Продолжаем публикацию серии статей профессора Донских.
Начало в «ВН» за 22, 29 января; 12, 19, 26 февраля
|
| «Троица» Андрея Рублева - самый гармоничный и просветленный образ христианского Бога |
***
Ранее, в предшествующем очерке об историческом сознании русских, речь шла об обязательном формировании нашего отношения к: 1) человечеству (историчность - антиисторичность, 2) существующему (эстетизм - практицизм) и 3) к сверхбытию (мистицизм - материализм). Сегодня поговорим об эстетизме, о чувстве прекрасного. Мы либо воспринимаем существующее в идеальном аспекте, через категорию прекрасного (что и составляет эстетику жизни), либо относимся к нему не более чем к окружающей среде, необходимой для выживания. Основной тезис, который будет представлен здесь, состоит в том, что русское сознание в своем восприятии мира более склонно к эстетизму, чем к практицизму.
Очарованность светом
Мир - красота, гармония. Есть два разных понимания красоты. В одном случае - это гармония, равновесие, баланс частей. В другом - это проявление идеального, божественного под оболочкой материального, земного. Русское национальное сознание, несомненно, склоняется в сторону второго - угадывания небесного в облике земного.
С особой силой эстетизм проявился уже в историческом выборе, сделанном при обращении в христианство. Согласно легенде, Владимир посылает послов в разные страны, чтобы изучить и сравнить, как происходит богослужение. Послы ходили к мусульманам в Волжскую Булгарию, в немецкие страны Западной Европы и в Византию, в Константинополь. Послов потрясла красота греческого богослужения. По их словам, они не знали, где находятся - на небе или на земле, - потому что на земле нет такого великолепия и такой красоты. Конечно, можно сомневаться в правдивости этой истории. Но сама легенда очень показательна, потому что она отражает важное предпочтение народного сознания: красота богослужения - критерий истинности веры. Один из наиболее популярных образов Христа - это солнце правды. Образ сияющей красоты соединяет дохристианское отношение к обожествленному солнцу с новыми образами только что воспринятого христианства. Надо сказать, что было лишь два божества, распространенных у всех без исключения славянских народов, - это Перун - небесный бог грома, молнии и огня, и Сварог - бог небесного и земного огня. И, как видим, оба эти божества так или иначе связаны с огнем и светом.
Специфика русского эстетического восприятия мира с особой силой проявилась в двух его чертах - в очарованности светом и в целостности. (Разумеется, это не значит, что такого не было у других народов, но для русского самосознания эти черты являются решающими.)
По-видимому, не случайно славянское слово «свет» имеет два значения - «мир» и «свет». «Явиться на божий свет» - одно из часто употребляемых выражений. В свою очередь, весьма вероятно, что слово «мир» происходит от имени иранского бога Митры - солнечного бога света и одновременно бога общинного согласия. Таким образом, само понимание мира через слова тесно связано с образом света. Как говорил один русский книжник, «есть мир разума и есть мир чувств, один освещается Богом, а другой - солнцем». В то же время по мере развития христианского сознания свет чувственный все больше уступает место свету божественному.
Русское искусство иконописи, при абсолютном преобладании византийско-греческих образцов, демонстрирует, в отличие от них, тяготение к светлым краскам. Особенно выделяются золотой и небесно-голубой цвета. Знаменитый философ и священник П.А. Флоренский подчеркивал, что русские иконописцы пишут буквально «по свету». Свет на иконе соответствует золотому, и поэтому именно позолота понимается как чистый свет, а не один из многих цветов. Получается, что образы рождаются на поверхности золотого моря, их омывают потоки божественного света. Поскольку именно свет образует фон, он тем самым символизирует божественный мир, пронизывающий своими лучами мир земной.
Ту же роль играет золотой свет в общем облике русского храма. Золотые луковичные купола символизируют огонь, устремленный в небо. Это образ, отличный как от византийского, где купола символизируют небо как таковое, и от храмов готических с их устремленностью вверх как попыткой выйти за пределы земного мира.
Само восприятие родной земли пронизано световыми образами. Вот как представлена Русская земля писателем середины тринадцатого века в «Слове о погибели Русской земли»: «О, светло-светлая и прекрасно украшенная, земля Русская! Многими красотами прославлена ты: озерами многими славишься, реками и источниками местночтимыми, горами, крутыми холмами, высокими дубравами, чистыми полями...» Стоит обратить внимание не только на эпитет «светло-светлая», но и на то, что за словами «прославлена», «славишься» стоит образ славы, напрямую связанный со светом. Так что трудно представить более яркое и светлое описание своей страны. Или такое представление мученика из «Слова похвального» - «Для нас... он был пресветлой зарей благочестия, а ныне свыше светлейшим светилом в Руси воссиял».
Преисполненное единством
Кроме того, лучшие русские иконы с необычайной силой выражают такое качество, как целостность мировосприятия. Целостность - одно из ярчайших выражений чувства красоты и гармонии. Все оказывается частью целого, пронизанного божественным светом. Наиболее яркий пример - это, конечно, рублевская «Троица» - самый гармоничный и просветленный образ христианского Бога. Символ Троицы - единство и целостность Бога, Который Три в Одном, приобрел необычайную популярность на Руси. Биограф св. Сергия Радонежского пишет, что он основал церковь в честь Троицы для того, чтобы постоянное созерцание этой церкви позволяло преодолеть страх ненавистного разделения и вражды.
Устремленность к целостности нашла свое яркое выражение в создании так называемого высокого иконостаса. Мы привыкли, входя в русскую церковь, видеть несколько рядов икон, образующих стену, отделяющую алтарь от остальной части храма. Иконостас в таком виде - это отечественное изобретение. Он развился из простой невысокой перегородки и стал четко организованным сооружением из икон, правильно расположенных как горизонтально, так и вертикально. На Западе в Средние века были распространены так называемые «суммы» - огромные сочинения, дававшие учение о Боге в законченной, логически выстроенной форме. Искусствовед Н. Покровский замечательно определил иконостас как «Сумму теологии в иконах», потому что он представляет пришедшему в церковь полную картину невидимой части сотворенного мира (здесь нужно сделать оговорку: христианство представляет мир составленным из трех разных частей - божественной (несотворенной) и двух сотворенных Богом частей - видимой и невидимой. Видимый мир - это тот, в котором мы живем, невидимый - это мир ангельский, населенный небесными силами). Иконостас - дополняющая видимый мир картина мира невидимого. Эта картина объединяет космос и историю. Один из рядов икон представляет небесные силы, другие - земные события, ставшие принципиально важными в истории человечества. Иконостас открывается Благовещением и заканчивается образом Христа - судьи на Страшном Суде. И сам по себе иконостас своим положением между земным и небесным (алтарным) уже символизирует их единство. Таким образом, получается, что, в дополнение к общему целостному образу храма (разумеется, это характерно и для католических и византийских церквей), возникает центральный для храма образ единства Бога и ищущего спасения человека. И еще очень важно, что иконостас организует физическое и смысловое пространство таким образом, что каждая икона располагается не сама по себе, а оказывается частью целого.
Вообще роль иконописи стала решающей в России, потому что именно в этой сфере в основном и развивалось богословское мышление. Дело в том, что на Западе в это время (с XI по XV век) активно и плодотворно развивается университетское богословие. Русь в области образования по разным причинам резко уступает Западу, и именно в иконописи развивается абстрактная мысль. Например, в отношении к истории. Так, на иконе «Церковь воинствующая», написанной в 1552 году, в общий ряд традиционно изображаемых фигур, представляющих небесный Иерусалим, включаются св. Владимир, св. Борис и Глеб, св. Александр Невский, Владимир Мономах. Протягивается нить из священной истории к современному русскому царству. В иконописных образах царей прошлого находит свое выражение православный идеал правителя. Русские иконописцы весьма свободно обращались с сюжетами, включая мотивы из запрещенных (отреченных) книг, использовали образы хорошо им известной крестьянской жизни. Когда на Русь приехал замечательный ученый св. Максим Грек, он отмечал, что многие русские иконы не имеют аналогов в Греции.
Все от начала и все в нем
То же чувство красоты проявляется и в древнерусской литературе. Уже упоминалось о замечательно богатом и красочном стиле русских летописей, и на протяжении веков литературный вкус проявляет себя в самых разных жанрах, от описания путешествий до проповедей. Важно и то, что в летописях мы находим очень разные рассказы о событиях значительных и не очень, но при этом получается, что все они образуют одну непрерывную историческую цепь, а если учесть, что эта цепь протягивается от сотворения мира, то все события оказываются образами одной картины.
Как отмечал в свое время академик Д. Лихачев, у произведений древнерусского творчества есть одна поразительная черта - они всегда вписывают излагаемые события в историю, понимаемую как целостность. Почти каждое сочинение включает упоминание важнейших событий священной истории. Возьмем, к примеру, «Повесть о Горе-Злосчастии». Это рассказ о судьбе молодого человека, который в конце концов постригается в монахи: «А в начале века сего тленного сотворил Бог небо и землю, сотворил Бог Адама и Еву, повелел им жити во святом раю... Ино зло племя человеческо: вначале пошло непокорливо, ко отцову учению зазорчиво, к своей матери непокорливо и к советному другу обманчиво...» Таким образом, история одного человека, вписываясь в историю человечества, сразу становится своего рода притчей, выражающей вечные истины. Иногда это ощущение выражается, например, в сравнениях. Так, в «Задонщине», рассказывающей о Куликовской битве, можно прочитать: «Пойдем, братья, в северную сторону - удел сына Ноева Афета, от которого берет свое начало православный русский народ. Взойдем на горы Киевские, взглянем на славный Днепр, а потом и на всю землю Русскую. И после того посмотрим на земли восточные удел сына Ноева Сима...» Битва с татарами представлена как битва детей Ноя Афета (Иафета) и Сима, и тем самым она становится частью священной истории. С этим связана и такая черта средневекового сознания, как его символический характер - каждое событие наряду со своим прямым значением оказывается предупреждением или назиданием.
Но символическое отношение к миру не составляет специфики именно русского христианского сознания, то же самое, и в не меньшей степени, можно найти в Западной Европе. Специфика русского отношения в очень ярком ощущении непосредственного божественного присутствия, божественное разлито в мире. (Напомню еще раз, что речь идет только об идеале, в действительной жизни ситуация могла быть противоположной, как это прекрасно показано в фильме Тарковского «Андрей Рублев».) В одном из более ранних очерков говорилось об исихазме - византийском учении о пронизывающих мир божественных энергиях, благодаря которым человек может непосредственно ощущать Его присутствие. Один из наиболее известных случаев такого присутствия связан с именем св. Серафима Саровского. Помещик Мотовилов спросил старца Серафима, как узнать, что он находится в благодати Духа Святого. «Это, ваше боголюбие, очень просто!» - отвечал он мне... взял меня весьма крепко за плечи и сказал: «Мы оба теперь, батюшка, в Духе Божием с тобою!.. Что же ты не смотришь на меня?» Я отвечал: «Я не могу, батюшка, смотреть, потому что из глаз ваших молнии сыпятся. Лицо ваше сделалось светлее солнца, и у меня глаза ломит от боли!»
***
Этот разговор св. Серафима с его учеником состоялся уже в девятнадцатом веке. Именно в это время, когда начинает возрождаться русская святость благодаря монашескому движению, связанному с именем св. Паисия Величковского и с Оптиной Пустынью, параллельно древнерусская московская традиция возрождает себя, проявляясь в разных областях русской жизни. Разгорается интерес к древнерусской и народной литературе. Художественные промыслы со времен Екатерины Второй оказываются в руках старообрядцев, которые, как могли, хранили неизменно традиционные для Московской Руси образы и приемы, и поэтому продукция завезенных в XVIII веке из-за границы фабрик приобрела совершенно русский вид - появляются жостовские подносы, федоскинская миниатюра и др. Известный писатель и музыкальный критик князь В. Ф. Одоевский начал разыскания в области древней русской музыки и этим очень повлиял на таких композиторов, как Глинка, Римский-Корсаков, Чайковский. Так, Чайковский прямо ставил своей задачей возрождение литургии на основе гармонизации древних мелодий. И то острое эстетическое чувство, которое пронизывает средневековое сознание, обрело в их произведениях новую жизнь.
А древнемосковское стремление к целостности бытия звучит у великого петербуржца Федора Михайловича Достоевского в его знаменитом «Красота спасет мир».
