Какие скульптуры нужны Новосибирску?

Слово — читателю

Такой вопрос подняла Т. Коньякова в «Вечерке» (26.10.05 г.). Отметив, что «большинство монументов на улицах и площадях Новосибирска — «мужик в пиджаке« на постаменте с чем-нибудь, указывающим на его профессиональную принадлежность», автор выступает за то, чтобы позволить скульпторам «отпустить поводья и отдаться на волю госпожи Фантазии».

Ну кто же будет против появления в нашем городе скульптурных украшений, если они будут равны по качеству всемирно известным «Русалочке», или фонтану «Писающий мальчик«, или даже питерскому «Чижику-пыжику», томско-омскому «Незадачливому любовнику». Кстати, первые, пусть и не блестящие, такие попытки наши скульпторы предприняли: появились «Старушки» на улице Советской, «Прохожие» у входа в подземный переход от Первомайского сквера, «Емеля» у ресторана «По щучьему велению» на проспекте Дзержинского. Кому-то они нравятся, кому-то нет, но определенное оживление в городской ландшафт вносят.

Никто не будет возражать и против веселых монументов-памятников конкретным лицам. Важно, чтобы эта веселость отражала сущность личности увековечиваемого. Приведенные Т. Коньяковой примеры современной моды «придавать памятникам веселый вид» неоднозначны. Можно принять дружеский шарж в чудаковатом, но теплом образе художника Поздеева в установленном ему памятнике. Видимо, таким его и знали красноярцы. А вот сходство, с которым скульптор выполнил установленную в Томске фигуру Чехова, неуместно. Это скорее памятник томскому «нетрезвому мужику», и томичей он обижает. У нас в Новосибирске пока таких памятников нет, но уместно веселыми могли бы стать, например, памятник знаменитому клоуну Енгибарову перед цирком или памятник артисту, юмористу и алтайскому губернатору Евдокимову в студгородке Академии потребкооперации (их карьера начиналась в Новосибирске).

Однако дело не в том, в «пиджаке» или нет скульптурный памятник. Важно, чтобы он был отмечен талантом скульптора, отражал важнейшие черты личности и заслуг увековечиваемого, а главное — чтобы памятник был оригинальным, сугубо новосибирским. С последним у нас явно не ладится. И здания (цирк, театр «Глобус» и др.), и скульптуры (Ленина, Дзержинского, Чкалова и др.) у нас часто сооружались и сооружаются по образу и подобию уже имевшихся в других городах. Копией оказался и памятник Высоцкому. Точно такой же стоит в столице европейской страны Черногории Подгорице, а возможно, и в других местах. Полумосквич, полуголландец скульптор Таратынов «делает деньги» на тиражировании своих прежних работ.

Кстати, в той же Подгорице есть и памятник Пушкину, точь-в-точь сюжетно и композиционно повторяющий живописную работу новосибирского художника В. Чебанова: та же фигура поэта, читающего свои стихи, и та же фигура сидящей на диване и слушающей стихи жены его. Если бы этого памятника там не было, вполне подошел бы он Новосибирску. Но не надо нам больше дубликатов.

Устанавливать или нет памятник Пушкину в Новосибирске — уже не вопрос, решение фактически принято. Каким этому памятнику быть — вот в чем вопрос. Решить это должны в ходе конкурса проектов. И тут главное — не торопиться. Вспомним, конкурс на проект памятника Пушкину в Москве проводился трижды, пока, наконец, не появился проект малоизвестного молодого скульптора Опекушина, заткнувший за пояс проекты маститых мастеров.

Есть в мире множество скульптурных памятников, в основе которых фигура стоящего, шагающего, сидящего Пушкина. Была, говорят, и неосуществленная попытка изобразить поэта на прогулке — скачущим на коне. Но Новосибирску нужен творящий Пушкин, такой, каким пока не сохранил нам его ни один скульптурный памятник.

Я не ваятель, но о сюжетах памятника любимому поэту мечтаю. Так вот. Если бы я был скульптором, то изобразил был Пушкина в процессе работы над его первым большим произведением — над «Русланом и Людмилой». Именно кропотливая, ежедневная в течение трех лет работа молодого поэта над этой поэмой «сделала Пушкина Пушкиным», по меткому выражению пушкиниста Кунина. Именно тогда Пушкин творил, руководствуясь чистейшим вдохновением, без примеси мастеровитости, которая пришла позже, с опытом. И изобразил бы я поэта в его любимой позе — работающим лежа в постели. Так он поступал, ежедневно трудясь от раннего пробуждения до обеда в четыре часа пополудни. И никаких бакенбардов — их еще не было. И еще я придумал бы, как изобразить возникающие в процессе творчества у поэта образы героев поэмы: летящие в облаках фигуры Черномора и Руслана, бой Руслана с Головой и т. д. Возможно, эти образы вписались бы в ажур металлической решетки-ограждения — фона для памятника.

Нашел бы я и место для памятника с таким сюжетом. Недалеко от входа в театр оперы и балета, слева и справа от главной аллеи, ведущей от площади к театру, есть очень уютные, обрамленные деревьями и кустарниками угловые газоны. На одном из них вполоборота к театру и мог бы разместиться на невысоком постаменте памятник Александру Сергеевичу, творящему поэму, ставшую основой всемирно известной оперы. А на противоположном угловом газоне я зарезервировал бы место для памятника композитору. Они дополняли бы друг друга.

Выйдя с угла газона, по узкой, «не зарастающей» тропе можно было бы пройти к постаменту памятника и возложить цветы под надписью «А.С. Пушкину. «Друзья Людмилы и Руслана».

Какой новосибирец не мечтает о такой возможности, какой гость Новосибирска не запомнит такой памятник?!

В. ЕВДАСИН