя эти и сейчас стоят шеренгой вдоль улицы. В дни выборов ходили с бабушкой в маленький клуб завода и смотрели кинофильм «Герои Шипки». Улица Державина почему-то мне казалась торжественной. Видимо, из-за росших на ней елей. После Державина шла большая улица Ломоносова, проезжая часть которой была вымощена камнем. На низкой ее стороне располагались магазинчики: молочный с большим окном и крыльцом; продуктовый с высокими, застекленными прилавками и хлебный. А от магазинов в сторону школы N 95 за оградой тянулось татарское кладбище. Там росли березы и еще были видны надгробные обелиски.
Сейчас на месте кладбища находятся многоэтажные дома. На другой, высокой стороне Ломоносова росли клены, а за ними стояли деревянные домики.
Прямо посередине Ипподромской располагался крошечный домик - деревянная водокачка с маленьким, в две грядки, огородиком. В домике жили две женщины-лилипутки. Из стены домика выходил кран. Но потом на углу у завода появилась колонка, и воду надо было набирать, накачивая рукоятку.
С папой ходили в баню, которая находилась на Логовской улице. Баня так и называлась - Логовская. Почти на углу улиц Ермака и Логовской стоял маленький деревянный домик, в котором когда-то жила семья Шамшиных, принимавшая участие в революции то ли 1917 года, то ли 1905 года. На бревенчатой стене дома висела мемориальная доска.
Жизнь на квартале была полудеревенской. Летний день тянулся очень долго. В воздухе пахло травами, в комнате было прохладно. А зимой лазили по крышам сараев, стаек и заборам. Город же начинался с улицы Гоголя. Если к ней идти по Ипподромской, то выходишь прямо на остановку трамвая. Остановка называлась «Сенная». Здесь стояли торговые ларьки с маленькими окошечками и парикмахерская. Виднелись пожарная машина, каланча и какой-то длинный забор. Очень смутно помнится церковный храм, и мы с бабушкой подходим к нему.
Все дома на улице Гоголя были частные, деревянные. Самым заметным было двухэтажное белое кирпичное здание, в котором находилась столовая. Если ехать на трамвае в сторону рынка, то с правой стороны открывалось большое, незастроенное домиками пространство - там когда-то находился ипподром. А в начале 50-х годов в строениях ипподрома или в специально построенных павильонах была сельскохозяйственная выставка. Однажды в дождливый осенний день ходили туда с папой. Запомнилась большая деревянная арка.
Я давно не хожу в район, где прошло детство, и не ищу уцелевшие следы прошлого. Пусть все останется в памяти так, как было. И буду верить, что жизнь на квартале продолжается, что так же стоит домик Ермака - 66а. И так же тянется летний вечер, а из окна, открытого в передний двор, доносится щемящий запах ночных цветов...
