Археология как образ жизни

Что думает о ней доктор исторических наук лауреат Государственной премии России Наталья Полосьмак

Наталья Полосьмак в Горном Алтае

— Наталья Викторовна, поздравляю вас с праздником и, честное слово, восхищен вами. Даже не верится, что каждый год вы по нескольку месяцев проводите в палаточных условиях: раскопки, глина, песок, гравий, лопата…

— Спасибо! Но не вижу в этом ничего трагического. Это абсолютно нормальные условия жизни, доставляющие огромное удовольствие.

— Слышал, что прошлогодний полевой сезон был особенно трудным?

— Скажем так: напряженным и длительным. Наша совместная с монгольскими коллегами экспедиция работала в горах Ноин-улы, на севере Монголии. Это место стало всемирно известным восемьдесят лет назад, благодаря исследованиям известного русского путешественника и ученого Петра Кузьмича Козлова, открывшего погребения знатных кочевников — хунну. Мы возобновили раскопки, которые проводили в соответствии с неизмеримо возросшими современными научными требованиями и возможностями. Но работа в самом деле была довольно трудной, так как мы выполняли ее полностью вручную, чтобы не упустить ничего в процессе раскопок. Хуннский курган (1 в. до н. э — 1 в. н. э) был еще в древности осквернен грабителями, но мы знали, что наш труд не будет напрасным, и с помощью монгольских студентов ярус за ярусом, слой за слоем (было пять только каменных перекрытий) вынимали грунт. Сруб мы обнаружили только на глубине 18 метров. И произошло это уже в октябре, когда наступили холода. Под давлением многотонного заполнения могилы сруб «сложился» — потолок оказался почти на полу. Хотя самого погребенного (или погребенной) обнаружено не было, многочисленные находки предметов материальной культуры были столь ценны, что в конце концов мы испытали огромное удовлетворение. На украшенном аппликациями войлочном ковре мы нашли множество предметов, сопровождавших знатного умершего в мир иной: драгоценная лаковая посуда, вышитые шелка, богатое убранство конской упряжи, нефритовые изделия, золотые украшения одежды, семена…

Сейчас мы изучаем находки, а потом они будут возвращены в Монголию.

— Археология в России — это сфера гуманитарных наук, а значит и духовного опыта и знания. Для вас жизнь в науке сложилась ровно, или были периоды провалов и взлеты?

— Каждый период по-своему интересен и значителен. Душевный трепет, который я испытала будучи еще девятиклассницей на первых своих раскопках в Алейском районе на равнинном Алтае, навсегда определил мою профессию и жизнь. Первые научные самостоятельные раскопки после НГУ я проводила в Барабе. На основании тех работ я защитила в Ленинграде кандидатскую диссертацию. Потом пришел черед Укока и пазырыкской культуры. Это было нечто совершенно новое и потрясающее и по сохранности древней культуры в мерзлоте, и по эмоциональному воздействию. Но в археологии не бывает безрезультатных поисков, и почти каждые раскопки приносят научные открытия.

— Мы в «Вечёрке» следим за вашей работой уже много лет, и сложилось впечатление, что несмотря на некоторый искусственно вскрученный ажиотаж вокруг ваших работ в Горном Алтае, весь этот телевизионный шабаш вокруг «Принцессы Укока», вы все-таки избегаете публичности. Трудно было даже найти ваш фотопортрет после присуждения вам Государственной премии…

— Наверное, это так. Хотя я отдаю себе отчет в том, что результатами археологических находок пользуются самые широкие слои общественности, даже государственные деятели не только из любопытства проявляют неподдельный интерес к нашей работе. Но так уж случилось, что наука археология для меня стала самодостаточным образом существования. Это и моя работа, и сфера моих культурных потребностей, и душа моя в ней… Выстроив таким образом свою жизнь (или жизнь выстроила меня?), я стараюсь не смотреть, не читать, что обо мне говорят люди, скажем так, сами жаждущие популизма. Бог им судья. Конечно, иногда вынуждена писать объяснения и в миллионный раз вслед за всеми археологами утверждать, что изучение прошлого, тем более следов материальной культуры народов, не имевших своей письменности, необходимо человеку для осмысления настоящего и взгляда в будущее. Но по характеру я человек действительно не публичный.

— А женщина-археолог чем-то отличается от археолога-мужчины?

— Если серьезно: пожалуй, женщин отличает стремление к большей последовательности, упертости, что ли, стремление «дойти до самой сути».

— Но есть же в сфере ваших интересов нечто, кроме археологии?

— Разумеется, но только после нее. Театр — по возможности, литература. Классика неиссякаема. Но с интересом читаю и современников.

— Вы имели возможность исследовать захоронения женщин-кочевниц двух- и более тысячелетней давности. Кем женщина была в те времена?

— Коротко сказать — женщина была равной мужчине. Об этом свидетельствуют и обряд погребения, и многочисленные предметы, принадлежавшие женщине. Любой предмет домашнего обихода, одежды и украшений не знали точных повторений, были уникальными произведениями ручной работы, в основном — женской. Женщина у кочевников была в первую очередь, конечно, матерью, хранительницей очага, но в нужную минуту она становилась и воином. В женских захоронениях мы находим и луки со стрелами, и другое оружие. Тысячелетия назад у евразийских кочевников-скотоводов она, женщина, была равной мужчине. Чего хотят наши современницы, трудно сказать однозначно. Кто-то хочет действительного равенства в правах, кого-то вполне устраивает благополучное неравенство. Я желаю каждой быть хозяйкой своей судьбы и становиться зависимой или независимой только по собственному желанию.