Русский художник Михаил Шемякин

В 1971 году был изгнан из России, но всегда считал и считает её своим домом

Дорогой гость

В последнее время культурная жизнь города «била ключом»: то книжный фестиваль проводился, то Большой на гастроли пожаловал, а теперь вот сам господин Шемякин приехал по приглашению режиссера городского драматического театра Сергея Афанасьева. Художник хотел воочию осмотреть здание строящегося театра, купол которого он согласился расписывать. Об этом экстраординарном для города событии «Вечерка» уже рассказывала. Но разговор на встрече шел не только о театре…

Фото Владимира ПОЛЯКОВА

Имя русского художника, скульптора, великого мастера Михаила Михайловича Шемякина знают во всем мире. Он имеет докторские степени Университета философии и психологии искусства Сан-Франциско, Академии искусств Европы, является членом Нью-Йоркской академии наук. Его работы представлены во многих музеях мира. Известна и его дружба с Владимиром Высоцким. Но слава и почет к художнику-диссиденту пришли не сразу: вначале нужно было пережить гонение властей, лечение в психбольницах и, наконец, изгнание в 1971 году из страны. Его живопись никак не тянула на соцреализм.

О своей биографии Шемякин рассказывает так: «Родился я в Москве, хотя терпеть не могу этот город, вырастал в Германии, 14 лет жил в России, а остальное — в изгнании. Я очень люблю Петербург, там я учился, когда моя семья вернулась из ГДР».

На встрече с общественностью города и с журналистами в театре Сергея Афанасьева Михаил Шемякин много рассказывал о творческих планах, предстоящих гастролях, выставках и просто о жизни.

«Вернитесь в Россию со щитом, а не на щите»

Михаил Шемякин: «Бороться остаток своей жизни с зажравшимися бюрократами не входит в мои планы». Фото Владимира ПОЛЯКОВА

— Меня часто спрашивают: «Вы диссидент, побывавший в самых страшных психиатрических клиниках и испытавший много чего ужасного от органов госбезопасности, сегодня потеряли диссидентское достоинство, сидите и распиваете чаи с кагэбэшником». Имя кагэбэшника — Владимир Владимирович Путин. Я всегда на это отвечаю так, что, во-первых, Путин по возрасту ну никак не мог меня изгонять. Во-вторых, я могу только выразить свою глубочайшую благодарность органам госбезопасности. Они фактически спасли меня от Союза художников. Я никогда не забуду беседу с полковником Поповым, когда был арестован перед изгнанием. Тогда мне было 27 лет. Он сказал: «Михаил Михайлович (это было впервые, когда ко мне так обратились), вы поймите простую вещь: мы можем вам предложить только три варианта вашего бытия. Один из них — снова психиатрическая больница и принудительное лечение. Вы знаете, что это такое. Второй — это места, отдаленные от вашего Ленинграда. И третий — покинуть страну немедленно, даже не сообщив об этом своим родителям». И добавил: «Россия будет меняться, не выступайте много по радио, телевидению, работайте (это было сказано в 1971 году). Мы бы хотели, когда Россия будет иной, чтобы вы вернулись домой со щитом, а не на щите». Вот это — напутствие жестокого, страшного, кровожадного кагэбэшника, который фактически спасал меня. Он сказал: «Вам Союз художников жить не даст. Мы вынуждены будем вас изолировать». И вот сегодня те люди, которые писали на меня доносы, начинают мне говорить: «Как же тебе не ай-ай-ай». Я веду себя так, как считаю нужным.

«…А в Академгородке меня никто не ждал»

Впервые знакомство Михаила Шемякина с Новосибирском, пусть и заочное, произошло в 1967 году.

— Первым местом, где проходила моя самая большая экспозиция, был Академгородок. Академикам тогда много чего позволялось и прощалось. В то время там была очень интересная галерея, которую создал Макаренко, ныне живущий под Вашингтоном. Этот человек устраивал уникальные экспозиции, которые немыслимо было тогда представить в Ленинграде или Москве. За свою бурную деятельность он тоже был выслан из России. Я получил тогда официальное приглашение: «Михаил Михайлович, Академгородок вас приглашает, оплачивает вам дорогу туда и обратно, проживание в отеле и т. д.». Ровно через пять минут после этой телеграммы раздается звонок Макаренко: «Ты понимаешь, это так, для документов, никто тебя не вызывает, не приглашает, денег у нас нет». Так что я в Академгородке на своей выставке не был.

«Постсоветская интеллигенция напоминает мне Акакия Акакиевича»

«Пивной крыс»

После «перестройки» Михаил Шемякин, живя в Нью-Йорке, куда он перебрался из Парижа в 1981 году, очень часто бывает и работает в России. В ближайшее время он планирует снова вернуться во Францию, чтобы быть поближе к родине, потому что постоянные перелеты через океан его утомили. Несмотря на то что он человек не бедный, часто приходится искать деньги у спонсоров для реализации новых проектов. Так что он вполне понимает людей искусства.

— На вопрос, что я думаю о современной постперестроечной интеллигенции, я всегда отвечаю: «Российская интеллигенция постоянно напоминает мне Акакия Акакиевича из произведения Гоголя, когда у него шинель украли. Он попадает в кабинет к чиновнику, который хочет показать, какой же он важный, начинает орать, топать ногами: «Здесь решаются государственные дела, а вы с какой-то шинелью лезете!», чем и доводит Акакия Акакиевича до кончины. То же самое и с российской интеллигенцией. Заходит она к государственному чиновнику, а он топает ногами и как бы говорит: «Куда вы попали, мы тут «Юкос« сикось-накось делим, а вы с какими-то проектами, с каким-то театром!»

«Это какая-то мистика»

«Кот»

Фактически возвращение художника на родину произошло в 1989 году, когда в Москве прошла его ретроспективная выставка 1972–1989 гг. На суд зрителей было представлено 158 работ. Еще до выставки Булат Окуджава писал: «Мощное искусство Шемякина сродни театру, необычному и непредсказуемому. Его истоки где-то в русском фольклоре, в лубке, но по мере развития захватывающего действия это искусство преодолевает границы фольклора и становится универсальным». Действительно, в последнее время Михаил Шемякин увлекся театром. Однажды главный дирижер Мариинского театра Валерий Гергиев пригласил его оформить и создать концепцию оперы «Любовь к трем апельсинам» Сергея Прокофьева.

Как-то перед тем как лечь спать после ночной работы, Шемякин включил в восемь утра телевизор и увидел балет «Щелкунчик».

— Мне не понравилось. Тогда я подумал: «Какое счастье, что я не театральный художник, что не связан с балетом». И тут часа через два раздается звонок от Гергиева: «Отложи Прокофьева, ты должен создать новую версию «Щелкунчика». Это была какая-то мистика! Я взревел: «Я никогда в жизни этим не занимался. Я не театральный художник!» Но услышал в ответ: «Как раз мне нужен ты. Прослушай мой диск, я вернул подлинный ритм, который был утрачен». Так я занялся «Щелкунчиком» и в течение двух лет создал новую концепцию. Пришел в театр. Вначале работал с Ратманским, но его заносило в сторону Хармса. То он предлагал, чтобы во время боя выехал Ленин на броневике, то вместо крысиного короля из-под пола вылезал бы Ельцин с семьей… И все-таки я нашел своего Щелкунчика, которого рисовал. Им стал Кирилл Симонов, который раньше играл шута в «Лебедином озере». Даже его теща заметила: «Михаил Михайлович, вы нарисовали Кирюшу». Как и все актеры, Кирилл танцевал в маске, но когда он ее снимал, было такое ощущение, что он ее и не снимал вовсе. 29 декабря французы приедут снимать в Мариинке спектакль «Щелкунчик» на DVD.

Каждый город стремится сделать памятник Высоцкому

В России, можно сказать, начался бум «памятникостроения». Особенно многие города хотят увековечить в бронзе Владимира Высоцкого. Михаил Михайлович уверен, что это своеобразная потребность. Чаще всего, по его мнению, известных поэтов, певцов забывают лет через пять-десять, а после смерти Высоцкого прошло уже 25 лет, и он до сих пор востребован. «Поэтому желание городов увековечить его память — это вполне естественно».

Михаил Шемякин сам участвует в изготовлении памятников своему другу. Много времени и сил он посвятил созданию большого (не в смысле высоты) монумента в Самаре. Получилась многофигурная композиция. Здесь и Марина Влади, и сам Володя, который стоит в плаще, облокотившись на свою гитару, как на шпагу, и многие его персонажи. А внизу подпись: «Как хороши, как свежи были маки, из коих смерть схимичили врачи». Записку с этими стихами Михаил нашёл на своём столе. Так Высоцкий попрощался с Шемякиным, зная, что больше никогда не войдет в его мастерскую. Наш город в этом плане оставил у Шемякина неприятные впечатления. Была договорённость установить Высоцкого в бронзе в Новосибирске, даже уже была задумана композиция «тоже многофигурная, с включением многих элементов из его бытия».

— Там должно было быть два Высоцких, потому что он многогранен: у него присутствовал колоссальный трагизм и то, что было присуще русским скоморохам. Поэтому один стоит, как бы задумавшись, в позе Гамлета, а второй с гитарой, как бы пытается его вывести из этого состояния. Сложная многофигурная композиция на фоне определённых рельефов. Она была задумана специально для вашего города.

Но получилась очень некрасивая история. Договорившись со скульптором, его попросту «кинули». Вначале было много шума: «Шемякин делает нам памятник!», интервью, телевизионные программы…

— В результате я случайно узнал, что памятник уже встал, а мне пришло письмо, что, к сожалению, все усилия пали даром. Деньги не были собраны. Разговор шёл не о каких-то больших деньгах. Единственная проблема в том, что моё условие всегда одинаково: литье должно происходить в Америке. Это очень дорогое занятие, а работать с постсоветскими литейными фабриками и материалами, из которых льётся скульптура, я не могу. Состав бронзы настолько ужасен… Здесь я бы никогда не стал лить. То, что было обозначено в сумме — это абсолютно нормально. Тот комплекс, который я хотел создать, был бы интересен для жителей вашего города.

«Страну не выбирают»

Михаила Шемякина часто спрашивают, Новосибирск тоже не был исключением: «Что для вас значит Россия? Не собираетесь ли вы переезжать на Родину?» Художник ответил:

— Я всегда подчёркивал, что я есть и буду русским художником. Россия — это тот дом, та страна, которую не выбирают, как и родственников. Но переезжать я сюда не собираюсь. Для меня Россия не является страной подлинной демократии, извините, анархию и беспредел именовать свободой, по крайней мере, неосторожно. Бюрократический аппарат на сегодняшний день озверелый, страшный и более монументальный, нежели был во времена советской власти. Бороться остаток своей жизни с зажравшимися бюрократами, у которых ни стыда, ни совести, ни чести, не входит в мои ближайшие планы. Я считаю, что помогать России смогу гораздо больше, живя за границей, приезжая сюда и работая с российской интеллигенцией.