Послание президента разочаровало почти всех

Безусловно, главным событием этой недели стало послание президента Федеральному собранию. Наиболее ярко на него откликнулся самый заметный российский политолог — президент Института национальной стратегии Станислав Белковский. По его мнению, в послании Владимир Путин сознательно или бессознательно анонсировал начало конца своей политической эпохи.

Станислав Белковский

Основная идея послания, по Белковскому, заключается в том, что элите 1990-х годов предложен новый пакт. Владимир Путин обещал тем, кому еще недавно поручал «прекратить истерику», ненавязчивую благосклонность налоговых органов и обуздание алчной бюрократии, перепутавшей частные интересы с миссией служения государству. Итак, заключает политолог, кровожадного чекиста Путина, которым экзальтированные либералы пугали любимых племянников, больше нет. Теперь всё будет как при Дедушке (Ельцине). И в этом сонном единстве президент и его элита доживут до дня передачи власти престолонаследнику, которого совместно и выберут.

Как смело заключил Станислав Белковский, предложив элитам новую рамочную конвенцию, Владимир Путин решительно подрубил политико-исторический сук, на котором сидит. Не мир и стабильность привели Путина в кремлевские палаты, но — война. Не метафорическая, а вполне конкретная вторая чеченская война (1999 год). И в 2003–2004 годах триумфу «Единой России» и её неформального лидера — президента премного способствовала другая война — «дело ЮКОСа». После которого стало ясно, что российская власть, как ей и положено, не боится никаких денег и ни от каких ресурсов, кроме своих собственных, принципиально не зависит. И потому имеет право считаться и называться Властью (с большой буквы В). «Болото» вкупе со значительной частью коммунистического электората изначально поддержало и долго поддерживало Путина как лидера, который положит конец эпохе 1990-х годов, обеспечит радикальную модернизацию элит и вернет российской власти первозданный священный статус. Как полководца победоносной войны против позорного и унизительного ельцинского прошлого.

Российская власть, отмечает Белковский, никогда не была продуктом соглашения элит. Царь незыблем, пока он остается настоящим царем, властелином не от мира сего. И никуда царь не может деться, пока не разрушен сакральный характер его происхождения и правления. Десакрализация же власти с быстротою необычайной ведет к распаду всего властвующего организма. Так было и в Российской империи 1916–1917 годов, и в Советском Союзе 1991 года. Теперь же в нишу исторического наследника Николая II и Михаила Горбачева неуверенным подполковничьим шагом решил вступить Владимир Путин. Притом Кремль настойчиво не замечает, что на обещании своим странам вязкой «стабильности» погорели и Эдуард Шеварднадзе, и Леонид Кучма, и Аскар Акаев. Потому что предлагаемая таким образом стабильность для большинства активного населения страны означает безнадежность. И амнистия капиталов, и декларируемая отмена налога на наследство адресована нескольким десяткам нынешних хозяев жизни, резидентов Рублево-Успенского шоссе. И отсекает миллионы тех, кто возлагал наивные надежды на путинскую модернизацию. А там, где умерла надежда, уже не может быть и позитивного восприятия стабильности. Для армии, спецслужб, фундаментальной науки, системы образования, региональных элит, малого и среднего бизнеса, творческой интеллигенции такая стабильность равносильна неизбежности последовательного разложения и скорого умирания.

По количеству же банальностей и общей вялости тона послание напомнило Белковскому тексты даже не Брежнева, а Константина Устиновича Черненко. Это, по мнению политолога, является непобедимым симптомом того, что режим идёт навстречу своему финалу. Причем финалу достаточно близкому: осталось два с половиной — три года. Не меньше, но и не больше. И главный вопрос, какой в этой связи возникает: как сделать так, чтобы период заката Владимира Путина и в самом деле не закончился распадом России.

Известный философ Борис Межуев в своем отклике на послание президента отметил, что ни одна из произнесенных президентом фраз не содержала в себе ничего сенсационного по сравнению с тем, что говорили российские чиновники, начиная с 1991 г. Однако едва ли историки смогут оставить незамеченным факт какого-то странного раздражения и разочарования в экспертном сообществе выступлением главы государства: как будто он сказал что-то совсем не то, что от него ждали самые горячие и преданные сторонники. Иначе говоря, консервативные сторонники Путина ждали от него указаний на «специфику», наш «особый путь», верность которому должна освободить отечественную власть от следования «букве» и «духу» западноевропейских демократий. Консерваторы надеялись на то, что Путин даст ценностный отпор известным западным «миссионерам демократии» и их всевозможным «оранжевым» союзникам. В числе разочарованных оказался даже такой преданный сторонник президента, как Михаил Леонтьев.

Нельзя сказать, пишет Межуев, что такого «отпора» в речи президента совсем не обнаруживалось: мы услышали и сожаление о «распаде СССР», и резкие слова о носителях «оранжевого вируса», и, наконец, жесткое утверждение о том, что как суверенная страна Россия способна и будет самостоятельно определять для себя и сроки, и условия движения по демократическому пути. Но все это оказалось как-то смято и смазано заверениями некоему невидимо присутствующему в зале «начальству», что «выстраданные и завоеванные европейской культурой идеалы свободы, прав человека, справедливости и демократии в течение многих веков являлись для нашего общества определяющим ценностным ориентиром».

Далее Межуев задается вопросом, что говорят нам либеральные эксперты? Говорят они следующее — демократия хороша там и в тех случаях, когда она выгодна нам и нашим единомышленникам. Когда же она служит оппонентам (вообще говоря, представляющим реальные социальные интересы многократно презираемого народа), она только вредит делу. Откуда вообще растут ноги этого ужасного чиновничьего авторитаризма? На самом деле весь этот «питерский проект», как считает философ, был заточен ровно под одну задачу — не допустить «левых» к власти. «Питерские чекисты» пришли на подготовленное нашими либералами место, да и правоконсерваторы не внесли в «риторический пакет» ельцинских времен принципиально ничего нового.

Однако есть у наших «либералов» одна слабость — им очень хочется быть в Европе, точнее, им хочется быть европейской элитой. И они вынуждены решать неразрешимую задачу, каким образом можно очутиться в этой самой Европе с таким авторитарным режимом. Это вообще основной вопрос отечественного компрадорства: как совместить приверженность европейским ценностям и сохранение российской специфики. Откажешься от «специфики» победят коммунисты, отринешь «ценности» — силовики. Но далеко не исключено, отмечает философ, что Россия станет свободной и демократической страной, только вырыв ров между собой и Европой. Осадив при этом тех, кто стремится Россию всеми силами в Европу затолкнуть, невзирая на законное нежелание самих европейцев считать русских своими собратьями по единой цивилизации. Но, равным образом, из «риторического тупика» Путина должны сделать вывод и все те, кто испытал разочарование от его речи. Нужно ли продолжать видеть в авторитаризме нынешнего режима какую-то национальную специфику, а не просто форму защиты приближенного к ресурсам социального слоя от собственного населения?