«Человек-театр»по-настоящемуувлекся литературой…

В Новосибирске побывал один из самых интересных, интригующих и модных людей театра Евгений Гришковец.

Фото Владимира ПОЛЯКОВА

Началось с того, что однажды в ноябре 1998 года Гришковец сыграл свой спектакль «Как я съел собаку» для 17 зрителей в курилке у буфета в Театре Российской армии. И, как принято говорить, наутро проснулся знаменитым. Искушенная Москва, уставшая от театральных сложностей и наворотов, игры вторых и третьих планов, сама того не подозревая, соскучилась по простой человеческой истории на сцене. А неказистый, картавый кемеровчанин так незатейливо и трогательно рассказывал про потерянные варежки, чай с малиновым вареньем и про службу в морском флоте…

За какие-то четыре года он сумел превратиться из никому не известного провинциального режиссера в одно из самых ярких явлений современного театра, став обладателем «Антибукера», двух «Золотых масок» в номинациях «Новация» и «Приз критики» и «малого Триумфа».

«Я всегда говорю, что мне очень повезло», — признается Гришковец. И добавляет: «А кроме того, я человек очень дисциплинированный, ответственный, хороший собеседник и, на мой взгляд, неплохой парень. Это зачастую является очень важным»…

Неплохого парня в Новосибирске считают почти своим. На гастролях он здесь бывает часто. На этот раз два вечера подряд играл на сцене «Глобуса» спектакль «Планета« в дуэте с актрисой МХАТа Анной Дубровской и выступил в клубе «Рок-Сити» с концертной программой с группой «Бигуди».

***

— За тот год, пока вас не было в Новосибирске, что особенного в вашей жизни произошло?

Фото Владимира ПОЛЯКОВА

— Самое главное, я написал книгу «Реки». Повесть вышла 28 апреля в издательстве «Махаон» и до сих пор продолжает оставаться в десятке бестселлеров. Продано 80 тыс. экземпляров, что очень неплохо для повести без сюжета.

Считаю, это мое первое писательское произведение, которое можно не предварять объяснением, что я режиссер, актер и еще какой-то там деятель. Без всяких кавычек полагаю, что написал стоящую вещь — традиционную русскую прозу с попыткой написать большую прозу. И в данный момент ощущаю, что это произведение старше меня — оно написано таким языком, которым я еще не способен говорить. До сих пор нахожусь под впечатлением того, что у меня получилось. Этому и рад, и полностью опустошен. В этом, как выясняется, была большая душевная необходимость.

Хотя начиналось все не очень благополучно. Писать начал еще в начале 2003 года. Предполагался такой сборник мемуарных рассказиков, которые я надиктовывал своей жене Лене. А в конце лета мою квартиру самым банальным образом ограбили. И результат семимесячной работы, довольно подробной, довольно серьезной, был полностью утрачен! Я не мог прийти в себя. В моей жизни это первый такой случай. Я давал объявления в газеты, обращался к бандитам, наркоманам, просил, чтобы вернули хотя бы винчестер. Ясно же было, что продадут цыганам за понюшку табаку. Но в итоге ничто не вернулось. Пытался как-то восстановить текст, но плюнул на это дело, решил, раз текст такой несчастливый — не судьба. А когда в этом году взял перерыв на три месяца для написания сборника рассказов и написал первую фразу: «Я только однажды видел медведя не в зоопарке«, то стало понятно, что все это во мне жило, никуда не исчезало, что все силы, копившиеся последнее время, были направлены именно на это…

— Вы сразу же выложили свою книгу на сайте, издатели не были против?

— Издатели, конечно, были не в восторге. И тем не менее я это сделал. Было очень большое желание, чтобы эту книгу прочли земляки. Причем немедленно. Острее всего, думаю, она будет прочитана именно здесь, в Сибири. Я не считаю таким уж чудесным поступком, что я отсюда уехал, — так же как не считаю большим героизмом оставаться здесь. Мне кажется, что читателя сибирского эта книжка успокоит и примирит с тем краем, о котором я пишу. Именно примирит. Тот человек, который хочет уехать, решит, что надо уезжать, а который не собирается уезжать, проведет время здесь в несуетливости и спокойствии…

— Приняли ли господа литераторы вас в свой круг?

— Я сразу дистанцировался, потому что знаю, что для них я всегда буду выскочкой. Литературный мир еще более узкий, чем театральный, и там все еще больше любят друг друга.

— Ваши отношения с издателями тоже не всегда складываются гладко…

— Заведено уголовное дело, рассылаются письма, агенты по магазинам. Потому что издательство «Зебра-Е», продавшее права на издание текстов моих пьес издательству «Эксмо», продолжает печатать в Белоруссии пиратскую книжку. Что самое неприятное во всей этой ситуации, что совладельцем этого издательства является Виктор Ерофеев, который сам является писателем и знает что почем. И я не первый, кто с ним судится, до этого была Татьяна Толстая. К тому же я ужасно огорчаюсь, что книжку они делают поганую — печатают на туалетной бумаге, а люди за нее платят не фальшивые деньги, а те, которые они заработали. Но дело запутанное. И остановить выпуск пиратской книжки, оказывается, совсем не просто.

— И все же как с театром?

— Новых спектаклей не было уже три года, я очень соскучился и собираюсь сделать в этом сезоне целых два. В конце ноября- начале декабря есть идея вернуться к старому замыслу — спектаклю по рассказам Эдгара По, который делал еще в «Ложе» и который мне очень дорог. Хочу, чтобы он перестал быть домашними радостями, а стал гвоздем сезона в Москве. Буду играть там, не удивляйтесь, с Александром Цекало. Пригласил его вовсе не потому, что нашел актера, который будет меньше меня ростом. Просто мне был нужен на сцене человек, который не был бы сугубо артистом, а являлся бы также и автором слова. Александр очень сильный и выпуклый мастер, у него своя мощная языковая стилистика, которой он будет очевидно отличаться от меня. К тому же он не прирожденный артист — на драматической сцене почти никогда не был — и ему это интересно. А мне было важно, чтобы для человека, который будет со мной на сцене, это также стало каким-то существенным приключением и событием, а не просто очередным спектаклем.

— Нет ли желания попробовать себя еще, например, в кино в качестве режиссера?

— Я бы заинтересовался, если бы производство фильма не было связано с довольно большим количеством людей. После того, как я перестал руководить театром «Ложа», для меня управление стало страшным делом. У меня нет ни одного подчиненного, я с ужасом представляю, как это можно снова начать руководить людьми. Делаю только то, что зависит от меня самого.

— А были ли предложения по экранизации вашей прозы?

— Самые разные люди, состоятельные и не состоятельные, предлагали экранизировать «Рубашку». Но я в этом вопросе категоричен. Поскольку роман монологичен, считаю, что все попытки приведут к довольно занудному кино или тому, которое принято называть «кино не для всех». Такое кино меня не интересует. Я — автор бестселлеров, меня не интересуют домашние радости. Но работаю над идеей, чтобы взять ту самую систему персонажей, что есть в романе, взять главного героя и предложить ему другие обстоятельства и события. Чтобы это было кинематографично.

— Вы стали часто мелькать на киноэкранах…

— Это громко сказано. Было несколько секунд в фильме «Азазель» — сыграл плохого человека в плохом фильме. Потом был очень симпатичный человек в фильме «По реке», очень порядочный, с которым в конце концов оставалась женщина, и было понятно, почему она с ним остается. Была очень маленькая роль у Говорухина — следователя НКВД. Такого мерзкого, в очках. Дедушка увидел бы — проклял.

И еще эпизод, над которым работал четыре дня, в фильме Глеба Панфилова «В круге первом» по Солженицыну, который он сейчас снимает. Я там сыграл Константина Симонова. И тут действительно все было интересно. В романе у Солженицына Симонову 37 лет, и мне тогда было 37. И он, и я картавим. И он, и я начинали писать произведения, связанные с защитой родины. К тому же, когда я побрился, оставив только усы, получилось серьезное портретное сходство. Которого я не ожидал. Солженицын, который очень капризничал по поводу разных героев, меня принял с первого раза.

Симонов в романе подонок, негодяй, вечно пьяный и противный. Я с этим не согласен, и потому попытался сделать его по возможности более симпатичным. Считаю, что он был талантлив и внешне импозантен, именно таким я там и старался быть. А знаете, как приятно было носить пиджачок с пятью значками лауреата Сталинской премии! Сталинская премия — 50 тысяч рублей, в то время как «Победа» тогда стоила 7 тысяч. Он к своим 38 годам получил пять Сталинских премий!

— Спектакль «Планета», с которым вы приехали в Новосибирск, о мегаполисе. А вы себя как ощущаете — жителем маленького города, мегаполиса или гражданином мира?

— Я все-таки горожанин, деревня для меня непонятна. Город — моя среда обитания. Не миллионник, а маленький город, небольшой областной центр. Чем больше город, тем сильнее одиночество… «Планета» в отличие от «Как я съел собаку» и «Одновременно», где герой — житель небольшого города, адресована прежде всего жителям мегаполиса. И поэтому спектакль более остро был воспринят именно здесь, а не в Томске, где мы играли его до этого. Здесь он более свой, менее приезжий.

***

«Провинциал, покоривший Москву» — Евгений Гришковец — приобрел некий столичный лоск, стал более занятым, более жестким и более искушенным. И все же он продолжает оставаться неисправимым провинциалом, который принимает все слишком близко к сердцу и слишком вкладывается во все душой — если заболевает, то до температуры, если остывает, то начинает ощущать себя «как в тюрьме» и непременно устраивает побег на волю.

Сегодня его воля — это, прежде всего, литература. Признается, что если удается вечер сидеть дома, сосредоточенно занимаясь написанием текстов, то чувствует себя абсолютно счастливым человеком. Автобиографичен ли герой его бестселлера, тоже уехавший из Сибири?

— И да и нет. Но, по большому счету, все-таки не я. В этой повести есть довольно жесткая композиция, у этой книги довольно жесткая структура. В моей жизни структуры и композиции нет…