Как известно, вреден не алкоголь, а злоупотребление им. Это аксиома, многократно к тому же проверенная едва ли не каждым. В конкурсной почте по этому поводу есть немало рассказов, которые мы публикуем в умеренных «дозах», дабы опять же не злоупотреблять. Сегодня как раз такой случай.
Юрий Дмитриевич Зубков, проживающий в Новосибирске на улице Ипподромской, поведал нам прямо фантастическую историю про своего бывшего соседа, выпивавшего крепко, но поборовшего таки эту пагубную страсть. Замечательно, что рассказ не только смешной, но и поучительный. Судите сами.
Как покойничек гроб продал
Каких только неожиданных встреч не случается в дороге! Вот, к примеру, в поезде Новосибирск-Новокузнецк встретился я с одним знакомцем - Петром Сазоновым, с которым в прошлом вместе работали в геологических партиях, а теперь он - проводник этого поезда. В служебном купе под душистый чай, настоянный на травах, вспоминали геологические будни. И рассказал он между прочим мне такую вот историю.
Пока ходили мы с ним по тайге, матушка его в Крупце на Белгородщине скончалась, и ее похоронили сердобольные соседки, такие же бедные, как она, солдатские вдовы. Поставил он по приезду на могиле простой деревянный памятник, сделал из штакетника оградку, чтобы бесприглядные козы и коровы не потоптали дорогой холмик. Выполнив таким образом сыновий долг, от полной безысходности ударился в разгул, благо достать дешевый свекольный самогон у местных шинкарок не составляло труда.
- Допился я, можно сказать, до чертиков, - продолжал Петр. - Жил, бедствовал один в неприбранной и захламленной хатенке, кое-как слепленной из чего попало сразу же после оккупации с помощью тех же солдаток. Мать-то до самой смерти умудрялась своими слабыми силенками поддерживать ее в опрятности, не давая разрушиться, а теперь рушилось все, и я ничего не ремонтировал и даже не прибирал мусор. Чуть протрезвел - тоска зеленая заедает: ведь остался один-одинешенек - хоть волком вой! Одна забота: как бы похмелиться. Вот так и допился до канавы, которая была перед хатой и которую мне, пьяному, не всегда удавалось преодолеть.
Однажды свалился я в нее и провалялся до следующего утра. Соседка, выгнав корову в стадо, заподозрила неладное, подошла, потолкала, перевернула на спину, а у меня - никакой реакции. Встревожилась, разбудила племянницу - молодую фельдшерицу, недавно присланную в село. Конечно, опыта у нее было маловато, а тут - такой случай! Пощупала мою руку и, не найдя пульса, определила в покойники. Соседка сбегала на конюшню и вскоре возвратилась на телеге вместе с конюхом. Взгромоздили меня на телегу и по совету фельдшерицы отвезли в больничный ледник.
Проснулся я от ужасного холода. Продрог до самых костей, зуб на зуб не попадает. Гляжу - под потолком тусклая лампочка на проводке весит, сам лежу на каких-то странных нарах, обитых оцинкованным железом, и никакой подстилки подо мной. Вроде не вытрезвитель: там хоть и раздевают, но на койку кладут и простынку дают. А тут - на голом железе, без ничего, да еще при собачьем холоде! Еще и воняет какой-то гадостью. Все еще ничего не соображая, поднялся, толкнул дверь - оказалось, не заперта, - и вышел в коридор. Там на скамеечке, свернувшись калачиком, дремал какой-то старичок. Тронул я его за плечо, чтобы узнать, наконец, где я, а он, как увидел меня, ойкнул, свалился на пол, мелко закрестился и зашепелявил: «Свят, свят, свят!...» Понял я, что ничего от него не добиться, и вышел наружу. Тут только узнал нашу сельскую больницу. Стало быть, обретался я в морге...
Потом мне рассказали, что наш сосед Митрофаныч, узнав о моей «смерти», побежал к председателю сельсовета сообщить об этом и попросить, чтобы он заказал в столярке гроб. А тот как будто даже обрадовался его сообщению: «Слава Богу, еще один никудышный алкаш отпился, все поменьше безобразий в нашем Крупце будет!» А гроб, конечно же, заказал.
К вечеру из хорошо оструганных сухих досок гроб привезли в мою хатенку. Соседки к тому времени немного в ней прибрались и, чтобы перебить устоявшийся сивушный дух, набросали на пол пахучего чабреца. Покончив с этим делом, они уговорились завтра же по-быстрому и без лишних хлопот схоронить непутевого соседа.
Теперь опять обо мне. Как есть в натуральном виде огородами и задами чужих садов добрался я к себе. Благо в этот предрассветный час улица была пустынной. В сумерках я не разглядел гроб, стоящий в сенцах, и загремел вместе с ним на пол. Чертыхаясь, зашел в хату, кое-как оделся и сел на кровать. Зверски хотелось выпить и закусить тоже: шутка ли - уже больше суток во рту не было маковой росинки! Так в тупом оцепенении просидел я до самого утра.
Когда уже совсем рассвело, звякнула щеколда, и на пороге появился Митрофаныч. Увидев меня, он, не пикнув, брякнулся на пол. Тут уже перепугаться пришла очередь моя: а вдруг он с перепугу помер!? Потормошил его помаленьку - без пользы. Зачерпнул ковшом воды из ведра и плеснул на лицо. Он открыл глаза, приподнялся на локте и замахал на меня другой рукой.
- Да не бойся ты! Не видишь, что ли: живой я! На - пощупай руку. Ну что, теплая?
- Вроде бы как тепловатая, - отвечает. - И взаправду живой. Чудеса в решете, да и только!
- Не больно-то складно получилось, - соглашаюсь я, - да теперь уж ничего не поделаешь: что вышло, то и вышло. И все бы ничего, но похмелиться хочется, а в кармане - ни шиша... Послушай, Митрофаныч, я же знаю, что тебе для ремонта прогоревшего пола доски нужны! Так ты купи у меня гроб, я недорого возьму - всего-то на поллитровку самогона.
- Скажешь тоже: кто же гроб у покойника покупает! Нет уж, обойдусь без твоих досок. А если бы и купил, как бы до дома понес?
- Так это - раз плюнуть: я же его разберу, и получатся обыкновенные доски! Даже не сомневайся: прямо сейчас начну его курочить! Он ведь теперь все равно мой: что хочу, то с ним и делаю.
Митрофаныч таки согласился. Ушел, вернулся с самогоном. А через некоторое время в хату вошли соседки с постными лицами - обряжать меня для похорон - и застали такую картину. Сидят «покойничек» с соседом, обнявшись, за столом, и заканчивают они обмывку неожиданной соседовой покупки. Они, понятно, тоже испугались, а потом плюнули с досады и убрались восвояси. Так мои похороны и не состоялись.
А на другой день во мне как будто что-то перевернулось. Сходил на матушкину могилу, покрасил памятник и оградку и там же поклялся больше никогда не прикасаться к спиртному. Теперь даже пива не употребляю. Так и стала та бутылка последней.
