|
| Фото из журнала "Огонек" |
«...Люди-то они все хорошие. Да только квартирный вопрос их совсем испортил», - говорил булгаковский Воланд о москвичах.
С момента написания «Мастера и Маргариты» прошло почти 70 лет. За это время квартирный вопрос испортил не только москвичей, но и новосибирцев. История, произошедшая в одной из коммуналок Ленинского района, иллюстрирует как нельзя лучше нашу нерадостную реальность, в которой человеческие отношения доходят до абсурда из-за пресловутых квадратных метров.
Десять лет назад жительница Новосибирска Екатерина Кожевникова (здесь и далее все фамилии изменены из соображений личной безопасности журналиста) встретила Анатолия Барсукова. Она давно в разводе. Он - вдовец. Немолодые люди полюбили друг друга и вступили в законный брак. В 1995-м Барсуков прописал супругу на своей жилплощади, а именно в двух комнатах пятикомнатной коммунальной квартиры по улице Серафимовича, где уже была прописана дочь главы семейства Лариса Мокроусова с двумя несовершеннолетними дочерьми. В тот период Лариса с отцом не жила. Конфликт между ними, как говорят соседи, начался еще до встречи Анатолия Барсукова с Екатериной Кожевниковой. Поэтому Лариса с легкостью дала разрешение на то, чтобы чужая, по сути, женщина получила право на их жилплощадь.
Однако через год Фортуна повернулась к членам этого семейства не лучшей своей стороной. Лариса поссорилась с мужем. Идти, кроме отчего дома, оказалось некуда. Пришлось примириться с родителем, с которым не общалась несколько лет. Но мира не получилось. Две женщины - одна жена, другая дочь - не нашли общего языка.
Со временем противостояние обрело такой масштаб, что уже не могло уместиться в стенах коммуналки и перешло в здание Ленинского народного суда. Лариса Мокроусова настаивала на принудительном выселении Кожевниковой с жилплощади, мотивируя свое требование тем, что она в 1995 году не давала своего согласия на вселение мачехи в их комнаты. Однако судья нашла документальное подтверждение того, что Мокроусова не возражала против вселения Кожевниковой, и отказала Ларисе в ее требованиях выселить Екатерину Николаевну.
На общей кухне представительницы слабого пола продолжали выяснять отношения силовыми методами. Анатолий Барсуков метался между двух огней, принимая то сторону жены, то сторону дочери. В конце концов многолетний конфликт до предела измотал и без того потрепанного жизнью главу семейства. В ноябре 2001 года Барсуков умер.
Вернувшись с похорон мужа, Екатерина Кожевникова обнаружила, что ее вещи стоят в коридоре, а двери комнат закрыты изнутри и открывать ей никто не собирается. «Иди в милицию», - посоветовала одна из соседок.
Участковый уполномоченный, дежуривший 10 ноября 2001 года в 3-м отделе Ленинского РУВД, на территории которого все происходило, выяснив ситуацию, отправился вместе с Кожевниковой в квартиру. Пришедших встретил град ругательств и выкидываемые из-за дверей тяжелые предметы. Тем не менее по настоянию милиционера Кожевникову все-таки пустили на ее законную жилплощадь. «Подавай в суд, мать», - резюмировал участковый.
Восьмого января 2002 года судья Ленинского райнарсуда вынесла решение о закреплении за Кожевниковой 4,25 квадратных метра жилой площади в двух комнатах площадью 10 и 7 метров. Лариса Мокроусова и две ее дочери получили в наследство от отца и деда также по 4,25 метра на человека. В квартиру пришел судебный пристав, показал постановление суда, раздал всем ключи от комнат и от входной двери, разъяснил, кому что принадлежит, и ушел.
Для жильцов квартиры начался кромешный ад. Комнат по четыре квадратных метра, понятное дело, не бывает. Поэтому, согласно судебному решению, в комнате вместе с Кожевниковой должен был жить кто-то из Мокроусовых. Разумеется, в реальной жизни такое оказалось невозможным. Кожевниковой по большей части приходилось ночевать в коридоре.
В апреле 2002 года, после очередной драки с Ларисой, когда та в припадке ярости принялась крушить мебель и рвать одежду, принадлежащую Кожевниковой, Екатерина Николаевна обратилась с заявлением о нанесении ей телесных повреждений и материального ущерба к начальнику 3-го отдела Ленинского РУВД. Заявление в канцелярии пожилая женщина по наивности регистрировать не стала, отдала лично начальнику. Тот пообещал, что поручит это дело следователю, а потом передаст в суд. Когда через несколько дней Кожевникова спросила, как идет следствие, в милиции сделали удивленные глаза. Оказалось, никакого заявления никто никогда не видел, соответственно, дела не возбуждал. Ну а на нет, как известно, и суда нет.
Отчаявшись добиться помощи и защиты в Ленинском РУВД, Кожевникова в октябре 2002 года обратилась в УВД Новосибирска, начальником которого в то время был Александр Воробьев. После чего ей прислали бумагу следующего содержания: «Факты, изложенные в вашем заявлении, частично подтвердились. С гражданкой Мокроусовой проведена профилактическая беседа о недопустимости в отношении вас противоправных действий».
Лариса Мокроусова тем временем подала кассационную жалобу на решение Ленинского суда. Она продолжала настаивать на том, что Кожевникова вселилась на 4,2 квадратных метра в коммуналке незаконно. Областной суд оставил все как есть и снова поручил приставам вселить Кожевникову на ее четыре квадратных метра. На этот раз процедура затянулась, потому как сначала пристав не застал дома Ларису Мокроусову, потом сам не явился в назначенное время. Придя в третий раз вместе с понятыми и Кожевниковой, представитель судебной власти натолкнулся на активное физическое сопротивление Ларисы, ее детей и бывшего мужа, забаррикадировавшихся в комнатах.
Все закончилось тем, что пристав после беседы с агрессивно настроенной стороной «по ту сторону баррикад» просто ретировался с «театра военных действий», оставив составленный судом акт вселения на тумбочке в прихожей и предоставив Кожевниковой самой сражаться за право жить в своем доме. «Я бы на вашем месте обратился к бандитам», - в сердцах бросил он.
- Да где ж я их найду, бандитов-то? - сокрушается Екатерина Николаевна. - Попросила было одного. Про него соседки сплетничают, будто он в «братках» ходит. Но «браток» ответил, что в мою проблему ввязываться не станет - боится. Потому как разъяренная баба в сто раз страшнее мужика с автоматом.
Недавно Екатерина Кожевникова снова подала в суд. На этот раз она требует, чтобы Лариса Мокроусова выкупила у нее четыре квадратных метра в коммуналке, и на этом обещает тяжбу с падчерицей закончить. «Я бы купила избушку-развалюху и дожила бы спокойно то, что Бог мне отмерил. А сейчас нет мне ни счастья, ни покоя». Лариса уже дала свой ответ: никаких денег она платить не будет, а будет продолжать «гнобить» мачеху. У суда нет полномочий насильно заставить кого-либо что-то продать или купить.
P.S. Лично меня во всей нашей жизни больше всего угнетает сознание собственной незащищенности. Незащищенности от всего: от грабителей и насильников на улице, от квартирных воров, нечистых на руку торговцев, продажных чиновников, соседей-хамов, подлецов и предателей. А как иначе расценивать ситуацию, если, когда я прихожу к людям в погонах и прошу защиты, мое заявление выбрасывают в корзину, потом говорят, что в глаза не видели ни меня, ни моих заявлений. Когда я набираю «02» и кричу «Помогите, убивают!», мне отвечают, что в служебной машине нет бензина, сотрудников не хватает, зарплата у них маленькая. И вообще, сегодня произошло уже десять убийств, а меня еще не убили, а только собираются, так что, стоит ли беспокоить милицию по такой ерунде. Когда я обращаюсь в суд, те, кто призван исполнять судебные решения, открыто признаются в собственной недееспособности. После этого я не понимаю, для чего я хожу на выборы, плачу налоги...
Но главный абсурд нашей жизни все-таки в том, что человек, всю жизнь проработавший на благо родного государства, не заработал средств, достаточных для того, чтобы на старости лет обрести собственный угол.
