Запасной проект

Сегодня имя Григория Голосова хорошо известно тем, кто читает профессиональные журналы о политике, преимущественно англоязычные. Эти журналы почти не попадают в Россию, но они есть в нескольких московских и петербургских библиотеках. А начинал Григорий Голосов в Новосибирске — он учился на гуманитарном факультете НГУ и был одним из самых заметных фигур в «Лекторской группе», члены которой всегда знали о событиях в стране и в мире больше, чем писали в официальной советской прессе. Кстати, именно в эту группу входили многие известные сегодня новосибирские историки, философы, журналисты…

Кандидатскую Григорий Голосов защитил в Новосибирске, но доктором политических наук стал уже в Санкт-Петербурге, куда переехал из столицы Сибири. Профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге — автор ряда книг и учебников по политологии. Недавно Григорий Голосов дал сайту «Полит.ру» большое интервью, с фрагментами которого мы вас хотим познакомить.

— Как бы вы определили политическое устройство современной России?

— Это переходная политическая система с элементами демократии и авторитаризма. Определение нынешней системы мало отличается от того, которое мы дали бы в 1990-х годах. Однако динамика различна: авторитарные элементы в последние годы, пожалуй, нарастают. Как и из всякой переходной ситуации, отсюда возможны два исхода: демократический и авторитарный. И вероятность авторитарного исхода нарастает, судя по тенденции постепенного ограничения возможностей политической самореализации граждан.

— Видите ли вы где-нибудь в регионах попытки это изменить?

— Нет. Региональные правящие группы значительно слабее, чем правящая группа Российской Федерации в целом. И эффективное региональное сопротивление политике, которая проводится на федеральном уровне, не было возможно никогда, за исключением отдельных моментов крайнего ослабления федеральной власти, как это было, например, в 1999 году. Сейчас таких возможностей нет.

— Есть ли какие-то тенденции появления новых политических сил или развития и укрепления новых партий?

— Я полагаю, что таких тенденций нет. Скажем, Владимир Рыжков попытался сделать что-то новое из Республиканской партии России. Сразу же возникли проблемы с Росрегистрацией, и я не уверен, что РПР во главе с Рыжковым сможет добиться права на участие в выборах 2007 года. Есть Демократическая партия, которую в конце прошлого года попытался возглавить Михаил Касьянов. Но именно эта попытка продемонстрировала, что президентская администрация располагает вполне эффективными средствами противодействия инициативам такого рода.

Или другой пример — Российская партия жизни. Ее роль — резервная партия власти. На тот крайний случай, если «Единая Россия» начнет стремительно терять электоральную популярность, нужен запасной проект. Я при этом ничего плохого не хочу сказать о деятельности Сергея Миронова. Считаю даже, что в проект заложены некие конструктивные элементы. Но объективно функция Партии жизни в российской политике именно такова. Это очень хорошо прослеживается в региональной политике. Там, где происходит полное устранение оппозиции правовыми или неправовыми методами, места на региональных выборах получает

Партия жизни.

— А партия «Родина»? Какова ее судьба?

— «Родина» понесла очень сильный ущерб. И не очевидно, что она сможет восстановиться в качестве эффективной политической силы. До разгрома, который был устроен этой партии в нынешнем году, у нее были неплохие, хотя и довольно скромные перспективы. На федеральном уровне ее первоначально рассматривали в качестве приемлемой оппозиции, этакого противовеса Коммунистической партии Российской Федерации.

Заметно большое сходство между способом деятельности партии «Родина» в нынешнем электоральном цикле и ролью Союза правых сил в прошлом. Многие люди, которые по той или иной причине не вписывались в партию власти, находили себе нишу в «Родине», входили в ее списки и избирались. Сейчас, когда президентская администрация явно продемонстрировала, что «Родина» не является приемлемым партнером, я думаю, что такие возможности у этой партии исчезают.

— Что можно сказать о «Единой России»?

— В прошедшем электоральном сезоне, с октября прошлого года по март нынешнего, результаты «Единой России» на региональных выборах были очень высокими. Ее списки в среднем получили 42,9% голосов. Для сравнения: в октябре 2004-го — мае 2005 г. средний результат был 28,4%. Между прочим, весьма значительную роль в этом сыграла отмена выборности губернаторов. Она реально привела к усилению контроля федерального центра над региональной политикой, к сильному ужесточению этого контроля.

Как видите, эта мера оказалась весьма эффективной: как только губернаторы поняли, что у них нет другого способа политического выживания, они сразу же стали концентрировать все свои ресурсы и возможности (а во внутренней региональной политике эти ресурсы и возможности, конечно же, очень велики) на поддержке «Единой России».

— Что последует за этим в будущем? Что нас ждет на ближайших региональных, муниципальных и федеральных выборах?

— Я думаю, что без кардинального изменения социально-экономической ситуации в стране (которое весьма маловероятно) нас ждет продолжение этой тенденции. Начиная уже с нынешней осени региональные выборы будут репетицией думских выборов 2007 года: в эти выборы будет вбрасываться даже больше федеральных ресурсов, чем сейчас, давление на губернаторов будет оказываться еще более сильное. Значит, результаты «Единой России» будут еще лучше.

— Как вы оцениваете шансы КПРФ?

— Опять-таки если экстраполировать текущие тенденции, то шансы КПРФ выглядят очень неплохими. На региональных выборах были довольно впечатляющие успехи в Новосибирской, Тамбовской, Белгородской областях. Средний результат списков КПРФ в последнем электоральном сезоне — 15%. А уничтожение партии «Родина» в ее прошлой роли, безусловно, работает на пользу КПРФ.

Альтернативные проекты, среди которых самым опасным для КПРФ, безусловно, является Российская партия пенсионеров, находятся, что называется, пока еще в работе. Не очевидно, что новое руководство Партии пенсионеров окажется таким же эффективным, как Гартунг. Так что мне представляется вполне вероятным, что КПРФ получит на думских выборах те же 15% голосов, а может быть, даже больше — до 20%.

— Есть ли у ЛДПР шанс остаться в Думе?

— Да, и большой. ЛДПР на региональных выборах всегда выступает хуже, чем на федеральных. Она почти никогда не проводит своих одномандатников. Но при этом она обычно преодолевает установленные барьеры. В последнем электоральном сезоне списки ЛДПР получили в среднем 8,9% голосов. А годом раньше было 8,5%, так что динамика положительная.

— Когда отмена выборности губернаторов еще не была узаконена, а только обсуждалась, некоторые рассматривали как последнюю возможность участия граждан в политике муниципальные выборы.

— Да, есть такая идея, что можно задавить политику на федеральном уровне, а она вот возродится и будет процветать на низовом. Но так не бывает, попросту говоря. Политика есть общенациональный процесс. То, что может возникнуть на муниципальном уровне, — как правило, не более чем дележ очень ограниченных и сужающихся ресурсов. Ведь они изымаются все в большей мере федеральным центром и региональными властями. Вообще, местная политика не приобретает реальных общегражданских тонов при отсутствии таковых на федеральном уровне.

— Как получилось, что все это стало возможным?

— То есть почему общество не оказывает сопротивления процессу государственной централизации? Потому что в России отсутствует то общество, которое могло бы этому сопротивляться. Одна причина — это отсутствие независимых экономических интересов. Они являются необходимой предпосылкой.

Другая причина — это отсутствие солидарной деятельности экономически непривилегированных слоев общества, направленной на отстаивание своих прав и интересов. Например, в России фактически отсутствуют профсоюзы. А там, где нет профсоюзов, как правило, отсутствует и эффективная рабочая партия. КПРФ по своему профилю не способна отстаивать интересы наемных рабочих в частном секторе. Ей ближе интересы пенсионеров и бюджетников.

Но если бы интересы рабочих были выкристаллизованы в обществе, то за политическим представительством дело бы не стало. Люди, которые могли бы этим заниматься, — в наличии. Факт состоит в том, что сами интересы еще пребывают, так сказать, в непроявленном состоянии. Когда отсутствует общественное сопротивление, государственная власть усиливается ровно в той мере, в какой она хочет усилиться. А она хочет. Потому что усиление государственной власти в данном случае совпадает с интересами выживания существующей в России правящей группы.

— Но можно ли что-то с этой ситуацией сделать?

— Если граждане России хотят каким-то образом изменить ситуацию, то усилия должны быть общими. Объединившись, стоило бы поискать некие бреши в той системе препятствий к политической самореализации, которую я обрисовал. В целом это довольно крепкая система. Но если ее представить как таковую, не питать по поводу ее иллюзий, то есть видеть любую стену как стену, то всегда можно, вооружившись лупой, обнаружить в ней бреши. Можно найти те места, которые слабы. Проблема состоит только в том, чтобы этим заниматься.

Как бы ни было трудно зарегистрировать общественную организацию в современной России, но когда Каспаров хотел зарегистрировать Объединенный Гражданский Фронт, он его зарегистрировал. Трудно сейчас создать политическую партию — почти невозможно. Чтобы зарегистрировать партию, нужно с ходу предъявить 50 тысяч членов. Эта возможность почти блокирована. Но, тем не менее, если будет некое массовое стремление создать политическую партию, то в 140-миллионной стране собрать 50 тысяч человек — это не Бог весть что.

Институты иногда обрекают на бездействие. Но это касается слабых. Как только появляется нечто сильное, способное идти поверх барьеров, оно обходит ограничения. Точнее говоря, не обходит — ограничения становятся для него несущественными.

Беседовал Владимир КУЗМЕНКИН