Новосибирск 1.7 °C

Садовник и Роза

09.02.2008 00:00:00

Мой друг — поэт. Этим он, как говорится, и интересен. И Саша — поэт в классическом русском понимании этого слова. То есть абсолютно нищ, несмотря на несколько изданных сборников стихов.

У нас своеобразные отношения. Мы редко видимся, но каждая наша встреча — событие, смею надеяться, для нас обоих. Обычный круг его общения — тоже поэты. Они кучкуются с молодых ногтей, и всех их когда-то свело вместе литературное объединение «Юность» еще при некогда существующей молодежной газете. Все они немножко повернутые. Саша, пожалуй, в большей, чем другие, степени. Зато он, говорят, настоящий поэт.

Когда-то у него была семья — жена и дочка. Но он всегда был поэтом и не умел или не хотел зарабатывать на жизнь даже при тоталитарном, как сейчас принято выражаться, режиме. Самое большее, на что он был способен в сфере добывания денег, так это на зиму он устраивался обычно куда-нибудь в котельную кочегаром. Сутки кидал уголь — двое писал стихи. Но летом его неудержимо влекло в странствия, притом обязательно в горы. Раньше его маршруты пролегали от Гималаев до Карпат. Но в последние годы у него совсем не стало денег, и его единственной любовью остался Алтай. И еще Саша всегда жутко волновал женщин. Занюханный какой-то мужичонка, метр с кепкой, а вот поди же ты! Кривое дерево, говорят, в сук растет…

Настя терпела его с трудом, несколько раз, после очередного его загула и романа выгоняла из дома, и Саша временно переселялся в кочегарку или к друзьям. Когда дочь подросла, жена все-таки избавилась от Саши, отселив его в «хрустальный дворец» — приватизированную комнату в бывшем общежитии. На оставшиеся от продажи хрущевки деньги она купила домишко в пригороде, и, говорил Саша, жизнь ее несравненно улучшилась.


Относительно недавно он позвонил мне снова и сказал, что умер Коля. Ей-богу, не знаю, насколько они действительно были близки с известным поэтом, но Николая Шипилова я заочно знал тоже и стихи его любил. Договорились встретиться. Саша переступил порог как сомнамбула. Он и всегда смотрел-то куда-то в пространство, я даже точно не знаю цвет его глаз. А на этот раз вид у него был особенно потерянный, несмотря на то, что его рубище (иначе его обычную одежду не назовешь) было заменено на вполне приличное одеяние отнюдь не из подобранного на помойке. И самое интересное — он был выбрит. Не сказать, что свежо, но клочковатая борода его исчезла, и теперь он был похож на немолодого лысеющего провинциального актера с помятым лицом.

К встрече я, естественно, кое-что припас. Но после первой же рюмки Саша неловко завалился на бок на диван, и я понял, что смерть друга он оплакивал уже не первый день.

Я уложил его половчее и вынул из кармана его пиджака смятую «Литературку». На поэтической странице был Сашин портрет и подборка его стихов. «Наверное, — подумал я, — Поляков (главный редактор «ЛГ«) все-таки платит своим нищим собратьям какой-нибудь гонорар, чтобы они могли хотя бы помянуть друг друга».


На другой день была суббота, и я не хотел будить своего друга: пусть отдыхает от трудов праведных. Однако ночью он проснулся сам и в панике кинулся было собираться.

— Саша, что случилось?

Оказывается, он служил где-то в Мочище сторожем-садовником. И оставлять на ночь пустую дачу одну…

Я заварил чай покрепче и рано утром обещал его отвезти на машине к месту работы. Похмеляться Саша отказался, но бутерброды жевал охотно.

— Так что же с тобой случилось? Почему ты выглядишь несколько… необычно? Думаю, что с Колей это никак не связано…

Любовь. Скорее всего, последняя, почти преступная и вообще… Мой друг безнадежно махнул рукой.

«Последних» любовей у него было уже немало. Но тут случай был действительно незаурядный.


Еще весной он наткнулся на объявление: требуется сторож-садовник. А почему бы и нет? Поехал по указанному адресу. Нашел в Мочище нужный дачный поселок. У приличного строения среди сосен стоял «лексус», и на металлическую сетку ограды кинулся доберман. Хозяин провел его в дом, тщательно выспросил. Саша, на лице которого явственно проступала печать бессребреника, видимо, ему подходил. К тому же он слышал его имя. Так мой друг стал сторожем. И почти все лето его обязанности заключались в основном в том, чтобы не мозолить глаза семейству и гостям хозяина, и он уезжал на велосипеде к Оби с удочками. Что касается сада, то его почти не было, если не считать нескольких сосен и грядок с зеленью между ними. «Шишки и иголки собирай вовремя!» — махнул рукой хозяин. Еще всегда нужно было иметь немножко дров на растопку камина, печи и мангала. Древесного и обычного угля было достаточно.

И когда лето уже закатывалось и на зиму было запасено приличное количество топлива и провизии, Саша впервые в жизни ощутил себя устроенным, даже богатым. Впереди у него была сытная зимовка, и пиши сколько угодно! А дальше он никогда и не загадывал.


К осени его контакты с семейством ограничились встречами с хозяйкой. Она приезжала на белой маленькой «тойоте» всегда с доберманом. Тщательно сама собрала осенний мусор и перекопала грядки.

— На следующий год мы с вами всерьез займемся садом, — сказала она. Хозяйка прежде была переводчицей в бизнесе и вообще оказалась довольно просвещенной дамочкой. Сашины стихи она знала. Нередко они с ней засиживались за чаем и разговорами о литературе и не только. Никогда в жизни Саша не пил «gold» и, пожалуй, впервые понял вкус настоящего чая. Спиртного не было. Хозяйке было нельзя, потому что за рулем. А еще потому, что хорошо пил хозяин и надоел ей этим «до смерти». Но Саше было и так хорошо. Сидеть у камина в кресле, пить чай, читать стихи и рассказывать о своих путешествиях.

Однажды Розалия Филипповна, так звали хозяйку, внимательно посмотрела на него и внезапно попросила сбрить бороду.

— Надеюсь, вашу сущность это не изменит?

Странно, но он легко согласился.

Почти в каждый ее приезд он топил баню. С бани и началось.

— Ты знаешь, она какая? — рассказывал Саша. — Отдыхай, Кустодиев!

Довольно равнодушная к еде, она была все-таки очень пышной. «Во и во!» — показывал Саша. И, похоже, вся ее жизнь сводилась к уходу за своим телом. Баня была для нее чем-то сродни религии. На зиму было запасено огромное количество веников — от березовых и дубовых до травяных солодковых. Она постепенно переставала стесняться Сашу и стала просить помочь ей в банных утехах. Баня, надо сказать, была роскошнее, чем дом. Не баня, а святилище. С автономной скважиной, фильтром для очистки воды, какой-то особой, вороненой стали печью с каменкой, комнатой отдыха с баром и фиточаем.

Когда он побрился, Роза потрепала его по голой щеке и как бы подтолкнула плечом.

— Вам не кажется, что я все-таки мужчина? — несколько заволновавшись, спросил Саша. Она ответила, что рассчитывает на это…


В жизни у Саши никогда не было такой хорошей еды, комфорта, столько свободного времени и такой женщины.

— Ты пойми, — толковал он мне, — раньше мне казалось, что умную и худосочную Настю и роскошную Розу (Розалию Филипповну) невозможно соединить. Чушь все это! Соединить, оказывается, можно, если употреблять их по отдельности! Знаешь, как раздельное питание? Мясо отдельно, капусту отдельно… В конечном итоге они соединяются во мне самом, и это блаженство!

Меня покоробило от его гастрономических рассуждений о любви, и я спросил его, когда он в последний раз виделся с женой. Саша поскучнел и вяло молвил, что примерно два года назад. Но тут же снова воспрянул:

— Представляешь, Роза обещает издать мой сборник. Условно я называю его «Сиреневым периодом».

— Очень оригинальная идея! Голубой и розовый периоды уже у кого-то были, но если два этих цвета соединить, то, пожалуй, получится сиреневый! А вообще — действуй! После двух лет воздержания тебе даже заочно перед женой оправдываться не надо…

— Ну да, конечно… Только вот, с другой стороны… Я все думаю…Может, мне убить его, и она будет окончательно моей!

— Любопытная мысль! И ты сможешь содержать ее, дом и дачу… И, говоришь, дочка в английской школе учится, в теннис играет, в изостудии мазюкает… Саша, а вдруг по счетам платить придется? Не только буквально — рублями или долларами, а кое-чем посерьезнее?

— Ты так считаешь? Но какое он имеет право?

— Ну, ты даешь! Вот его кокнуть у тебя право есть! А если он вперед надумает? И, судя по всему, он человек более решительный!

— Да? — пожилой ребенок с лицом провинциального актера посмотрел куда-то в темноту окна. За окном уже тренькали трамваи. Я стал собираться за машиной.

— Я сразу с тобой! — сказал Саша.

В утренний час мы довольно шустро домчали через Заельцовку до дачного поселка.

— Странно, — сказал Саша, — в окнах горит свет…

От греха я все-таки решил проводить его до самого дома. Когда подошли к калитке, на металлическую сетку бросился доберман. Светало, и я видел переливы чувств на Сашином лице.

— Извините его! — сказал я вышедшей открыть не очень молодой, но действительно очень красивой женщине. — Это я во всем виноват — задержал его у себя. Друга поминали. (Прости нас, Коля!)

— Кофе? — спросила меня Роза.

И как мне ни хотелось остаться, и из любопытства, и в жизни я не видел притягательней женщины, я все-таки отказался и уехал. По пути домой я смеялся над червячком ревности в своей душе. Мне казалось, что где-то я видел или знал ее раньше, и мимолетное, но щемящее счастье пролетело мимо меня. Наверное, это была еще и зависть.

Неисповедимы пути русской поэзии!

Вам было интересно?
Подпишитесь на наш канал в Яндекс. Дзен. Все самые интересные новости отобраны там.
Подписаться на Дзен

Новости

Больше новостей

Новости районных СМИ

Новости районов

Больше новостей

Новости партнеров

Больше новостей

Самое читаемое: