Новосибирск 3 °C

Воспоминания о самом первом спектакле

27.04.2005 00:00:00

К 60-летию Сибирского большого

Продолжение, начало в «ВН» от 19, 22, 26 апреля 2005 года

Постановочная часть

Любой спектакль требует декораций, костюмов, сценических эффектов и проч. Все это нужно кому-то как-то и из чего-то сделать, сшить, организовать. И «Иван Сусанин» в этом отношении не являлся исключением. На постановку должны были работать столярный, электромеханический, пошивочный, красильный, декоративный, бутафорский цеха. Каждый из них требовал своих материалов, специального оснащения и грамотных, квалифицированных специалистов. Откуда все это бралось тогда, в 1944–45 годах? И я искал свидетелей и очевидцев… Везде, где мог.

Из разговоров с бывшим завпостом театра Георгием Яновичем Регино выяснилось, что еще в 1931 году он семнадцатилетним мальчишкой пришел на строительство театра (строительство театра — тогда Дома науки и культуры, начато в 1931 году, в 1941 году практически готовое здание законсервировано, в 1942 принято решение правительства о срочной достройке театра. — Ред.), а в 44-м был со строительства принят в штат театра машинистом сцены. Историю постановочной части театра он знал досконально, и говорить на эту тему с ним можно было часами. Но тогда (в 1982-м) я решил отложить подробный разговор об истории постановки «Ивана Сусанина» на потом. Но «потом» не случилось, неожиданно Георгий Янович умер. И у меня сохранился лишь небольшой отрывок нашей с ним беседы о том, что, поскольку специалистов тогда не было, в постановочную часть театра принимались просто ответственные, заинтересованные люди, которые получали квалификацию уже на месте. Монтировщиков сцены постоянно не хватало (их не хватало в театре и потом), была большая текучесть кадров, много временных рабочих…

В бутафорском цехе мне удалось отыскать Марию Нечаеву. Она как устроилась в театр бутафором еще в те годы, так и работает в нем поныне. В 1985-м театр готовился к «Хованщине», и я застал Марию Андреевну в цехе, когда она что-то делала к этой, предстоящей премьере.

— Сколько вам было тогда лет, Мария Андреевна?

— Да совсем девчонка была: что-то лет двадцать.

— А как вы сюда пришли?

— Да как… шла по улице, вижу — объявление: приглашают, ну и зашла… Помню, к «Ивану Сусанину» я чашу какую-то делала. Красивая чаша получилась. Я потом в спектакле ее видела… Да много чего пришлось делать…

Пытался я найти и других участников той премьеры. Начальник бутафорского цеха Каратаев, как оказалось, премьеры не видел: работал еще на строительстве театра, но с началом войны ушел на фронт, затем в 45-м был переброшен на Дальний Восток и только спустя какое-то время после капитуляции Японии, осенью 1945-го, вернулся в уже построенный театр. Единственное, что я мог вызнать у него, это то, что снабжение театра шло централизованно, через Москву, и материально-техническое обеспечение было налажено прекрасно. Сочувствуя моим поискам, мне подсказывали, что «есть люди в пошивочном цехе», что, «кажется, есть кто-то в декоративном». Уже после сорокалетия театра я вдруг узнал, что где-то рядом была кассир, продававшая билеты на ту премьеру! Но единственным свидетельством реального результата работы постановочной части опять-таки остаются несколько строк из рецензии Виктора Городинского:

«Сцена во дворце короля Сигизмунда сделана с необычайной пышностью. Шляхта в зеленых, красных, ярко-синих камзолах, женщины в парче, разноцветных шелках, сценический оркестр в сияющих серебряных шлемах — все это выглядит чрезвычайно помпезно».

Конечно, эта цитата характеризует не только постановочную часть, но и работу художников спектакля. Декорации были выполнены по эскизам Константина Юона при творческом участии Ивана Назарова.

Сам Юон оформлял спектакль в нашем театре!

С Юоном, понятное дело, лично переговорить не удалось. Но «тема Юона» время от времени возникала в беседах с другими участниками спектакля.

Исидор Зак:

— Юон в Новосибирск не приезжал, он присылал эскизы из Москвы, и они уже на месте «переводились на театральный язык» нашим главным художником Иваном Семеновичем Назаровым…

Юон, конечно, был большим художником, но в театральной живописи, в специфике театра он понимал мало, и его приходилось «приспосабливать». В нашем театральном музее сохранился только макет, сделанный по юоновскому эскизу…

Иван Назаров, судя по всему, был далеко не новичком в деле художественного оформления спектакля, если ему доверили «переводить на театральный язык» самого Юона. Я мог бы переговорить и хоть что-нибудь узнать у бывшего главного художника театра Альбина Ивановича Морозова, который тоже принимал участие в оформлении того «Ивана Сусанина» и работал с Назаровым, но совершенно неожиданно Альбин Иванович умер. А два года назад ушел из жизни и бывший заведующий музеем театра Роберт Федорович Майер, который очень тщательно и скрупулезно собирал материалы о театре и знал очень многое. Так что поле моих поисков существенно сузилось, и оставалось только жалеть об упущенном…

Эскизов Юона к «Ивану Сусанину» я не нашел. В одном из каталогов удалось найти лишь эскизы, созданные им к постановке «Бориса Годунова» в Большом театре, что давало хотя бы некоторое представление о работе Юона как театрального художника вообще…

Окончание следует


Юон Константин Федорович (1875–1958). Народный художник СССР, доктор искусствоведения. Живописец.

Учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества в мастерской Валентина Серова.

С 1901 года — участник художественных выставок. Член объединения «Мир искусства». В 1903 году — один из организаторов «Союза русских художников».

С 1925 года — член АХРР.

Автор жанровых и исторических композиций, пейзажей и портретов.

Работал как художник театра. В 1913 году принимал участие в антрепризе С.П. Дягилева в Париже, оформив постановку оперы М. Мусоргского «Борис Годунов» для Театра Елисейских полей. Картины Константина Юона находятся в Государственной Третьяковской галерее.

Основным жанром творчества Юона на протяжении всей его жизни оставался лирический пейзаж, где увлечение импрессионизмом удивительным образом соединялось с верностью традициям русского реализма второй половины XIX в. Подобно Рябушкину и Кустодиеву, Юон любил русскую старину, ее декоративность и красочность. На его памяти произошло открытие древнерусской иконописи. Реставраторы стали расчищать иконы и обнаружили яркие, чистые цвета. Все это повлияло на формирование его манеры. Видимо, именно любовь Юона «к русской старине» с ее красочностью и декоративностью и верность традициям реалистической живописи и определили решение пригласить его в качестве оформителя первого сибирского «Сусанина», который предполагался прежде всего произведением эпическим, красивым, с суровым русским колоритом, где бы история и современность соединялись единой великопатриотической идеей. — Ред.

Вам было интересно?
Подпишитесь на наш канал в Яндекс. Дзен. Все самые интересные новости отобраны там.
Подписаться на Дзен

Новости

Больше новостей

Новости районных СМИ

Новости районов

Больше новостей

Новости партнеров

Больше новостей

Самое читаемое: