Новосибирск — известный музыкальный город… И оперный, и филармония… Но чтобы в обычном ресторане заиграл старинный рояль «Беккер» — это событие редкое не только для обычного сибирского города.
Фото Владимира ПОЛЯКОВАЗнаменитого «немца» отыскал и «вылечил» новосибирский реставратор Леонид Колесников: в прошлом году купил он лакированную «развалюху» по сходной цене у совсем не музыкального человека, два месяца придавал «старичку» необходимый лоск, а потом отправил в ресторан — деньги зарабатывать…
Реставратор Колесников в новосибирском музыкальном мире — фигура известная: эдакий доктор, специализирующийся по «возрастным» болячкам роялей и клавесинов. Музыкальный народ знает: если
— Для меня мои «старики» — не просто предмет страсти коллекционера, — рассказывает Леонид Валерьянович. — Я когда с ними общаюсь — прикасаюсь к самой истории. Каждый мой инструмент, прежде чем попасть в мои руки, «отмахал» не одну тысячу километров и пережил немало исторических событий. Вот, например, мой немец, «Август Ферстер» 1914 года выпуска, попал в Сибирь в качестве трофейной добычи — он, кстати, и был родоначальником моей коллекции…
В мастерской Леонида Колесникова. Фото Владимира ПОЛЯКОВАТрофейный «немец» был захвачен в плен советским офицером в одном из брошенных домов поверженной Германии и был транспортирован в Новосибирск в качестве наглядной «победной» агитации. Десятилетиями он грустно пылился в углу трехкомнатной квартиры на Красном проспекте: семья
— Слепить новое музыкальное тело — это не самая сложная работа, — раскрывает свои секреты реставратор. — Самое трудное — восстановить фирменный фабричный знак — каждая уважающая себя музыкальная фабрика позапрошлого века «клеймила» свои инструменты. С «Августом» я намучился — его «клеймо» напоминало хитросплетение из цветов, букв и цифр: две недели я занимался гравировкой и ретушью, пока не добился полного сличения. Потом несколько дней не мог руки от туши отмыть — так и ходил черным.
Самый любимый «ребенок» в коллекции Колесникова — это «чернокожий»
— Потомки белого генерала вместе с «Юлиусом» осели в Новосибирске, — вспоминает Леонид Валерьянович. — Напросился в гости, прихожу в квартиру, а там два мужика, потом как выяснилось, правнуки этого офицера, распивают на «Юлиусе» водку и тушат бычки об его ореховое тело. У меня даже в глазах помутилось от такого вандализма: ребята, говорю им, вам этот инструмент нужен? А они в ответ: ну, только в качестве журнального столика… Правда, цену они за него заломили аховую, поняли, что с произведением искусства расставаться будут. Снял со сберкнижки все сбережения, но «юлика» выкупил. Потом ему месяц ожоги залечивал…
Чтобы музыкальные «дети» не теряли свой голос и форму, Колесников в мастерской постоянно поддерживает одну и ту же температуру воздуха — старинный рояль или пианино дольше живут при двадцати шести градусах тепла. Поэтому даже летом реставратор не экономит электричество и просушивает свой подвал с помощью калорифера. А еще с этими старинными экспонатами нужно каждый день разговаривать — музицировать то есть. Сам Колесников музыкального образования не имеет и в лучшем случае, как он сам говорит, может извлечь из инструмента «Собачий вальс». А все эти «стенвеи», «августы» и «юлики» — инструменты серьезные, приученные веками к строгой классике, поэтому приходится Колесникову «заманивать» в свою мастерскую
— Ребята с удовольствием приходят в мою мастерскую, чтобы помузицировать, — не без гордости говорит реставратор. — Иногда целые музыкальные вечера устраивают: и им приятно на старинном пианино или рояле поупражняться, и мои «дети» без работы не скучают. Пару раз «юлика» брали напрокат в консерваторию — мне, конечно, не жалко, просто мои пианино и рояли — «люди» в возрасте и плохо переносят такие гастроли. Потом голос теряют — приходится заново настраивать…
