В этом году исполнилось бы 100 лет Елизавете Стюарт. Ее имя уже давно занесено в анналы сибирской классики, и теперь кажется глупой шуткой,
«Пока горит в моем окошке свет»
Елизавета СтюартС дочерью поэтессы Ниной Мелеховой мы беседуем в ее небольшой, уютной квартирке на улице Бурлинской. Окна плотно задернуты шторами… Радушная хозяйка приглашает к столу, возражений не принимает… Появляются ножички, вазочки, салфеточки, печенье, салаты… Гостеприимство — это у них семейное.
Мать и дочь похожи. Раньше, пока была жива Стюарт, это было не так заметно. Похожи и внешне, и деликатной манерой общения: сдержанностью, тактом и необыкновенной чистотой речи:
— Да что вы, — смущается Нина Евгеньевна, — во мне уже так мало этого осталось: постоянно ловлю себя на том, что начинают проскальзывать современные словечки…
С шотландской фамилией
Из детских фотографий. Чем не девочка из дворянской семьи? Ни одно интервью с Елизаветой Стюарт не обходилось без расспросов о ее «королевской» фамилии, где странным образом соединились имена палача и жертвы. Происхождение у Елизаветы Константиновны действительно непролетарское, но историю рода Стюарты предпочитали особенно не «светить»:
— Старались как можно меньше мелькать со своей фамилией, — признается Нина Мелехова.
Относительно происхождения в семье существовало две легенды. Согласно одной, при Петре Первом на судоверфь в Астрахань из Шотландии был приглашен искусный корабел, который и был предком сибирских Стюартов. Вторая гласила, что при Николае Первом в Россию
— Маме версия про корабела как романтическая нравилась гораздо больше. В середине
В Новосибирск Стюарты приехали из Томска в ноябре 1932 года. Пятилетняя Нина была
— Не было ни отопления, ни света, вместо лестниц — деревянные трапы… В одной комнате поставили железную
Для новосибирских писателей — людей, в большинстве своем простых, суровых и выросших в деревнях, «явление Стюарт» с ее классическим западным профилем и нездешней фамилией стало своего рода потрясением. «Она казалась не то «барышней» из «бывшего сословия», не то обрусевшей, «осибирячившейся« иностранкой, — вспоминал позднее поэт Александр Смердов. — В ту пору обликом и обращением, а позднее и лирической интонацией стихов она напоминала мне царственную Анну Ахматову и всерьез затронула молодое поэтическое воображение и чувство. Подобное ощущение у меня рождал разве что Вивиан Итин — аристократичный (в манишке
Имя Ахматовой будет очень часто соседствовать с именем Стюарт…
«Сибирская Ахматова»
Поэзию Ахматовой Стюарт любила до бесконечности и делила свою жизнь на две части — до знакомства с Ахматовой и после. Она и многих новосибирских литераторов «посвятила в Ахматову». Елена Коронатова, прозаик и большой друг поэтессы, вспоминает одну удивительную ночь, которую они провели вместе в номере гостинице «Москва». «Ночью нам не спалось. «Никогда не могу спать в полнолуние», — призналась Елизавета Константиновна. В огромные окна светила полная луна, и было так светло, что можно было разглядеть шпильки на полу. Потом она спросила, люблю ли я Ахматову. Ахматову тогда мало кто знал. И она стала читать по памяти «слава тебе, безысходная боль…« — одно стихотворение за другим, тихим голосом, с удивительно выразительной, свойственной ей интонацей»…
Портрет Анны Ахматовой (автолитография Лянглебена) на стене ее рабочего кабинета — «легкий, матовый, серебристый» — у тех, кто бывал здесь, гармонично соединялся с образом самой хозяйки кабинета. Однако личная встреча двух поэтесс — именно как Встреча, как откровение и как сокровенный разговор — так и не состоялась. На Втором съезде писателей СССР их места оказались почти рядом, но Стюарт так и не осмелилась заговорить с любимым поэтом…
А сколько упреков в «ахматовщине» в разные годы пришлось выслушать ей!
— У мамы была не очень легкая жизнь в писательской организации, — говорит дочь поэтессы. — Нападали за то, что женщина, за то, что «язычок острый», что пятки никому не лизала…
Нина Евгеньевна отдает мне исписанные мелким почерком блокноты — выписки из стенограмм писательских собраний, протоколов заседаний правлений СП и статей в журнале «Сибирские огни»
О муфточке из горностая…
Все эти блокноты Нина Мелехова собирала по просьбе Льва Озерова, литературного критика, переводчика и поэта — он потом использовал их в своей работе. С Елизаветой Стюарт Озерова связывала нежная дружба. Встречались только один раз, но долгое время переписывались, обменивались суждениями по поводу стихов, не обязательно своих. Оба оказались большими поклонниками поэзии Николая Ушакова, особенно любили его «Обратную сторону пластинки», стихи 1956 года, где речь шла о старике «из бывших», бесконечно гоняющем затертую патефонную пластинку, уводящую в мелодии минувших дней:
Старик не слушает,А плачет,
На стол склонился головой, —
В пустом стакане
Тройка скачет
С актеркой
В шапочке глухой.
Дорога,
Столбики расставя,
Бежит,
Никем не занята,
Но муфточка из горностая
Мешает целовать в уста.
Они сходили с ума от этой «муфточки из горностая», которая «мешает целовать в уста». Елизавета Стюарт писала об этом стихотворении автору. Собиралась написать об этом стихотворении специальную статью…
И теперь, читая протоколы собраний, где поборники лозунговой,
И все-таки
Ну, конечно! За безыдейность, за созерцательность, за субъективный лиризм, за нежелание идти в ногу со временем, за упаднические настроения… «Партия не отвергает лирику, но партия требует лирику бодрую, жизнерадостную, которая помогает поднять советский народ на трудовые героические подвиги»… «Писать надо не о том, что хочется писать писателю, а о том, что хочется народу»… Другие литераторы, которые вместе с ней попадали «под обстрел», опускали глаза долу: «Критику принимаю, все силы направляю, чтобы делом и работой оправдать себя…», «Перестроюсь, дам ценную для народа продукцию…». А она не желала раскаиваться и признавать вины за то, в чем себя виноватой не считала. Трепетно негодовала, отстаивала свою правоту. Тоненькая хрупкая женщина. Чуткая и дерзкая, не примиряющаяся с компромиссами. «У Стюарт не хватило политического мужества признать свои политические ошибки…»… «Стюарт продолжает оставаться на старых позициях. Не разоружилась. От своих ошибочных позиций не отказалась, не пересмотрела их…»
Один Бог знает, что испытывала она тогда. Спасала ли ее вера в правоту? Стихи? Работа? Друзья?
— Она всегда берегла меня от своих неприятностей, никогда не посвящала в свои писательские проблемы, — говорит Нина Мелехова…
«Как уходит пора листопада…»
Последние годы жизни Стюарт была неизлечимо больна и прикована к постели. Настоящий диагноз от нее скрывали.
— Но мама, конечно, все отлично понимала и чувствовала, — говорит дочь.
В доме
Как лист сухой иль сонная пушинка…
Она была потрясающе беспафосна. Однажды отругала журналиста — очень, кстати, симпатичного человека — за его юбилейные фанфары: «Постыдились бы, дружок, нельзя так бесконтрольно трубить о достоинствах человека». — «Но ведь
