А кенар запел…

В этой квартире живут четырнадцать птиц, собака и рыбки. И никому не тесно

Фото Владимира ПОЛЯКОВА

Яркое весеннее солнце заливает маленькую комнату. Оно играет на широких листьях незнакомого мне высокого цветка, выхватывает из темной зелени лимона наметившуюся завязь, переливается в прозрачной воде аквариума. Золотая рыбка лениво шевельнула хвостом, и шедшие за ней подружки разлетелись в стороны.

Над аквариумом и по стенам — картины и картинки. Только приблизившись, видишь — нет, это не рисунок, это вышивка, очень тонкая — гладью, крестиком. Вот знаменитые «Охотники на привале», вот Шишкин, Куинджи…

По соседству с аквариумом, в широкой полосе света — клетка. На солнышке греются три крохотные птички — птенчики амадины. Рядом еще две: на жердочке — неразлучники (попугаи) в ярких — красное с зеленым — нарядах. Смотрю: приблизились друг к другу, клювик к клювику. Да ведь целуются!.. Ну еще бы, такие красавчики. Соседи, волнистые попугаи, не обращают на них никакого внимания, прыгают себе в удовольствие…

Угол, образованный шкафом и стеной комнаты, задрапирован обоями: по камню вьется виноградная лоза. И здесь — клетка с птичкой в ярко-желтом оперении. Приоткрыв клювик, кенар поет, звонкая, мелодичная песня заполняет все пространство — кажется, ее должен слышать весь большой девятиэтажный жилой дом, слышать и восторгаться ею. Вот из-за него, этого пернатого певца, я и пришла сюда. Однако очень скоро поняла, что настоящим украшением, создателем и хранителем этого прекрасного уголка живой природы, где мирно уживаются и процветают цветы и рыбки, птицы и животные (да-да, есть собачка, миниатюрный той-терьер Русланчик), украшением и создателем этого мира является хозяйка квартиры Александра Николаевна Нефедова.

Приветливая пожилая женщина усадила меня в кресло.

—…Сколько же у вас клеток? — не выдержала я.

— Шесть клеток, четырнадцать птичек… — улыбнулась в ответ Александра Николаевна. — Я с ними не знаю, что такое одиночество, что такое скука, у меня весь день занят… Клетки надо вовремя чистить, вовремя готовить корм, вовремя кормить — рыбкам давать одно, птичкам другое… А характеры разные. Вот эти, что целуются, неразлучники. Самочка всю руку мне исклевала, не любит, когда я у них в клетке убираю; волнистые — эти спокойные…

— Не говорят?

— Эти не говорят… А были и говорящие. Кенар у нас за всех старается…

А кенар и вправду старался, звенел не переставая. Иногда и ночью поет, сказала хозяйка. Тогда она прикрывает клетку тряпочкой. Кенар неприхотлив, особого ухода за собой не требует. Ему хорошо, вот он и поет. И хозяйке от этого пения тоже хорошо.

…Со старых фотографий за стеклом буфета на меня смотрели молодые симпатичные лица. А вот фронтовые фотографии.

— Александра Николаевна, так вы на фронте были?!

— Была. Всю войну, служила по специальности — картографом на флоте… Мне 18 лет было, и война застала меня в Ульяновске, куда я приехала на практику после окончания техникума. Потом был Сталинград…

Александра Николаевна прервала рассказ и достала большую фотографию — наверное, была сделана для Доски почета: грудь в орденах и медалях, есть и самый почетный солдатский орден — Отечественной войны.

— Очень ценю медаль в честь 30-летия Российского флота, есть Знак «Отличник Военно-Морского флота», — пояснила Александра Николаевна.

— А сколько вам лет? — задаю нескромный вопрос.

— А сколько дадите, все возьму.

Так и не сказала. Но зато рассказала историю своего замужества.

…Началась война, и те, кто остался в тылу, как могли помогали фронту. Посылки в действующую армию — это тоже была помощь. Вот и 18-летней Саше Нефедовой тоже однажды пришлось принять в этом участие. Но что послать? Сшила она тогда из разноцветных тряпочек кисет, да не простой, а в виде человечка с головкой, с ручками и ножками, в широких шароварах. На шее человечка было что-то вроде бантика. Этим бантиком кисет завязывался. Его (уже с махоркой) и отправила Саша в общей посылке на фронт.

Было это в 41-м году. Уже в конце войны познакомилась с молодым старшим лейтенантом. Он, как и она, служил на флоте. Скромную свадьбу сыграли после окончания войны. И вот однажды достает молодой Сашин муж кисет с махоркой, закуривает, а Саша кисет с удивлением рассматривает: уж очень необычный… Откуда? Оказывается, во время войны на корабль, где он служил, пришла посылка, и из этой посылки ему достался кисет.

…Я держала в руках необыкновенную вещь, сшитую из простеньких тряпочек, и не верила: да может ли такое быть?! Оказывается, может… Значит, судьба…

— Я и стирать его боюсь — вдруг рассыпется, ведь столько времени прошло. — И драгоценная реликвия возвращается на прежнее место.

Похоронив мужа, Александра Николаевна не осталась одна. Ее не забывают бывшие сослуживцы, она любит театр, музыку, книги. Любит дерево. Обыкновенный сучок в ее руках превращается в диковинное животное, щепка — в чудище, из рыбьих косточек делает необыкновенных бабочек. Отлично вяжет: шали, шарфы, свитера… «Давайте вам свяжу, давайте, давайте, через месяц-два будет готово». И ведь свяжет что угодно. Зрение хорошее.

…Руслан крутится под ногами, и я боюсь на него наступить: уж больно махонький.

— Русланчик, иди ко мне, — зовет хозяйка. Собачка, оставив незнакомого гостя, бежит на ласковый зов. — Собаки у нас всегда жили и всегда были маленькие. А однажды на день рождения (это уже давно было) мне подарили двух кенаров. С тех пор у меня птички не переводятся. Этот, последний, живет с прошлого лета. Голосистый… Степой зовут. И птицы, и животные у нас всегда жили. Однажды даже обезьянка была, такая забавная. Муж их тоже любил, — она вздохнула. — Мы с ним дружно, ладно жили больше тридцати лет, не ссорились, умели быть терпеливыми… А вообще, — сменила вдруг тему разговора моя собеседница, — я довольна жизнью…

И как будто по заказу примолкший кенар снова запел…