Об одной русской судьбе
Одна из последних фотографий Н.М. Кристесен |
Если согласиться с Анной Ахматовой, что двадцатый век начался в 1914 году, то Ниночка Максимова родилась в девятнадцатом веке и в течение трех лет впитывала его теплую семейную атмосферу. А потом пришел двадцатый век, и за три года он разгулялся до урагана, который понесся по российским просторам от Невы до Уссури. И этот ураган закрутил маленькую девочку, и не в сказке, а по-настоящему унес ее сначала в Китай, а потом - в волшебную страну Австралию, о которой она с родителями читала в книге Жюля Верна «Дети капитана Гранта». Девочка эта прожила долгую жизнь - весь двадцатый век, и даже застала кусочек двадцать первого. Она стала Ниной Михайловной Кристесен, хозяйкой замечательной усадьбы Стэнхоуп в Элтаме, прелестном холмисто-зеленом пригороде Мельбурна. Она естественно и гармонично совместила в себе две культуры - русскую и австралийскую - и стала легендарным представителем русской культуры в Австралии и австралийским русистом в остальном мире. У нее были два таланта - талант любить людей и талант учить их. Именно люди были ей интереснее всего на свете, интереснее книг и произведений искусства. Когда она приехала в Россию после сорокалетнего перерыва, она ходила по улицам, ела в дешевеньких столовых, толкалась в общественном транспорте, лишь бы понять, чем они живут, что их волнует, какие они. Главным ее вопросом был «Ну, как вы?» Не формальный вопрос, после которого можно, не дожидаясь ответа, начать говорить «по делу». Нет, это был вопрос по существу, о том, что действительно волнует, чем человек сейчас дышит. И она проницательно всматривалась в отвечавшего. Для нее человек и был «делом». Она всегда была настроена помогать любому человеку, чем только могла. Совершенно бескорыстно, не ожидая ничего в ответ. Трудно придумать что-нибудь более ласковое и естественное, чем ее «Деточка, чем я могу вам помочь?» («Деточками» она называла всех моложе себя, и это выглядело замечательно, особенно при обращении к семидесятилетним старушкам). Виктор Некрасов хорошо определил это ее качество как «комплекс альтруизма». Об этом ее комплексе знали, его нещадно эксплуатировали - к ней обращались часто совершенно незнакомые ей люди и по самым разным поводам. Ее адрес был в базе данных администрации Элтама, и у нее постоянно жили те, у кого временно не было приюта. Жили, разумеется, бесплатно, хотя иногда Нина Михайловна обращалась к ним за небольшими услугами (это было единственным условием). Часто это были люди с психологическими проблемами, неуравновешенные, и Нине Михайловне приходилось с ними очень непросто. Нина Михайловна ненавидела насилие. Тем более что с детства привыкла к атмосфере своей семьи, где отец и мать нежно любили друг друга. Когда, приехав из Китая, Ниночка пошла в среднюю школу в Австралии, она отказалась подвергнуться телесному наказанию - битью по рукам. Собрала вещи и вышла из класса (в этом классе находился, кстати говоря, ее будущий муж Клем, который запомнил этот эпизод на всю жизнь). Она ненавидела насилие и поэтому помогала, как могла, всем, у кого возникали напряженности с режимом. Долгое время Нина Михайловна была членом Эмнести Интернэйшнл (Amnesty International), она следила за публикациями и принимала посильное участие в помощи преследуемым людям. Она устраивала благотворительные распродажи, писала письма протеста. В то же время Нина Михайловна активно участвовала в жизни Элтама, в акциях протеста против некоторых действий администрации, в частности, правительства штата. Она основала в Элтаме детскую библиотеку, помогала престарелым.
Встреча в Русском отделении Мельбурнского университета (Евгений Евтушенко и Нина Михайловна) |
Когда она ездила по Европе, она всматривалась в то, как преподают русский язык и литературу, она познакомилась с ведущими славистами мира, такими, как Унбегаун, Мазон, Оболенский, Коновалов, Виноградов, Алексеев и др. Задолго до того, как начали внедрять систему «погружения» и защищать по ней педагогические диссертации, Нина Михайловна организовала «погружения» в усадьбе своего приятеля - вывозила туда своих студентов на летнюю школу и штрафовала за каждое нечаянно вырвавшееся нерусское слово.
У Нины Михайловны в жизни было много горя, но и много радости. Кто-то ее обманывал, но ей и помогали как никому другому. Она встречалась и общалась с замечательными людьми - писателями, поэтами, музыкантами, художниками. И в то же время она искренне любила своих элтамских соседей, которые забегали к ней накоротке. Она пережила распродажу книг, подаренных ею университету, развал созданного ею русского отделения. Но она же, уже будучи смертельно больным человеком, добилась того, что Мельбурнский университет устами своего канцлера объявил о возрождении преподавания русского языка и литературы. И произошло это за пять дней до ее кончины.
P.S. В следующем номере «ВН» читайте воспоминания Нины Михайловны.