В каждом россиянине есть, наверное, капля казачьей крови

Субботние встречи

»Царь-батюшка говорил: «Нанимать по «надобности», проект закона о казачьей службе — о том же

Нагайки, лампасы, шашки… Атаманы, есаулы, сотники… Бурки, папахи, фуражки… Станицы, заставы, сотни… Стенька Разин, Ермак Тимофеевич, Михаил Шолохов… Ну что еще? Ах, да! «Любо, братцы, любо!» и, конечно, песни Розенбаума… Добавить несколько общеизвестных исторических фрагментов из школьной программы — вот, пожалуй, и все, что известно сегодня большинству горожан о казачестве. Люди постарше вспомнят что-нибудь еще, а помоложе — не вспомнят, наверное, и этого.

Атаман Новосибирского городского казачьего общества подъесаул Евгений Фороносов

— Не скажите, — Евгений Фороносов в знак несогласия качает головой. — В последнее время у молодежи интерес к казачеству, несомненно, вырос. Причин тому, думаю, несколько. Во-первых, интерес к истории России вообще вырос. Во-вторых, много молодежи заинтересовалось православием: не просто — крестик на шею или икону в автомобиль, а действительно обратилась к Вере, Господу. В-третьих, традиции казачьей службы, основанные на дисциплине, присяге, верности слову, стали близки людям, потому что сегодняшний беспредел нравиться не может.

Ему виднее. Евгению самому едва за тридцать, и он атаман Новосибирского городского казачьего общества. В апреле нынешнего года он и несколько его единомышленников организовали и зарегистрировали городское общество, чтобы возродить казачьи традиции как «служивого люда». Дело в том, что казачество в России пока двух видов: реестровые и общественные.

«Служивый люд» и «мама, папа, я — казачья семья»

— Семнадцать лет назад, когда началось возрождение казачества, стали организовываться казачьи общины, — проясняет вопрос Евгений. — Причем начали организовываться активно, но потом кое-где сошли на такое: папа — атаман, мама — начальник штаба, дочь — казак. Вот тебе и община! Борис Ельцин в 1997 году издал указ об организации российского казачьего общественного войска с внесением в реестр как прочие организации. И то казачество, которое действительно готово было нести службу, вошло бы в этот реестр. А те, кто относил себя к казакам исключительно по этнической принадлежности, они бы так и оставались общинами и не более того. В этом основная разница.

— И как уживаетесь?

— А чего нам делить? Община ведь организация общественная, она не подразумевает стремления к государственной службе, а заботится о поддержании этнических корней, следовании своим традиционным ритуалам и не более того. У нас в Новосибирске одиннадцать общин, из них восемь сотрудничают с нами, а остальные считают, что это им не нужно. Мол, вот есть у нас ансамбль — выступаем по деревням и нам этого хватает. У нас к ним отношение абсолютно ровное: это их дело, пусть выступают, раз хотят. Но для нас главное все-таки государственная служба, служение России.

— А что означает «государственная служба казака»?

— Тут тоже ничего сложного. Это все определено в пункте четвертом пятой статьи проекта закона о государственной казачьей службе, который принят Госдумой в первом чтении. В нем предусматривается, что российское казачество в установленном порядке будет оказывать содействие государственным органам в организации и ведении воинского учета казаков; в организации военно-патриотического воспитания призывников, их подготовке к военной службе и во вневойсковой подготовке во время пребывания в запасе. Абсолютно новое — участие в мероприятиях по предупреждению и ликвидации чрезвычайных ситуаций и последствий стихийных бедствий, по гражданской и территориальной обороне. Само собой на казаков возлагается обязанность по охране природы, участие в охране общественного порядка, обеспечении государственной, пограничной, экологической и пожарной безопасности, в борьбе с терроризмом, естественно. Короче говоря, за очень малым исключением в этом пункте перечислено все, что мы и предполагали внести в круг своих обязанностей.

Мы организовались не для того, чтобы чего-то ждать

— Когда закон будет принят окончательно — еще не известно. А до этого времени вам что остается — только ждать?

— Разве мы для того организовывались, чтобы ждать? Сибирское войско долгое время, будем говорить прямо, было в откровенном бездействии и на сегодняшний день являет собой одно из самых запущенных войск из одиннадцати существующих в России. А мы, молодое поколение, хотим ситуацию функционально изменить. Это — не декларация, это — наша цель, и мы уже сейчас стараемся что-то делать. У нас есть соратники, которые готовы менять в корне ситуацию на Алтае, в Кемерове, Томске, Горно-Алтайске, в Тюмени, в Ямало-Ненецком округе, и совместными действиями мы постараемся изменить ход событий. Короче говоря, нас не устраивает тот застой, который мы ощущаем сегодня. В частности, мы обязательно добьемся, чтобы в каждом городе был как минимум один кадетский класс — в Новосибирске мы постараемся открыть такой класс на базе Барышевского детского дома. Уже ведутся переговоры с властями, и 1 сентября класс на 17–18 человек мы откроем.

Второе. Обязательно в каждой области или крае сделаем как минимум два-три хутора. Даже если закон о государственной службе казачества будет принят через десять лет, они уже в самое ближайшее время займутся на хуторах земледелием, природоохранными мероприятиями. То есть будут сами себя кормить и при этом охранять леса.

— А кто станет хуторянами?

— У нас много казаков в Казахстане, Таджикистане — мы не можем, к сожалению, предоставить всем финансовую поддержку, но поможем с жильем, с хозяйством, и пускай работают и на себя, и на государство.

— А в чем причина запущенности, о которой вы обмолвились?

— Во-первых, нынешнее управление видело свою службу только лишь в том, чтобы сфотографироваться с президентом и выбить для себя какие-то блага, причем без разницы, откуда — из Москвы, из области, хоть откуда. Во-вторых, когда финансирование выделялось — а оно выделялось ежегодно — до регионов не доходило, и от этого тоже возникали все эти сложности. Но самое главное, люди, казаки не чувствовали к себе того внимания, которого заслуживают. А старики-то многое повидали на своем веку. И когда мы только еще начинали свою работу в Новосибирске, они нам говорили: «Давайте, ребята, вы молодые, вы — новая кровь. Может, с вами не будет болтовни, а начнется дело». Александр Якимович Курдаков — бывший атаман, а ныне член совета старейшин Новосибирского казачьего общества, когда мы к нему пришли со своими планами, сказал: «Дай Бог вам, ребята, успехов!». Можно сказать, с благословения старейшин мы и начали работать. Первым делом пошли в школы, детские дома, интернаты. Подростки, молодежь — это завтрашний день города. А каков он сегодня? Милиция, конечно, многое делает для поддержания общественного порядка, но, это очевидно, ее усилий не хватает. Думаю, что казаки смогли бы оказать ей достойную поддержку. Уже на днях я собираюсь встретиться с депутатами горсовета, потом хочу попасть на встречу либо к мэру, либо к его заму, чтобы договориться о порядке охраны общественного порядка на улицах города казаками. Скажем, определить какие-то наиболее проблемные микрорайоны — Волочаевский жилмассив, к примеру, или какие-то кулацкие поселки — и наводить там порядок.

— Вы называете микрорайоны, пользующиеся недоброй славой, «благодаря» в том числе и продаже наркотиков…

— Я ярый противник наркотиков. Я убежден, что продажа наркоты, вовлечение в наркоманию молодежи — самое страшное преступление, которое сегодня есть. Считаю, что наш закон слишком либерален по отношению к наркоторговцам. Будь моя воля, я бы выводил пойманных наркоторговцев на главную площадь города и казнил бы их публично. С наркотиками готов бороться под любой эгидой, в любом качестве и любыми законными средствами. Но, увы, сегодня ситуация такая: вечером смотрим по телевизору сюжет о том, как доблестные блюстители порядка врываются в квартиру и вроде ликвидируют в ней очаг наркоторговли, а на следующий день в той же квартире опять торгуют наркотиками! Я бы хотел, чтобы люди оглянулись и поняли: то, что хотят с нами сделать, сделать с нашими детьми, — допустить нельзя!

Казачья кровь есть, наверное, в каждом из нас

— Евгений, вы не раз говорили о традициях сибирского казачества, но разве сегодня они столь крепки?

— Нет, увы. Но потому и называем главной своей задачей — воссоединить все общины, которые существовали порознь, и некоторые из них существовали больше де-юре, чем де-факто. Вот мы — молодые достаточно люди — собрались, организовались, учредили — это уже что-то, но этого крайне мало. Почему мы ходим по квартирам наших ветеранов, узнаем об их проблемах, поздравляем с праздниками? Да потому, что без их опыта, без их наказов нам будет очень и очень трудно — мы это понимаем. Мы понимаем, что нам нужно сделать, чего нужно добиться, а старики зачастую нам подсказывают — как. А их опыт им передался от их отцов и дедов. Сибирское казачество ведет свою историю аж с 1582 года, когда Ермак Тимофеевич послал атамана Ивана Кольцо в Москву к Ивану Грозному с просьбой включить Сибирь в состав Российского государства. Тот казачью вольницу простил и обратил в «царскую служилую рать». Более четырехсот лет казачеству — это какой же колоссальный опыт! А какие это были люди, раз смогли и сибирских татар разбить, и Тюмень, Тобольск, Тару, Томск основать. У нас в Сибирском уставе что есть? Царь-батюшка говорил: «Нанимать по «надобности!». Вот и вернулись к тому же, так что преемственность есть.

— А вы — потомственный казак?

— Казачьи корни есть, но я не хочу сейчас вникать скрупулезно, потому как, во-первых, слишком много по нам прошло народу — в каждом, видимо, есть и татарское, и украинское, и много еще чего. Казачья кровь, наверное, тоже есть в каждом человеке. А во-вторых, слишком много есть спекулянтов, которые то и дело находятся, чтобы причислить себя то к князьям, то к Ермаку, а то и к батюшке-царю. Для меня казачество — это служба, которая мне близка по духу.

— А как же известные своей суровостью порядки казачьи? В том числе и в семье?

— По поводу суровости порядков я вкратце сказал, когда речь зашла о наркотиках, верно? Вот тут ей самое место! А что касается семьи… В нашей семье система наказания отсутствует вообще: есть система воспитания и только. И основана она на праве на выбор. Дочери Светлане двенадцатый год, она вполне самостоятельный человек, чему я очень рад. И главное — она близка мне по духу. Она уже уяснила, что если хочешь чего-то добиться в жизни, нужно работать и работать, причем начинать надо хоть с технички, хоть с разнорабочего. А если хочешь болтать — болтай, но ничего при этом не добьешься. Сыну Диме пока пять лет, так что сложно пока говорить, по какому пути он пойдет, но это будет его право. Правда, при этом слово родителей для обоих значит очень многое. Например, наше увлечение с женой Еленой работой на земле передалось и им. Когда мы приезжаем в деревню, дочь вполне уже может заменить мать, чтобы подоить корову. А младший уяснил, что, даже гуляя по лесу, не следует оставлять за собой мусор.

— Ну, а вы сами не с детства же собирались связать свою судьбу с казачеством?

— А это как сказать. Наверное, даже современные мальчишки неравнодушны к коням, к саблям, быстрой езде, к борьбе со злодеями… Откуда это в них, а? Конечно, в семь или восемь лет я не думал об этом столь серьезно, но когда узнал казачьи традиции и правила — все для себя решил окончательно.

— Вы хотите сказать, что казаком может стать каждый?

— Если этот человек, прочитав нашу присягу, поймет, что он этого хочет, если он православный достойный человек и чтит наше государство и согласен с нашими законами, то мы с удовольствием его возьмем в свои ряды. Казачество — очень демократичное сообщество. Этого не знают только те, кто не знаком с его уставом. Но при этом оно очень сурово к нарушителями «Казачьего слова» — присяги.

— Теперь кое-что стало ясно из того, кто такой современный атаман. Что можно добавить для довершения словесного портрета?

— Обязательно нужно добавить сведения о жене, как пишется в некоторых анкетах. Елена закончила юридический институт и сейчас работает по специальности. Она мой верный помощник во всем, в том числе и в новом начинании. Добавить еще надо, что с детства увлекался спортом, получил среднетехническое образование, а теперь его повышаю в Новосибирском гуманитарном институте, где учусь на экономическом факультете. Мое хобби — охота. И люблю землю, лес. Что касается бизнеса, то у меня охранное предприятие, в котором работают около 400 сотрудников. Когда принимаю на работу нового сотрудника, то главное, на что обращаю внимание, честность и порядочность парня. Расстаюсь сразу и без сожаления, когда человек оказывается не таким. У казаков не принято давать срок для исправления и тем более прощать то, чего прощать нельзя.