Визит в преисподнюю

Пятьдесят два года назад новосибирец Герман Кузьменко пролетел на самолёте через «шляпку» ядерного гриба. Рассказать о суперсекретных учениях, после которых в живых остались не многие, он решился только сейчас.

Осенью 1954 года Герман Кузьменко участвовал в войсковой операции под мирным и лиричным названием «Снежок». В совершенно секретных документах для служебного пользования операция «Снежок» расшифровывалась как корпусные учения под наименованием «Прорыв подготовленной тактической обороны противника с применением ядерного оружия».

Среди многочисленных наград Германа Кузьменко награды за Тоцкие учения нет — секретность. Фото автора

Предстоит освоение нового оружия — вот все, что сообщили солдатам и офицерам, прибывшим в обстановке строжайшей секретности на станцию Тоцкое Оренбургской области в августе 1954-го. Около 45 тысяч представителей всех родов войск и более 8 тысяч единиц боевой техники согнали со всей страны с единственной целью — увидеть, как будут действовать люди, когда над ними рванут ядерную бомбу.

Перед капитаном Кузьменко и еще двумя экипажами стояло задание — пролететь через «шляпку» ядерного гриба. Пехоте надлежало пройти через район радиоактивного заражения. Согласно одной из версий, рассекреченных спустя сорок лет, густонаселенные районы Оренбургской области выбрали в качестве полигона потому, что здешний рельеф местности и плотность населения были такими же, как в Германии.

Сорок килотонн смерти

С мая по сентябрь 1954 года солдаты возводили на Тоцком полигоне «испытательную инфраструктуру». Было отрыто 383 километра траншей и ходов сообщения, возведено 394 блиндажа, 140 убежищ, 585 окопов для артиллерии и минометов, 620 укреплений для танков.

— Поначалу всех убеждали, что будет имитация — взорвут бочек 50 с бензином — гриб при этом поднимается почти такой же, как ядерный, — рассказывает Кузьменко. — Я до 1994 года думал, что это правда.

Кузьменко не припоминает, чтобы видел на ком-либо защитный костюм или чтобы военные формы кто-то обрабатывал защитными растворами. По его мнению, организаторы таким образом хотели узнать, сколько протянут не защищенные от радиоактивного излучения люди после этого взрыва.

О чем думали 45 тысяч молодых и здоровых мужчин в то злополучное утро, когда над их головами взорвалась чудовищная бомба, мощность которой в два раза превышала потенциал адской машины, сброшенной американцами на Хиросиму? Может, они вспоминали своих родственников, павших на полях сражений Второй мировой? Может, просто наслаждались выглянувшим утренним солнцем? В любом случае, когда через несколько секунд на волю вырвались 40 килотонн смерти, все мысли, чувства, переживания, стремления растворились в рукотворном аду.

— Это было ужасно, — вспоминает Кузьменко. — Самолет очень сильно трясло. Было так жарко, что я почти не мог дышать. Я не видел горизонта и летел в верхнюю часть ядерного гриба, которая все время увеличивалась. Вокруг меня была красно-желтая субстанция, похожая на неимоверно густой туман. Если б я был верующим, то решил бы, что попал в преисподнюю. Экипаж моего товарища Жоры Колпикова остался там. Меня и еще один экипаж спасло то, что мы влетели в гриб через тридцать секунд после взрыва. А Жора оказался над эпицентром секунда в секунду и попал в самый венчик. Там была страшная турбулентность. Самолет и кто в нем был просто исчезли. Специалисты, обследовавшие место взрыва после испытаний, не нашли ни обломков, ни фрагментов тел — только пепел.

Мощь ядерного удара повергла в шок даже бывалых. Дымилась трава, страшная волна снесла кустарники и перелески. Земля оплавилась, траншеи и окопы захлопнулись, как ракушки. В воздухе носились опаленные птицы, понуро стояли собаки, коровы, овцы и верблюды с обожженными боками. Тут же лежали трупы животных. Смотровые стекла на боевых машинах, которые выезжали из подземных укрытий, потрескались от ударной волны, но не высыпались благодаря тому, что были выполнены из очень прочного материала — «сталинита». Военную технику, которую ради испытаний специально поставили в эпицентре взрыва, сильно покорежило. На некоторых танках не было башен, одни самолеты были опрокинуты, у других вырвало крылья. Здорово досталось окрестным деревням. Людей предварительно отселили, но сгорели почти все дома. Рассказывать о вреде облучения населению не посчитали нужным. Секретность в условиях холодной войны была важнее. Поэтому жители Оренбургской области десятилетиями выращивали на радиоактивной земле зерно и овощи. Строили дома из зараженного леса. Топили печи термоядерными дровами.

Сибирские морозы как прививка от радиации

В личных делах участников Тоцких учений записано, что они получили дозу излучения 5,5 бэра. Это примерно то же самое, что прожить в зоне радиоактивного загрязнения, образовавшейся после катастрофы Чернобыльской АЭС, 55 лет. При этом ветераны подразделений особого риска утверждают, что данная цифра занижена раза в полтора.

Из 45 тысяч участников тех событий в живых осталось пятьсот человек. Потери среди гражданского населения остались невыясненными. Архивы Тоцкой районной больницы с 1954-го по 1980 год уничтожены.

Герман Кузьменко называет себя счастливым исключением из общего правила: «Я выжил благодаря своему упорному характеру и закаленному организму». Продолжая тему, наш герой говорит: причиной тому, что он, выражаясь строчкой из песни Розенбаума, «покуда в силе и живой», — трудное военное детство, когда за жизнь приходилось цепляться зубами. После таких испытаний, выпавших на долю 7–10-летнего мальчишки, уже ничего не страшно.

Отца в 37-м репрессировали. Семья из крымского города Балаклава, где Алексей Кузьменко работал в объединении ЭПРОН (экспедиция подводных работ особого назначения), переехала в Сибирь на станцию Тайга. Мать перед самым началом войны посадили за опоздание на работу (а опоздала она по причине того, что младший брат Германа тяжело заболел). Двое детей — семи и пяти лет — остались одни. В 41-м мать освободили, но в январе 43-го арестовали вновь — на заводе, где она работала, произошел взрыв. В тюрьму отправили всех.

— Когда маму забрали, к нам в дом пришли чекисты с обыском, — рассказывает Герман Алексеевич. — После их ухода я обнаружил, что пропали хлебные карточки. Это означало голодную смерть. Нас спасло то, что началось лето, я подался на работу в колхоз и в качестве заработка получил семь килограммов пшеницы.

По дороге домой пацана несколько раз пытались ограбить, но он дрался как лев, понимая, что цена заветного мешочка, по сути, равняется цене их с братом жизни.

Были случаи, что греха таить, когда доводилось воровать самому. «Мы — дети — смертельно ненавидели мужчин, которые не на фронте. Один такой торговал махоркой на местном базарчике. Я и несколько других ребят подкрадывались, хватали мешок и убегали. Потом махорку эту раскладывали по самодельным кисетам, туда же вкладывали записочки: «Доблестным воинам от школьников Новосибирска« и отправляли на фронт».

Зимой 42-го морозы стояли страшные. А у третьеклассника Геры Кузьменко из одежды была только брезентовая куртка, сшитая матерью из отходов производства чехлов для станков. «Я всю зиму ходил в этой куртке. Закалка оказалась столь крепкой, что даже радиация меня не взяла», — смеется теперь Герман Алексеевич.

74 года — полет нормальный

Свою жизнь Герман Кузьменко, по его собственным словам, сделал с героя книги «Два капитана» Сани Григорьева: «Это главная книга моей жизни. Я всегда следовал жизненному кредо своего кумира — «Если быть, то быть лучшим«. И летчиком я стал потому, что мой любимый книжный персонаж бредил небом».

На самом деле Герман Кузьменко должен был стать химиком. Он окончил десятилетку в суперсекретном Челябинске-40, где производили плутоний и заряжали первую советскую ядерную бомбу. Там работал дядя Германа Алексеевича. Специально для выпускников местной школы в закрытом городке открыли филиал МИФИ. «Но я не хотел быть химиком, я хотел быть летчиком!» Отчаянный юноша написал письмо тогдашнему министру обороны Василевскому. Благодаря этому письму ему разрешили в порядке исключения поступать в Челябинское Краснознаменное авиационное училище штурманов дальней стратегической авиации.

Герман Алексеевич в свои 74 года продолжает работать. Он — директор Новосибирского завода предизолированных труб. Бывший летчик и сейчас не упускает случая посидеть за штурвалом. Последний такой случай представился два года назад на Севере, куда Кузьменко летал по делам. Полет прошел нормально.