Уйти от вины

В детском оздоровительном лагере произошло ЧП, которое таковым признавать не хотят.

Письмо в газету

Уважаемая редакция!

Я — опекун. Воспитываю ребенка с пяти лет, сейчас ему 12. До пяти лет Саша рос с тяжело больной мамой. Когда мы с мужем взяли его к себе, то пришлось уделять внимание всему, в том числе умению общаться, стоять за себя, защищать себя. Сейчас он перешел в 7 класс, учится хорошо. Уже несколько лет, стараясь приучить его к большей самостоятельности, на летние каникулы отправляла его в санаторий. Два раза он отдыхал в Забайкалье у родственников, все всегда было хорошо.

В этом году я подумала, что пора мальчику привыкать к мальчишескому подростковому коллективу, учиться заводить друзей, и купила ему путевку в детский оздоровительный лагерь «Кировский» от управления образования Кировского района. Заплатила полную стоимость за путевку, хотя Саша сирота, — 8500 рублей. Но кончилось все плохо.

Каждый день мы созванивались с ним по сотовому телефону, так как лагерь находится за Бердском, машины у нас нет, и я сразу же подготовилась к тому, что ездить к нему не смогу. Я чувствовала, что он говорит сквозь слезы, но он постоянно успокаивал меня, говорил, что все хорошо. В субботу 2 августа мой ребенок позвонил мне и попросил забрать из лагеря как можно быстрее, потому что «мама, у меня все лицо и тело в синяках».

3 августа, с трудом найдя машину, я приехала в лагерь и ужаснулась. Все так, как он сказал. Весь с головы до ног в зеленых и черных синяках! Да еще и позвоночник сломан. Но о позвоночнике мы узнали только в детской травматологии, куда я его потом отвела. Всю дорогу, охая, он ехал сидя в машине, чего нельзя допускать, но откуда мне об этом было знать? В справке нам написали, что у Саши сломан 4-й позвонок и зафиксировали, что его лицо, руки, ноги сплошь покрыты синяками.

Били его там скрученными полотенцами каждый день, всегда в комнате, чтобы никто не видел. Главными Саша назвал Антона и Андрея (их фамилии мы решили не называть. — Л. Р.), самых сильных и больших мальчиков в отряде. Антон занимается борьбой сумо. Сначала они к Саше приглядывались, а когда поняли, что он не может дать сдачи, стали бить.

В тот день, когда ему сломали позвоночник, его били трое человек подушками, пинали, а потом он задохнулся и еле выдохнул воздух. Как он говорит, в этот момент он почувствовал, что в спине что-то хрустнуло.

Так как боль в спине была очень сильной, девочки в отряде посоветовали ему обратиться к врачу. Он рассказал ей, что слышал даже хруст в позвоночнике, что утром встал с ужасной болью, но врач Марина Геннадьевна Канелютенко сказала ему, что это простой ушиб, и помазала мазью.

Еще несколько дней после этого он продолжал ходить, а его каждый вечер били и издевались. Он говорил вожатому постоянно об этих издевательствах, но никаких мер не принималось.

Саше назначили постельный режим, выписали ношение металлического корсета стоимостью 3240 рублей. Все это время от больницы к больнице, для примерок и прочего, я возила его на такси в лежачем положении. Каждый раз — 500–700 рублей, а я ведь пенсионерка, откуда у меня столько денег? Сейчас Саша на домашнем обучении, и какие будут последствия этой травмы, тоже никто не знает. А самое главное, мой мальчик, который пережил в детстве страшный стресс — смерть матери на своих глазах, в отчаянии. Как жить дальше, как дружить, кому верить?

Пишу с одной целью, чтобы никакой другой ребенок не оказался жертвой вот такого оздоровления, не остался вот с такой бедой, с такими воспоминаниями… Сама я просто в отчаянии: я же хотела сделать как лучше моему мальчику!

А получилось так, что теперь каждый день ему надо делать массаж, который стоит 300 рублей сеанс, а таких сеансов ему надо 20 в месяц. Два-три раза в день гимнастика. И каждый час боль за него и страх — чем же это для него кончится?

Никто ни разу не поинтересовался, что с моим ребенком. Ни лагерь, ни управление образования, ни родители этих детей — хотя все они прекрасно знают о переломе. Ни словами, ни деньгами, никто ничем нам не помог. А ведь все знают, сколько стоит сегодня лечение.

Наверное, думают, что мимо них пройдет такое горе, какое переживаем мы. Но так не бывает, мы все ходим по одной земле и под одним Богом.

С уважением,
Людмила Александровна Ядрышникова.

Пытаясь разобраться

Скажу сразу, что в письме при прочтении многое вызвало недоумение. Казалось, как такое может быть? Начальник лагеря, его заместитель, заместитель начальника управления образования Кировского района, да абсолютно все причастные к истории ни разу не поинтересовались здоровьем ребенка, которого через две недели пребывания в лагере забрали при столь скандальных обстоятельствах? Да и как можно было полмесяца не обращать внимания на мальчика, все лицо и тело которого покрыты синяками, как указано в медицинской справке?

Не менее странным показалось и то, что перед Людмилой Александровной, по ее словам, никто из руководства лагеря даже не извинился. Ну ладно, помочь пенсионеру-опекуну отказались, мотивируя тем, что «вы все равно на нас в суд подадите», но не чувствовать никакой своей вины в этой ситуации — это уже как-то не по-человечески…

Встретившись с начальником лагеря «Кировский» Светланой Владимировной Чекмаревой и ее заместителем Нонной Александровной Казак и прочитав объяснительные детей из Сашиного отряда, я эту неразрешимую для меня загадку разгадала. А теперь поделюсь с вами.

Во всех объяснительных корявым детским почерком, но чуть ли не слово в слово, был написан один и тот же текст: «он — нехороший (иногда «плохой«) человек. Он меня обзывал нецензурными словами, кусал за ноги, руки, но я его не бил, мы просто играли подушками».

Начну с того, что дети 12 лет не имеют право что-то подписывать, а уж тем более писать объяснительные записки. А при всех разговорах-выяснениях, тем более на такую щепетильную тему, обязательно должны присутствовать их родители.

Явно надиктованные взрослыми слова объяснительных (сами дети никогда не напишут так — «обзывал меня нецензурными словами», причем 10 человек сразу) — тоже сразу же вызвали перед глазами картину не искреннего и честного выяснения всех обстоятельств, а всего лишь подготовку оправдательных документов. Не говоря уж о том, что удары подушкой по телу просто не могут оставить синяков на теле — это безоговорочно утверждали все опрошенные мной и компетентные в побоях люди — милиционер, тренер по самообороне и парни, отслужившие в армии.

А все вместе взятое неопровержимо доказывало, что версия для самооправдания и вообще оправдания ответственных за этот из ряда вон выходящий случай уже готова. Версия очень простая — мальчик, которого не любили дети, который сам по себе не очень хорош (а точнее, очень плох), получил от детей справедливый отпор. Который он потом преувеличил, потому что — это автоматически следовало из всего уже написанного — только на такое такой ребенок и способен.

Больше того, Нонна Александровна Казак, которая видела мальчика в лагере все две недели и которая отдавала мальчика бабушке, категорически отрицала, что у него были синяки. Вернее, она говорила, что у детей всегда есть пара-другая синяков… На то они и дети… А уж сегодняшние слабые дети, способные сломать руку при игре в мяч, тем более… Последняя фраза одновременно служила и ответом на мой вопрос о сломанном позвоночнике.

Впрочем, мне пришлось неоднократно в разговоре услышать недоверие по поводу сломанного позвоночника. Оказывается, никто из этих женщин, давно работающих с детьми, не знал, что при сломанном позвоночнике действительно можно ходить и двигаться. Они постоянно повторяли фразу: «Как ребенок со сломанным позвоночником мог ходить? Это исключено!» Ну и сразу же становилось понятно, что для них исключено и то, что у них в лагере ребенок мог сломать позвоночник, а следовательно, исключено и то, что они в этом могут быть хоть как-то виноваты…

Надо полагать, такую же железную уверенность в том, что у ребенка не может быть перелома, имела и врач лагеря Марина Геннадьевна Канелютенко, не обратившая внимания на жалобу мальчика. Хотя, насколько я осведомлена о правилах лагерной жизни, она просто обязана была зарегистрировать у себя в журнале время, день, имя и фамилию обратившегося с жалобой.

Вам уже понятно, что из пострадавшего Сашу превратили в обвиняемого, что полностью успокоило совесть всех ответственных за здоровье, безопасность и психическое состояние вверенных им на время отдыха в лагере детей.

Когда я спросила, почему никто не извинился перед Людмилой Александровной Ядрышниковой, почему отказали, когда она попросила денег на корсет (не говоря уж о возврате денег за такой, с позволения сказать, отдых), то услышала:

— Она не давала нам даже слова сказать, так кричала! А мы извинялись, как же иначе… А свои деньги отдавать при наших-то зарплатах мы не можем… За копейки работаем, где нам такие суммы взять? Она все равно в суд будет подавать…

Но, допустим даже, кричала — а многие ли из нас могли бы оставаться совершенно спокойными, увидев своего ребенка после двух недель пребывания в лагере, сплошь покрытого синяками зеленого и черного цвета? Хотя что я: ведь ответственные лица синяки так и не заметили! А что касается отказа в помощи пенсионерке на лечение ребенка, пострадавшего в лагере, за который, как ни крути, несет ответственность управление образования Кировского района, то расшифровка этих слов простая.

Зачем помогать, если для нас никакого выигрыша не будет — в суд-то все равно подаст! А может, суд она не выиграет? И вообще, деньги на лечение можно дать, если за это что-то получить… Например, твердую уверенность, что опекун не подаст в суд и все возможные неприятности исключены. А если все равно по закону отвечать, то зачем помогать ребенку, пострадавшему в подведомственном учреждении из-за невнимательности, халатности или безразличия подчиненных? Ведь главное — это оправдать себя и избавиться от наказания. Остальное — совершенно неважно.

Неудивительно, что у воспитателей, которые чувствуют и поступают так, мог произойти именно такой случай с их подопечным. Ведь главное для них, что они ясно дали понять, — это избежать наказания. А боль и травма чужого, не своего ребенка — это пустяк. Всегда можно сказать: «Он сам виноват! Он — плохой! Он первый начал!»

Судя по тому, что никто из родителей (дети которых были в лагере с Сашей, а некоторые из них участвовали в его избиении) — ни разу не позвонил, не поинтересовался его здоровьем и уж тем более не помог деньгами на лечение, — точно такой же пустяк это и для них.

Понятно, что хорошего конца у этой истории получиться уже никак не может. Только небольшое утешение. Рассказывая по телефону Ларисе Михайловне Юртаевой, руководителю общественной организации «Лига избирательниц Сибири» Сашину историю, услышала от нее: «Надо что-то делать! Нельзя, чтобы эта женщина осталась в таком состоянии отчаяния и неверия, нельзя оставлять этого ребенка без всякой помощи!»

Уже на следующий день Людмилу Александровну Ядрышникову вызвала в администрацию Елена Александровна Носкова, заместитель главы администрации Кировского района по организационным вопросам. Ей пообещали возвратить все истраченные на лечение Саши деньги, обещали бесплатный массаж и бесплатный бассейн на все время лечения ребенка.

В первый раз Людмилу Александровну не обвиняли, а защищали от присутствующих здесь же работников образования. Пытались помочь, а не категорически отказывали в помощи, как раньше. Да, взаимовыручка людей творит чудеса! Но почему-то невольно думается, что жить, рассчитывая все время на подобные чудеса, невозможно.

Всем нам нужно обыденное и совсем не чудесное право на оказание помощи любому ребенку (даже вдруг почему-то не понравившемуся…) Нам нужна уверенность в том, что взрослые обязательно вмешаются в детскую жизнь, защитив слабого… Хотя бы только в силу своих должностных обязанностей, уж не говоря о силе нравственного чувства!

Нам всем нужна обыденная и будничная, не требующая помощи и вмешательства высших сил ответственность людей, выполняющих работу по воспитанию подрастающего поколения и получающих за эту работу пусть даже очень небольшую зарплату.