К 60-летию Победы
Не скажу про весь Академгородок, но в Институте ядерной физики Коршунову знают все. Один из ее коллег, шутя, сказал о Нине Никифоровне: «Суперветеран!». При этом, чувствовалось, имелся в виду и не возраст, и не физическая стать или свежий ум, а нечто другое. Что именно, мне удалось лишь немного почувствовать при нашем последующем знакомстве.
***
Военные годыКогда она стала ощущать себя до конца взрослой и ответственной не только за свои поступки, но и людей, окружавших ее? Утром 22 июня после бессонной праздничной ночи в Сталинграде, когда она с друзьями остановилась на набережной Волги и вместе с ними мечтала о том, что будет и с нынешними выпускниками 8-й школы, и с ними, девятиклассниками, пришедшими сюда просто за компанию, через год-другой? А небо было голубым и ясным, и предрассветные нежно-розовые блики солнца отражались в синей воде, которая совсем скоро станет черной, с багровыми отсветами от пожаров. Или тогда, когда к обеду прибежала подружка и сообщила, что началась война? И они (это было, было!) потом весь год, заканчивая школу, мечтали о фронте? Параллельно сумели закончить курсы радистов-операторов и уже с весны ходили в военкомат и ждали призыва на фронт.
Шесть десятилетий спустя |
30 мая Нина Черкасова сдала последний экзамен, а назавтра у нее уже была повестка на сборный пункт. Там директор школы сумел-таки вручить ей аттестат зрелости, и с эшелоном она покатилась на запад, на войну. Но привезли ее вместе с другими девчонками на Кавказ в учебный отряд Черноморского флота. Несколько месяцев серьезной профессиональной учебы, а потом назначение в отряд радиоразведки флота. Наверху, видно, понимали, что эта война надолго, и радистов-операторов в старинных стенах еще Ермоловских казарм готовили в большом количестве. Осенью сердечко ее обливалось кровью при мысли, что родной Сталинград в страшной опасности, и когда однажды ночью в ноябре вопреки установленному правилу в казарму к девушкам вошли командир и старшина учебной роты и сообщили, что группировка Паулюса взята в клешни, этот день стал самым большим праздником в ее жизни.
***
А потом были долгие годы военной прозы. Она не ходила с товарищами в тыл врага, не брала «языка», не выносила с поля боя раненых. Каждодневное напряженное сидение в наушниках или с радиоключом: с помощью чутких ушей девчонок пеленговались подготовка и взлет немецких эскадрилий, благодаря радиоперехвату командование было в курсе многих планов противника. С ними, конечно, велась партполитработа. Девушки были очень ответственными и нередко теряли сознание от напряженного вслушивания в эфир. Нужно было вести тот или иной сигнал от и до, невзирая на помехи, грозу и т.д. И карандашом быстро-быстро наносить точки-тире на бумаге. Их записи тут же расшифровывались, переводились на русский и шли в оперативную работу. Но они никогда не знали, какую, насколько важную информацию им удалось на этот раз перехватить. Вот такая очень нужная, внешне совсем не героическая деятельность.
Там, в отряде, она стала комсоргом, а потом вступила и в партию. С теплотой вспоминает одну интересную деталь того периода: при девчонках моряки никогда не употребляли «ненормативную лексику». И когда однажды она стала невольным свидетелем (говоривший не видел ее) лаконичного выражения военно-морских чувств по рабочему моменту, то постаралась не видеть лица этого человека. Какая-то особая чистота в отношениях была в разведотряде. Недаром после Победы, когда их оставили еще надолго на радиоперехвате и не демобилизовывали, многие составили семьи, которые прочно держались потом всю жизнь.
***
С наступлением наших войск радиоразведка флота тоже перемещалась на запад, и участие Нины в войне закончилось под Бахчисараем, в Крыму.
От военных лет у нее осталось множество друзей. В прошлом году она в составе колонны ветеранов 9 Мая прошла по улицам Севастополя, а в нынешнем собирается на юбилей своей части. Каждый военный праздник она выгребает из почтового ящика десятки писем от фронтовых друзей, а их все меньше и меньше…
В 46-м она поступила
по «специальности» и закончила Московский электротехнический институт связи. Там же вышла замуж и стала Коршуновой. Ее муж был специалистом по радиоэлектронике в Институте атомной энергии. Она года три работала на радиоузле, а потом в институте биофизики, где помогали излечиваться от последствий лучевой болезни. Мужа, крепкого профессионала в своем деле, приглашали в создаваемые институты ядерной физики в Казахстане и Новосибирске.
Они в 63-м выбрали Академгородок и никогда не жалели об этом.
Муж работал тоже в ИЯФе, одновременно преподавал в НГУ, как и многие специалисты, талантливые инженеры, всецело был захвачен работой, долго не защищал диссертацию, пока его просто не принудили к этому. А Нина Никифоровна тоже занималась весьма серьезным делом, и ее еще московский небольшой опыт работы с токами высокой частоты здесь пришлось укрупнять, масштабы экспериментов были несравненно крупнее, но она вписалась в новое для нее дело и стала хорошим специалистом-оператором.
***
А 60-е годы
в Академгородке… «Когда мы были молодыми, фонтаны били голубые, и розы красные цвели»… Как писала свидетельница тех лет журналистка Замира Ибрагимова, люди встречались на улице и после приветствия интересовались в первую очередь: «А как там идет эксперимент? Есть ли новые результаты?» «Когда мы были молодыми…» — это не только о Коршуновых, это о всей стране, которая в ту пору переживала новую молодость и еще не успела разувериться в собственной весне.
На днях Нина Никифоровна отметила 42-ю годовщину жизни и работы в Сибири. Сейчас она уже прабабушка, правнуку год, а внук, Женька, как-то вернувшись из Москвы, сказал: «Если уж жить в Сибири, то только в Академгородке!»
Когда он был совсем малышом, в семье случилась большая беда: трагически погиб сначала его отец, потом мать, ушел из жизни сломленный обрушившимися несчастьями дед, и его подняла бабушка, которая и сейчас не представляет жизни без него и его семьи. И это не только ее радость, но и ее дыхание.
***
Еще мама в детстве учила ее: «Не опускай крылья!». Не просто выдержи, а не опускай крылья. То есть лети. Но как она выстояла в тот период, знает, пожалуй, только она. Это уже позже она натолкнулась на строчки стихов своей любимой поэтессы Юлии Друниной: «Есть в людях качество одно, оно дано им или не дано. Когда в горячке бьется пулемет, один лежит, другой бежит вперед. И так во всем, повсюду и всегда: когда на плечи свалится беда, когда за горло жизнь тебя возьмет, один лежит, другой бежит вперед. И так во всем, повсюду и всегда».
Почему сама поэтесса не выстояла на изломе 80–90-х, навсегда останется тайной. Видимо, не просто рухнул мир ее прежних представлений о сущем. Скорее всего, было нечто глубоко личное. Она не смогла принять, не захотела понять, что происходит, а потом и жить.
***
Подобной силы потрясение испытала страна в 56-м, после ХХ съезда КПСС. Но там был все-таки катарсис, и за ним следовало очищение. Нина Никифоровна помнит этот период. Сначала — шок, в значительной мере вызванный неприятием самой позиции Хрущева: «Ведь он тоже там был! Надо ли все валить на мертвого льва, если вы сами не только его блюда облизывали, но и подписывали документы, перечеркивающие многие тысячи человеческих жизней?» Но потом, как это водится у нас, были митинги и собрания, и они в Москве написали предложения в райком партии, как нашу жизнь сделать чище. Они всерьез рассчитывали, что в партии наступает новая эра, времена подлинной демократии. Но уже через несколько лет с грустной улыбкой посматривали друг на друга: вновь не сбылись надежды. Но хоть надежда была! На что надеяться сейчас? Может быть, поэтесса оказалась прозорливее в силу своего таланта?
Кем для ее поколения был Сталин? Не только мифический вождь народов, но и вполне реальный отец нации. С ним они победили в 45-м. В мощном усилии, на которое не способен подневольный народ, поднимали разрушенные города, крепили экономику. Параллельно с насмешливыми анекдотами о Сталине ходили и такие, связанные с очередным снижением цен: «Жизнь стала лучше на 10 процентов и на 15 процентов веселее!» Это был факт, жизнь действительно становилась лучше. (Если кто помнит, жалкие попытки снизить цены на некоторые товары в 60–70-е ни к чему не привели: ресурс послевоенного подъема был окончательно исчерпан).
В свое время они так и не стали москвичами, а Академгородок пьянил не только их. Они были просто хорошими специалистами, но какие здесь били фонтаны мысли и какие здесь цвели цветы! И вот что удивительно: сибирская наука за последние десятилетия столько пережила потрясений! В иные годы многие ученые, не выдержав, уехали кто куда. И все-таки дух начала 60-х витает здесь. И его не может выветрить ни нищета науки, ни расцветшее пышным бутоном предпринимательство под боком и наступающие коттеджи новых русских. А пока есть дух, совсем, кстати, не призрачный, только очень уставший, жива и надежда.
***
Длительное время Нина Никифоровна работала в группе специалистов, поддерживающих СВЧ-поле — поле сверхвысоких частот, которое подпитывает энергию магнитных полей ускорителей. Пучок электронов должен мчаться к своей цели — к столкновению с таким же пучком позитронов в идеально рассчитанном мощном магнитном пространстве. Как же далека наша жизнь от научного расчета и эксперимента!
***
После оформления пенсии Коршунова перевелась в лаборантки, и у нее появилось время всерьез заняться общественной деятельностью. Был период, когда она тянула всю оргпартработу в институте. Весной 73-го родилась мысль объединить как-нибудь женщин — участниц войны при Доме ученых. Идею горячо поддержал первый секретарь райкома Рудольф Григорьевич Яновский, а лучшей помощницей в этом деле стала тогдашний директор ДУ Нелли Мироновна Малиновская. По картотеке райкома партии (практически все фронтовички были коммунистками), по цепочке «телефона без проводов» удалось выявить около трехсот ветеранов войны. Это потом их становилось все меньше и меньше…
20 апреля они впервые собрались все вместе. Это, конечно, было не мужское собрание, когда достаточно оклика-приветствия «Паша, а ты где воевал?» Женщины не особо-то выпячивают свои фронтовые заслуги, орденские колодки и то редко надевают.
Опять деталь интересная: на втором этаже Дома ученых накрыли на всех столы. Собирала с каждого гостя по 3 (!) рубля. И настолько бережно и вдумчиво работницы ресторана рассчитали каждое блюдо, что стол получился на славу, даже с вином!
Стали собираться регулярно, и клуб «Встреча» получил известность в городе. Года через два, когда готовились к юбилею Октября, возникла мысль пригласить и участниц событий времен Гражданской войны. Получилось. Их еще немало оказалось в живых. Лишь в прошлом году ушла из жизни последняя из них — Лидия Ивановна Лаврентьева. Далеко не у всех ветеранов теперь хватает сил дойти до Дома ученых, но контакты по-прежнему остаются: в подъезде, доме, по телефону. По сути, это движение каким-то образом объединяет всех ветеранов Академгородка и стало негромкой составляющей его общественной жизни.
***
Не будем ставить Нину Никифоровну Коршунова на какой-либо искусственный постамент. Она в нем и не нуждается. Но секрета ее негромкой популярности никакого нет. Бывают общественники и такие, как в фильме «Служебный роман». В Академгородке они совсем другие. Они часть ауры этого уникального поселения. Они умны, образованны, интеллигентны. Это один из стержней общественной мысли и жизни, не позволяющий скатиться в духовную дремучесть эпохи первоначального накопления капитала. В этом смысле Академгородок, кроме своих высоких общепризнанных регалий, в последние годы имеет еще один неофициальный статус: пока, на мой взгляд, это безусловный духовный лидер, некий остров сохраненной добропорядочности.
Очень бы хотелось, чтобы на новом витке собственной судьбы, которая уготована Академгородку временем перестройки науки, стремительным развитием информационных технологий, в нем оставалось бы прежнее обаяние и некая оппозиционность порой излишне прямолинейной и заскорузлой точке зрения официальных властей.
