Испытание властью

До назначения на пост редактора «Вечёрки» Игорь Соснин не был партийным функционером, а был известным тележурналистом, одним из ведущих популярного в те времена «Прожектора перестройки»

Фото Сергея ПЕРМИНА

Согласен, говорить об испытании властью — банально. Однако кто же станет утверждать, что эта тема со времен античных потеряла актуальность. Поэтому рискну, и уже потому, что речь пойдет о человеке, ушедшем от нас почти семнадцать лет назад. Давно. И уже потому, что, проработав редактором газеты «Вечерний Новосибирск» всего два года, он сделал ее редакцию первой не только в области, но и в регионе, перешедшей на компьютерную технологию производства печатного издания.

Но по порядку. В конце 1988 года на смену уходившему тогда на пенсию редактору «Вечерки» Василию Александровичу Блиновскому очередной пленум городского комитета КПСС утвердил редактором газеты «Вечерний Новосибирск» Игоря Николаевича Соснина, с которым и пришел знакомить «вечерочников» бывший тогда первым секретарем горкома Анатолий Маслов. Ничего в этом необычного не было, редакция тогда работала под эгидой компартии, потому назначения, в том числе и заведующих редакционными отделами, утверждались этой партийной структурой. Ничего необычного, если не считать, что тогда сорокачетырехлетний Игорь Соснин до этого назначения не был номенклатурным партийным функционером. А был он достаточно известным тележурналистом, работавшим на Центральном телевидении в качестве одного из ведущих популярного в те времена «Прожектора перестройки». Вот, собственно, и все, что мы о нем знали. По крайней мере, этот факт его биографии знали все, в связи с чем кое-кто из коллег-журналистов предпочел перейти в другое издание: в те времена почти каждое крупное предприятие имело свою «многотиражную» газету. Многотиражную — по отношению к стенной газете, которую просто обязаны были иметь трудовые коллективы. В таких мини-редакциях работалось несравненно проще, тем более журналисту с опытом работы в городской газете.

Смена руководства — всегда стресс для коллектива, а тут руководителем назначен профессионал высокого класса.

Как позже признавался Игорь Николаевич, уход его из центральной прессы носил чисто личный характер. Как и всякий творческий, здравомыслящий человек, возраст которого приближается к пятидесятилетнему рубежу, стал задумываться над тем, что «пора из мальчиков переходить в мужи». И пусть центральная пресса «престижней» городской, но если там исчерпаны все, как ему казалось, творческие ресурсы, не лучше ли заняться новым, пусть и на периферийном уровне, делом. К тому же он — новосибирец, а «Вечерка» — единственная на миллионный город газета, одна из трех значимых в области в числе «Советской Сибири» и «Молодости Сибири». По вечерам за «Вечеркой» у киосков длиннющие очереди стояли, что говорило о популярности газеты у горожан. Потому шаг во власть для Соснина, пусть и на городском уровне, был не спонтанным, не марионеточным переставлением фигур на аппаратной шахматной доске, а вполне осознанным движением вперед с целью (может, и подсознательной) использовать весь свой накопленный журналистский опыт с наибольшей отдачей.

Ну какая, скажете, власть у редактора (тогда не принято было именовать эту должность «главный редактор») городской газеты? Разве что над коллегами по редакции. Нет, не только. Редактор городской газеты автоматически становился членом горкома всесильной партии, а отсюда — разного вида возможности. Если даже заведующий редакционным отделом (неважно каким) получал возможность, например, пользоваться услугами спецполиклиники, то…

Был ли он властным человеком и руководителем? О его отношениях с партийной властью впечатлений не осталось. Разумеется, свои действия он как-то корректировал с ней, но делалось это для коллектива незаметно. Не мотался он от редакции до горкома за получением указаний. И на планерках не акцентировал внимание коллектива на том, что «сверху» газете поручили то-то и то-то. Какой быть газете, решалось коллегиально. По крайней мере, так казалось. Автомобиль редакционный не использовал в личных целях: домой по вечерам уезжал со всеми в арендованной «маршрутке». В обеденный перерыв не чинился — не ходил в спецзальчик, отведенный тогда для начальствующего состава издательства.

Ну свой в доску, скажете! И да, и нет. Журналисты — народ своеобразный во всех отношениях, но при Соснине-начальнике вольности позволяли себе редко и то украдкой. Не потому, что боялись его гнева, затаенной мести. Как-то так получилось, что не принято стало «позволять себе». Все видели: он в работе, он в заботе, куда ж остальным деваться. Не мстил, не оскорблял ни поступком, ни взглядом. Был, как все, но чуть выше. Бывал, правда, раздражительным, вспыльчивым до крика. Редко, но бывал. Однако по этому поводу коллеги добродушно замечали: Игорек, мол, разбушевался. Сейчас придет покурить. И он, успокоившись, приходил в секретариат, садился в продавленное кресло со словами: «Ребята, можно я покурю с вами…»

Такие эмоциональные всплески ему прощались, потому что коллеги понимали: не со зла, а от великой занятости он порой нервничает. Что же это была за занятость? Понятно — газета. Без его внимания в газете ничего не появлялось, потому догляд — святая обязанность редактора. В ежедневной газете — ежедневная. Но этого ему было мало. Он не был газетчиком изначально и, придя в газету, совершенно не понимал, как она технически строится. Оттиснутые на станке «грязные» полосы приводили его в недоумение. Но недолго. Когда понял «механику», очень глубоко задумался над тем, как увести верстку полос из типографии. Чтобы верстать самим, не зависеть от наборного линотипного цеха, где свои порядки, свои, типографские рабочие. Потому, как говорят, «на коленке» выпестовал, изучая по популярным журналам, одним из которых был «Наука и жизнь», компьютерную технологию верстки. Никто тогда в городе даже не задумывался над такой революцией, а мы уже постепенно, полоса за полосой, на примитивнейших компьютерах мастерили газету. С душевной дрожью: получится — не получится секретариат лепил полосы, машинистки со слезами осваивали компьютерный набор. А рабочие типографского наборного цеха с укоризной ворчали: вот, мол, скоро в нас совсем надобность отпадет. Так и случилось.

И еще одной идеей был озабочен Игорь Николаевич. Видно, сказался и опыт работы в «Прожекторе перестройки». Нет, он не был подспудно ярым противником партийной системы, сам, как подавляющее большинство журналистов, состоял в партии, но, будучи разумным человеком, понимал: журналистское творчество и партийные условности — вещи несовместимые. И именно с его подачи в горкоме КПСС (пусть данное утверждение высказано примитивно) в результате решили «отпустить» редакцию в свободное плавание. В независимое. Не декларативно, а по сути. В материальном плане тоже. И в этом «Вечерка» тоже была первой.

Для очень эмоционального и творчески увлеченного человека, каким был Игорь Николаевич, столь мощный энергетический импульс, видно, не прошел даром. Болезнь, она не спрашивает: все ли ты сделал в этой жизни. Не спросила и Игоря Николаевича. В конце 1991 года он ушел из жизни. У него не было любимчиков и изгоев в редакции — ему было не до того. Однако в некий смутный период после его ухода нашелся в редакции чудак, предложивший коллегам, якобы для укрепления материальной базы редакции, продать на сторону уже вполне сформировавшийся компьютерный комплекс со всей его технологией. Мол, соседние редакции по-прежнему работают «на металле», чего нам рваться в облака. Не вняли чудаку коллеги, не продали достояние, оставленное в наследство редактором Сосниным. Но это уже другая история.

P.S. А про линотипы, металлические строки и снимки на цинковых пластинах нынешние газетчики и книжные издатели уже не знают. Или забыли.