Вместо шахмат теперь политика

Гарри КАСПАРОВ отвечает на вопросы «Вечернего Новосибирска»

— Гарри Кимович, хоть вы и оставили шахматы, эту тему нам никак не обойти. Можно ли оценить нынешнюю политическую ситуацию в шахматных терминах?

Фото Владимира КУЗМЕНКИНА

— Мне кажется, это будет неправильно. Все-таки шахматы подразумевают некий набор правил. А единственное правило сегодня в России — отсутствие всяких правил, и даже хуже того — власть может менять правила, когда захочет. Строить какие-то долгосрочные прогнозы можно только исходя из теории вероятности… Мы должны исходить из того, что власть нацелена на свое воспроизводство при любых условиях и будет предпринимать шаги, которые должны создавать видимость легитимности.

— А как вы прокомментируете такую точку зрения: мы — особые, и у нас все должно быть по-особому, не как у всех?

— На самом деле мы точно такие же… Очевидно, что Тайвань, Япония, Южная Корея, США, Англия отличаются друг от друга, и очень сильно. Отличаются, потому что модели демократии неизбежно имеют какое-то национальное содержание. Но принцип везде один и тот же: правительство выбирается людьми, и ни у кого не возникает желания что-то под себя подправить, чтобы сохраниться у власти. Сегодня там есть иллюзии, что в России — демократия и рынок. Но ничего этого в нормальном смысле слова у нас нет — есть какая-то эрзац-демократия, которая исчезает, и эрзац-рынок, где нет свободной конкуренции, а бизнес находится под прямым контролем власти. Власть — самый активный игрок в бизнесе, самый активный участник перераспределения собственности в России. И пока мы принимаем эти правила, говорить о каких-то реформах в России бессмысленно.

— А что вы скажете о распространенном суждении, что реформы в России проводятся только сверху?

— Мне кажется, во многом из-за этой концепции мы и оказались в сегодняшнем положении. Точка зрения, что в России только сильная верховная власть позволит осуществить необходимые преобразования, потерпела крах.

Эта модель реализуется фактически с 1992 года. Но совершенно очевидно, что никаких кардинальных реформ в экономике не произошло, и нынешнее финансовое благополучие связано только с ценой на нефть. Понятно, что если она упадет до двадцати долларов, то российская экономика грохнется.

Когда нам говорят, что сейчас проводятся либеральные реформы, то это злостный обман. Либеральные преобразования могут осуществляться именно в наборе, бессмысленно выдергивать какие-то отдельные фрагменты. Власть же выбирает из пакета преобразований только то, что ее устраивает, и позволяет ей перекачивать деньги из регионов от населения к власти в Центр.

— Но ведь должен же быть у власти инстинкт самосохранения?

— Очень правильный вопрос. Сейчас этот инстинкт начинает срабатывать, хотя нефтедоллары его и приглушили. Цены на нефть расти перестали, однако падать сильно они, скорее всего, не будут. Но мы должны уже жить в этой реальности, думать о будущем. Поэтому и происходят какие-то подвижки, пусть пока малозаметные, внутри власти. Мы можем анализировать эти процессы только на основе каких-то косвенных вещей. Но моя профессиональная интуиция подсказывает, что монолита власти больше нет.

— Недавно этот монолит потрясла целая серия «цветных» революций, которые произошли в странах СНГ. Что вы думаете об этих событиях?

— То, что случилось в Сербии, Грузии, Украине и Киргизии, — это на самом деле результат того, что общество отказалось жить по лжи и воспринимать ложь власти. Фальсификация выборов спровоцировала волнения, которые в итоге вылились в эти разноцветные революции.

Узбекистан — это уже другой ряд. Да, Каримов удержал власть. А убитые?! Узбекистан отличается тем, что там не произошло мирной передачи власти. Главное — избежать гражданской войны. Пролитие крови — это худшее из всего, что может быть.

— В последнее время нынешнее положение дел в стране сравнивают с 1916 годом. Подтекст очевиден: грядет семнадцатый!

-К семнадцатому году приведет сохранение этого режима. Сегодня перед Россией стоит глобальная задача определения своего геополитического положения в мире. Но эта власть не в состоянии рассуждать стратегическими категориями — она думает только о сегодняшнем дне. У нее хватательный инстинкт: она нахватала собственности и использовала все рычаги, чтобы обогатиться. А сейчас с ужасом обнаружила, что если уйти из Кремля, то исчезнет собственность, а может исчезнуть и свобода… Поэтому она засела в осажденной крепости и пытается создать для всех нас иллюзию, что осажденная крепость — это вся страна.

А почему?! У России как раз исключительно благоприятные перспективы, потому что ее евразийское положение дает возможность вести диалог с самыми разными партнерами. Слово империя, я знаю, многим не нравится, но тем не менее мы с вами все-таки живем в империи, потому что Россия объединяет самые разные народы.

Нужно просто помнить золотое правило, которое сформулировал лорд Пальмерстон: у Британской империи нет постоянных врагов и постоянных друзей — есть только постоянные интересы. Нам нужно понять, в чем заключаются постоянные интересы России сегодня, а уже исходя из этого строить свою стратегию. Те же люди, которые сидят сегодня в Кремле, просто решают свои конкретные задачи. А потакание инстинкту самосохранения кремлевской власти как раз и является главной угрозой для России.

— Многие полагают, что перемены если и будут, то не с правого фланга, а с левого.

— Абсолютно надуманный тезис. Говорят о так называемом кризисе правого движения, который существует, однако, только в рамках Садового кольца. Там начальники демократов (какими они сами себя считают) не могут и никогда не смогут договориться, потому что они выросли именно как кремлевская оппозиция. А сейчас надо идти на улицу — это уже совершенно другой алгоритм, на который те самые «начальники» не запрограммированы.

Но в регионах люди понимают, что нужно действовать. Они готовы объединяться. И слева тоже есть такая готовность, ведь КПРФ и «Родина» устраивают далеко не всех. У «Родины» достаточно сильный националистский душок, а КПРФ объективно отмирает в принципе. Молодая социал-демократическая поросль старых зубров сбросить еще не может, поэтому и есть спрос на новых левых.

— Скажите, Гарри Кимович, есть в российской политике люди, которых вы искренне уважаете?

— Мне трудно отметить сейчас российского политика, который по-настоящему вызывал бы у меня именно политическую симпатию. Я понимаю, что политик должен лавировать… но между лавированием и желанием торговать своим политическим капиталом есть большая разница.

Сегодня российский политический класс изолирован от своего избирателя, его представители привыкли договариваться между собой, а мнение ста сорока миллионов им хотелось бы слышать как можно реже.

— Давайте вернемся к шахматам. Ваше решение покинуть их потрясло многих. Скажите: как давно вы решили все для себя?

— К такому решению приходишь не в одночасье. Я об этом думал последние года полтора, но всегда такое решение хочется отодвинуть…

Я очень сильно мучился, что ФИДЕ (Всемирная шахматная федерация. — Ред.) никак не могла организовать матч. Срывы матчей, поведение ФИДЕ меня травмировали, отсюда и относительные неудачи в 2004 году.

И я поставил себе задачу: если уходить, то, конечно, с первым рейтингом. И победа в первенстве России для меня была исключительно важна, гораздо важнее даже, чем любой международный успех. Когда меня спрашивали раньше о том, сколько я буду играть, я говорил, что хочу играть столько, чтобы мой сын увидел своего отца на сцене выигрывающим шахматные соревнования. Первенство России стало тем самым турниром, когда мой сын мог прийти на открытие и на закрытие, и на сцене я повесил ему на шею свою золотую медаль чемпиона. Мой сын увидел мою победу — психологически для меня это был очень важный момент.

— Нельзя не задать Гарри Каспарову еще один вопрос: а вдруг?..

— Знаете, зарекаться вообще ни от чего нельзя, но я принял сознательное решение. В шахматы играть я больше не планирую, может быть, когда-нибудь в каких-то показательных выступлениях… Но благодаря работе над книгами из задуманной мною десятитомной серии «Мои великие предшественники» форму я окончательно не теряю.