Тридцатого мая в филармонии состоится гала-концерт фестиваля авторской песни «АкБард-2005». Обычно на бардовских концертах на сцену выходят классики авторской песни, давно и хорошо всем известные. Но этот концерт — исключение. В нем будут принимать участие «авторы нового века» из России, Украины и США, работающие в самой различной манере. Большая часть из них появилась на бардовском небосклоне в последнее десятилетие. Но есть одно исключение — Вадим Певзнер.
Вадим Певзнер (он же «Пев»)На каждом углу полным-полно непризнанных гениев. Не тот случай. Певзнера (чаще его называют просто «Пев») за гения признали сразу — по крайней мере, в «своем кругу» — московско-питерской андеграундной тусовке. Там в конце семидесятых еще совсем юный Пев произвел настоящий фурор, сразу став одной из знаковых фигур. Тогда его смотрели, слушали и пели в салонах литературного подполья, на хипповских флетах, в каэспэшном лесу и на «запрещенных» рок-тусовках — например, как автора текстов ранних песен Гарика Сукачева. «Мы все прошли через его песни… Певзнер, сам того не желая, был нашим учителем, — говорил потом Сукачев.- У него были невероятно длинные песни. Он записывал их на обрывках бумаги, на каждом обрывке по строфе. Он доставал эти обрывки, не соблюдая никакой последовательности, но они сами собой выстраивались так, что при перемене мест каждый раз получался новый смысл. Он был питоном, я кроликом. Когда Певзнер закончил, я вышел из комнаты. Смотрю, на кухне стоит Башлачев и курит свой «Беломор». Я подошел к нему и говорю: «Старик, пойдем туда». А он мне сказал: «После Певзнера нет смысла писать». «Почему?» — спросил я. «Потому что Певзнер — гений!«. Он был потрясен».
А потом была обычная для СССР история: некая француженка, спасшая гения от режима путем женитьбы с последующей эмиграцией. С 1984 года — Париж, Сорбонна, Чикаго, Нью-Йорк… Вскоре Пев снова стал культовой фигурой — уже нью-йоркской артистической сцены. Авангардный кинорежиссер, поющий актер собственного театра, где каждая песня — микроспектакль, хэппенинг.
— Я не разделяю песни на музыку и стихи, — говорит Вадим. — Для меня песня — это некое энергетическое целое или, если хотите, химический элемент, получившийся из других элементов, но обладающий совершенно персональными свойствами. Этот новый элемент чаще всего не связан напрямую с атомными элементами, его составляющими.
Среди «составляющих», кстати, фигурируют самые неожиданные вещи. В качестве аккомпанирующих инструментов, например, используются дуделки, пищалки, детские игрушки, «концептуальные инструменты». На одном из американских слетов, например, в оркестре Вадима Певзнера участвовала «бочка Страдивари».
Но все это было не здесь. Российская публика 90-х годов Пева просто не знала, а слушатели восьмидесятых вообще очень удивлялись, случайно узнав, что Певзнер «еще жив». Пели старые песни, написанные еще в восьмидесятые, слушали старые записи. Тот же самый Гарик Сукачев, включивший в один из своих альбомов песню Вадима «А как по улице Майорова», реконструировал текст по памяти (много позже, найдя в Интернете авторскую версию, обнаружил существенные различия).
…А год назад Пев вернулся. Нет, он все еще гражданин Америки. Но после многолетнего перерыва, снова начав писать стихи по-русски, эмигрант восьмидесятых понял, что родная языковая среда нужна ему, как воздух. Вернувшись в Россию, первым делом Вадим стал лауреатом Международного фестиваля авторской песни «Петербургский аккорд». С тех пор мотается между Россией и Америкой, занимается кино, поет, выступает.
Псой Короленко, еще одна культовая фигура современного авангарда, отзывался о Певе так: «Говорит, что отстал от метрополии, от нашей арттусовки и моды. Но, может, это к лучшему? Сейчас он смотрит как бы из прекрасного далёка, поверх «актуальных« фишек и приколов. У него потому что своя игра, свой отдельный язык, полный какой-то экстремальной сути. И в московско-питерско-парижско-чикагско-нью-йоркской биографии Димы, и в его песнях, чудовищно лирических, выражается некий идеальный образ богемы, ее чистый принцип, дух. В этом смысле Певзнер не имеет аналога в русской культуре».
Выступление в филармонии — первый выход Вадима Певзнера на официальную сцену Сибири. Кто будет аккомпанировать «идеальному образу богемы» — пока неясно. Вадим собирает свои оркестры из тех людей, которые оказываются рядом, стремительно репетирует — и тут же выносит на сцену единственный и неповторимый культурный продукт (который, как правило, никого не оставляет равнодушным — или полный восторг, или яростное неприятие). И вообще, он считает, что каждое исполнение песни — это своеобразная реинкарнация. Новая жизнь, не похожая на предыдущие. Какой окажется эта жизнь? Надо посмотреть…
