Кому воробей нес мешок прокисших щей

Этнографы Новосибирска разыскали в Маслянинском районе самобытных рассказчиц

«…ента песня очень старая…«

…А расскажу я тебе, милая, сказочку одну, — сморщенная, как печеное яблоко, девяностолетняя бабка Мария поудобнее усаживается на завалинке своей избы. — Это вот прабабушки наши пели, чтобы ребеночек отвязался да уснул. Переняли маленько. А так-то вот вобче-то у нас нихто не можа петь етих песен. Одна я в деревне осталась…» И бабуля в цветастом платке неожиданно звонким голосом заводит: «А из-под бору воробей нес мешок прокисших щей…» Этнограф-поисковик Татьяна Мартынова щелкает диктофоном: наконец-то удача! После недельного путешествия по деревням Маслянинского района экспедиция новосибирских фольклористов наткнулась в селе Прямское на самобытную рассказчицу.

Жизнь этнографа-фольклориста — постоянный поиск людей, которые помнят «преданья старины глубокой»: песни, потешки, сказочки да былички. Над ними время не властно: мудрость народная — «величина» постоянная, вобравшая в себя, как хорошо выдержанное вино, вековые русские традиции. Только, к сожалению, с каждым годом стариков, которые могут спеть «хороводную в честь Ярилы-солнца», становится все меньше и меньше… Вот и приходится поисковикам из Центра русского фольклора и этнографии колесить на авто по районам Новосибирской области, выискивая бабуль и дедов, чтобы успеть записать, сфотографировать, заснять. Бег за ускользающим временем…

Татьяна Мартынова раскрывает «языческие» тайны. Фото Сергея ПЕРМИНА

— Вы не представляете, до чего они чудесны, мудры и бесхитростны — деревенские старики, — улыбается Татьяна Мартынова. — Мы их между собой называем — наши старички. Каждая фольклорная экспедиция для нас — как глоток колодезной воды, холодной, чистой, обжигающей наше сознание космической глубиной. Правда, последнее время все труднее найти таких людей. Когда мы в Маслянинский район собирались, планов и надежд было громадье: район большой, деревень много, вот, думаем, наберем материала — на три книги хватит. А старики нас не дожидаются, умирают и никому свой дар не передают.

Летом новосибирские этнографы выиграли грант на поездку в Маслянинский район: закупили японские диктофоны, видеокамеру, заправились бензином и отправились в путь по проселочным дорогам.

— Мы как цыгане — высаживаемся в деревне пестрым табором, — смеется Татьяна. — И сразу несемся к заведующему местным клубом: ну, отвечайте, кто у вас в деревне самый голосистый да памятливый? Помню, приехали в село Егорьевское, а там клуб — на замке, заведующая на своем огороде трудится. Нашли, с расспросами пристали, она нам на покосившуюся избенку показывает: вот там дед Саша живет, на балалайке играет и какие-то странные песни по праздникам поет.

Найти нужного человечка для этнографа — это, как говорится, «полбеды», нужно его еще уломать, упросить, чтобы он под прицелом видеокамеры не стушевался, а раскрылся полностью. Восьмидесятилетний дед Саша из села Егорьевское раскапризничался: «Да я, шо, клоун вам, что ли, на балалайке перед чужаками играть?» Пришлось Татьяне уговаривать несговорчивого деда: мол, ваши песни для истории нужны, спойте, а? Дед поломался для приличия, вытащил балалайку, да как заорет бешено-матерные частушки, что его дед на сенкосе еще певал. Этнографы вздохнули, выключили аппаратуру, послушали из вежливости и несолоно хлебавши вышли из избы: не веяло от частушек «языческим» духом. Колорит, да, налицо, да только такими ядреными частушками никого уже не удивишь…

— Объехали мы с десяток деревень, — рассказывает этнограф. — И в Елбани были, и в Чудиново, и в Серапонтово заезжали. Усаживали местных бабуль в кружок, упрашивали: спойте, расскажите. Помню, одна из бабусек руки в боки: я, мол, без чарочки не поющая. Тут наш видеооператор баклажку вытаскивает, бабули по кругу ее пустили, выпили и запели «Ой, мороз, мороз». Да бабуси-то молодые еще были, самой старенькой за семьдесят, что они помнят — только войну, а тогда не до песен было.

В селе Прямское этнографам наконец-то повезло: заведующая клубом рассказала, что живут на селе пять бабулек, которые на Радуницу, Пасху мертвых, ходят на кладбище и хороводы между могил водят. За такое «язычество» сильно на них осерчал местный староста, дед православный, строгих церковных правил. Бабульки его дюже боятся и на кладбище тайком ходят.

…На завалинке кружочком местные «язычницы», теребят платочки, лукаво на оператора посматривают: «Ох, милок, ныне не в форме мы, ты бы дал нам время, мы бы хоть брови насурьмили да губы накрасили». Особенно «возмущалась» бабка Аксинья, родом из Черниговской губернии, большая мастерица на припевки и страшные сказочки. Черниговщина-то богата на преданья, земля древняя, сильная…

— Ента песня очень старая, — закончив петь, подпирает рукой голову бабка Аксинья. — Ее заместо панихиды над умершим пели. А потом в могилу закапывали.

— Ох, молчи, глуха — так меньше греха, — всплескивает руками сухонькая старушонка. — Чей ты помнишь, а? Эту песню после революции пели, когда красные все церкви запретили. А как божьего человека без отпевания хоронить-то? Вот и пели.

Прямские бабули, на радость поисковикам, наконец-то разговорились. И незаметно выболтали страшную тайну, как они ежегодно справляют на кладбище языческую тризну.

— А так еще наши прабабки делали, — делятся словоохотливые старушки. — Человек когда помирает, живым от этого плохо. А ему-то, сердешному, уже хорошо — он в царствии божьем. Чего плакать-то?

Ко дню поминовения всех усопших «заговорщицы» готовятся за неделю: пекут пироги, жарят блинчики на постном масле. Встают затемно и идут на местное кладбище. Раскладывают на кладбищенских столиках снедь, вспоминают добрым словом всех умерших, сначала плачут и поют грустные поминальные песни. А потом вытирают слезы, встают в кружочек и запевают развеселую хороводную. И ходят гуськом между могил, выкликая звонкими голосами: «Светит солнце, светит яркое!» Пока не придет их злейший враг, дед-староста, и не погонит «поганым веником» веселых певуний со скорбного места.

— Прямское оказалось настоящим заповедным местом, — делится радостью долгожданной находки Татьяна Мартынова. — Бабули пели нам и «куртихи» — это песни, когда парень берет приглянувшуюся ему девицу под руки и кружит ее в танце, — и странную песню о том, как в долине убили белого царя, — нам еще предстоит расшифровать ее и понять: что это за царь такой? А сколько хороводных и убаюкивающих сказочек! Мы записали очень много видео- и аудиоматериала — сейчас только приступили к его расшифровке. На книгу «Легенды и сказания Маслянинского района» точно хватит.

Об одном грустит этнограф: мало, очень мало таких самобытных стариков в наших деревнях остается. Уходят они, не передавая по наследству свои песни и сказки. Одна надежда, что успеют этнографы «зафиксировать» ускользающее, как песочные часы, время, когда над умершим не плакали, а смеялись и водили в честь солнца на взгорке хороводы…