О живых камнях и мертвых душах

Календарная дата: 40 лет назад в Москве у Красных Ворот был открыт памятник Михаилу Лермонтову

Между прочим, памятник Ленину мог бы тоже много рассказать о том, что видел за свои тридцать лет. Фото Сергея ПЕРМИНА

Не спешите иронизировать, что, мол, нет ничего общего между открытием в столице памятника автору «Песни про купца Калашникова» и Новосибирском, и не торопитесь считать эту иллюстрацию неуместной. Во-первых, связь есть самая прямая — автор памятника у Красных Ворот и скульптурной группы в нашем городе один, Исаак Бродский. Но дело даже не в нем, а в том, что московское изваяние — это не просто «каменный Лермонтов», а тот самый «мужик в пиджаке», о котором вся Россия узнала, благодаря известной комедии «Джентльмены удачи». И сегодня, в день его юбилея, речь пойдет о судьбах — нелегких, непредсказуемых — памятников и скульптур вообще, и в Новосибирске — в частности. В том числе и о скульптурной группе «Вождь мирового пролетариата» на площади Ленина.

Есть памятники, к которым всегда приносят цветы, и есть люди, которым дарить вообще ничего не хочется…

Что у Дзержинского в кармане?

Про судьбы памятников — не преувеличение. У них все как у людей: рождаются, стареют, умирают (исчезают, сносятся). Калечатся, лечатся, прихорашиваются (правда, редко). Их то боготворят, то уничижают. О них рассказывают небылицы и легенды. У них есть конкретные имена, но от народа они получают еще и «погоняла» — прозвища. Одни из них покоятся в тиши и забвении, другие вдруг оказываются в эпицентре чуждых им событий. Одни обречены на вечную славу, к другим судьба безжалостна. Ну чем не человеческая жизнь?

Конечно, до всенародной известности «мужика в пиджаке», которого нельзя посадить, потому что «он же памятник», большинству изваяний в нашем городе далеко. Однако те, что есть, имеют свою биографию и устоявшееся отношение к себе людей, проживающих в округе. Правда, нельзя сказать, чтобы это отношение отличалось уважением и почтительностью, даже несмотря на почтенный возраст большинства из них. Причем дело не только в невоспитанности, бескультурье и необразованности отдельных горожан: порой людская антипатия переносится на памятники благодаря их прототипам. Тому пример — каменный Феликс Эдмундович у сада имени его же. Рука в кармане брюк — деталь, взятая скульптором, видимо, из какого-то фильма. Народ рассудил по-своему. Причем, аж три версии этого жеста. Одни до сих пор видят в этом двуличность «железного Феликса«: мол, фигу в кармане держит, несмотря на заверения в преданности революции». Другие полагают, что дело вовсе не в преданности-непреданности, а в том, что в кармане у председателя ВЧК непременно наган, который тот готов достать в любую минуту. Более богатые на фантазию и при этом менее почтительные к революционным идеалам уверены, что вовсе не фига и не наган заставили его сунуть руку в карман, а нестерпимое желание почесать все, мягко говоря, до чего она там дотянется.

Памятник Глинке — один из немногих, у которого, кажется, нет прозвищ. Фото Сергея ПЕРМИНА

Наверное, граждане из той же категории дали прозвище «безносый» бюсту Пушкина у Заельцовского парка. Хотя сами же люди с завидной регулярностью отбивают нос поэту в камне, заставляя районных благоустроителей с такой же регулярностью восстанавливать отбитую часть лица. Вряд ли найдется в городе памятник, бюст или скульптура, которая не испытала бы на себе непочтительное отношение людей. Варварство людское проявляется по-разному — в отбитых фрагментах или в прозвищах. Бюст легендарному трижды Герою Советского Союза — увы, не исключение. В советские времена у него собирались фарцовщики, которые по недоумию и для удобства в общении назначали друг другу встречу не «у Покрышкина», а намного короче и незаслуженно обиднее.

«Банда четырех»

Именно так называют в исключительно творческих кругах скульптурную группу «Вождь мирового пролетариата», которая с 1970 года мешает проезжающим по площади Ленина разглядывать наш замечательный оперный театр. Почему в названии на две фигуры сократили количественный состав «банды» — не известно. Наверное, не приняли в расчет очевидно миролюбивых женщину с прутиками-колосками и ее соседа с факелом. Определение их сообщества — тоже вопрос спорный. Но замечательна история рождения самого каменного «преступного сообщества».

Заслуженный деятель искусств России, художник-монументалист Александр Чернобровцев рассказывает, что эта идея возникла еще в середине 60-х годов прошлого столетия, когда решили вместо многих маленьких скульптур Ленина сделать в центре города одну большую. Объявили конкурс, который выявил в итоге двух претендентов: профессионала Горового, выпускника «Репинки», и скульптора-самоучку К-ва. Последний появился в среде творческой интеллигенции после какой-то выставки, когда его работу похвалил тогдашний председатель Новосибирского отделения Союза художников Михаил Мочалов. Скорее всего, Михаил Александрович хотел лишь морально поддержать художника «от сохи», но нужно знать то время, чтобы понять: для чиновников очень много значит мнение признанного авторитета. Короче говоря, его похвалу вспомнили и отдали «подряд» К-ву.

Эта скульптура особо любима молодоженами и… варварами, исписавшими ее вдоль и поперек

Тот работал над проектом около трех лет. О том, как именно он работал, ходят легенды. По словам Александра Чернобровцева, беда К-ва заключалась в том, что он не очень удачно, мягко говоря, лепил людей. Фигуру-то еще — куда ни шло, а вот отдельные фрагменты… Сначала у него возникли сложности с руками вождя мирового пролетариата. Они никак не выходили, и тогда победитель конкурса поступил гениально просто: сделал слепок своей руки и затем вставил ее в рукав одежды неодушевленного вождя. Еще хуже обстояло дело с лицом. По замыслу автора окаменелый Ленин должен был что-то якобы вещать, но, несмотря на все старания скульптора, открытый рот и, соответственно, отвисающая челюсть придавали статуе самого человечного из людей определенно дегенеративный вид. Александр Сергеевич вспоминает, что известный новосибирский художник, увидев один из вариантов такого вождя, сказал: «Клянусь, если это поставят в центре города, я из него уеду!».

Руководство города какое-то время снисходительно относилось к затянувшейся работе, но в конце концов решило посмотреть хотя бы на то, что сделано. Проект закрыли под предлогом «творческой неудачи». И даже простили многочисленные авансы, которые получал К-ов, будучи человеком творческим, со всеми присущими творческим людям слабостями.

Проект отдали Горовому, и тот привлек к работе прогрессивно мыслящих архитекторов. Их революционным по тем временам решением стало сооружение в дополнение к памятнику трибуны необычной формы: она была чуть изогнутая, но с традиционно прямыми краями — местами для гостей. Коллеги высоко отзывались об этом решении, однако — опять-таки нужно знать нравы чиновников тех лет! — власти ужаснулись: как это — у Мавзолея трибуна прямая, а у нас изогнутая?! Проект «зарубили» и обратились за помощью в Москву. А там изготовление памятников любым личностям и любых размеров было поставлено на хорошо отработанный конвейер. Вот так и появилась в Новосибирске скульптурная группа выдающегося Исаака Бродского.

Я — памятник себе…

Вот в каких муках рождался главный памятник города. Согласитесь, история его появления, без всякой натяжки, вполне «очеловечена». Тоже ведь не с бухты-барахты люди решают воспроизвести себе подобного (хотя варианты возможны), и тоже не всегда все выходит с первого раза. И опять же не всегда появляется на свет то, чего ждали, или наоборот: чего ждали, то не появляется.

Это к тому, что, при всей многочисленности памятников, в Новосибирске нет ни одного «полноценного» — Пушкину, а также Толстому, Лермонтову тому же. Сложно объяснять детям, почему есть каменный Ленин, о котором им уже перестали рассказывать в школе, а автора их любимых сказок, о котором им рассказывать не надо, нет?

В кругу творческой интеллигенции Новосибирска хорошо известна история о том, как одного высокого чиновника уговаривали установить памятник к 200-летию великого поэта. Она стала притчей. Представитель творческой интеллигенции с заметным армянским акцентом приводил свои доводы, которые чиновник не посчитал достаточными.

— Пушкину? — переспросил он на хорошем русском, которому обучался в школе, в том числе и по произведениям Александра Сергеевича. — А что он сделал для нашего города?

Ну, конкретно для него, похоже, действительно, ничего. И, может, это к счастью, что нет у нас такого памятника? А для поэта к счастью в первую очередь: а то бы глазом не успел моргнуть каменный А.С. Пушкин, как превратился бы в «мужика с бакенбардами»…