Экстремальное поле

О третьей космической скорости

С космосом у Владимира Михайловича Титова, как и у всего Института гидродинамики, который он возглавляет много лет, своя связь, о которой немного попозже. Но вот интересный, можно сказать, физический факт: когда пять лет назад, 19 ноября 2003 года, ему вручали премию имени М. А. Лаврентьева «За выдающийся вклад в области математики, механики и прикладной физики» и перечисляли его научные заслуги, то, разумеется, подчеркнули, что «основные направления исследований лауреата — механика кумулятивных процессов и высокоскоростного взаимодействия, поведение вещества при экстремальных условиях». И далее: «…был создан оригинальный метод ускорения твёрдых тел, позволивший получить экспериментальные данные и построить обоснованные модели процесса высокоскоростного удара при скоростях до 15 км в секунду».

О том, что за этим стоит, знают, пожалуй, только специалисты. Нам, простым смертным, остаётся только догадываться: наверное, что-то очень ударное и очень высокоскоростное. Но вот 15 километров в секунду — это почти третья космическая скорость: если уж разогнался, то непременно преодолеешь земное тяготение и улетишь, если позволено будет так выразиться, в вечность.

Какое-либо новое знание в точных науках, в том числе и в современной физике, скажем прямо, почти недоступно для широкого понимания. И власти, когда она делит деньги на научные исследования, приходится полагаться на мнение вершины некоего «научного конуса»: доверять руководителям самого института науки. Потому что печальный опыт прошлого показал: если власти начинать самой, без посредников, управлять наукой, то получается непонятно что, вроде незабвенного Трофима Лысенко.

Недавние события, связанные с пуском Большого адронного коллайдера, тоже показали: ничего сама не понимая в ускорителях и бозоне Хиггса, власть всё-таки доверилась научному миру и выделила, в том числе и в России, огромные деньги — в целом около 10 миллиардов долларов на сооружение БАКа.

То есть в современном мире, несмотря на все его политические провалы и чёрные дыры, есть всё-таки понимание огромной важности труда учёных. И доверять научному сообществу нужно больше.

Это к тому, что если коллеги Владимира Михайловича говорят, что он выдающийся учёный, и его работы в области экстремальных физических явлений вошли в историю и сокровищницу мировой научной мысли, значит, так оно и есть.

А еще академик Титов является одним из руководителей и непосредственных участников работы по созданию метода синтеза ультрадисперсного алмаза из углерода. (Это уже немножко понятнее — мельчайший алмазный нанопорошок для промышленности — присадки, наполнители, абразивный инструмент и т. д.)

Процитируем далее: «В. Титов руководил рядом комплексных, в том числе оборонных программ: взрывной частью космических экспериментов «Сполох«, созданием нового типа рентгеноимпульсной аппаратуры и т.д. и т.п.»

А кроме того, Владимир Михайлович более 40 лет воспитывает своих учеников и последователей: от университетской скамьи, где он, почтенный профессор, читает лекции по физике тысячам молодых людей, жаждущих научного знания, до аспирантов и докторантов, которых у него десятки.

Поэтому когда в газете «Наука в Сибири» ещё неделю назад было опубликовано официальное, но тёплое поздравление юбиляру от президиума Сибирского отделения, то нашей газете захотелось немедленно последовать этому примеру и в свою очередь поздравить учёного и поблагодарить за внимание к нашей газете и прежние встречи с её корреспондентом.

Ученик самого Лаврентьева

Да, так оно и было: вначале 50-х не очень-то словоохотливый, но явно одарённый и со склонностью к научному мышлению молодой ленинградец приехал в Москву и поступил в легендарный уже в ту пору Физтех. Напомним нашему читателю, что первое мозговое ядро, интеллектуальный потенциал, как сейчас говорят, прикатилось в Сибирь в первую очередь именно из Физико-технического института. И вокруг него, как в перенасыщенном соляном растворе, в кратчайший срок выкристаллизовалось Сибирское отделение АН СССР. О «рассоле» тоже побеспокоился Дед — Михаил Алексеевич Лаврентьев. Сам завзятый прагматик, однако с ярко выраженной романтической жилкой, он собирал себе команду под стать. Это были как на подбор породистые «зубры» науки, от физиков и механиков, вроде академика Сергея Христиановича, Андрея Будкера, математиков сродни Сергею Соболеву и геологов типа Андрея Трофимука, до вчерашних студентов и аспирантов сильнейших вузов страны, и, разумеется, в первую очередь Физтеха.

Не так давно, по весне, Владимир Михайлович мне рассказывал, как получил приглашение от Михаила Алексеевича, ещё будучи студентом, и заканчивал аспирантуру уже без отрыва, как говорили в ту пору, от производства. И сейчас в его биографии странноватая несовместимость двух дат: в Сибирском отделении он работает с 1958 года, а закончил аспирантуру Физтеха в 1960-м. Бывает.

Владимир Михайлович рассказывал, как любил известнейший уже в 50-е годы академик Лаврентьев молодёжь, и двери его московской квартиры всегда были открыты для общения запросто, но по делу — извините, не «козла» забивать. Но, кроме простой человеческой любви, он понимал толк в педагогике, и в его экспедиции на российские Севера, Кавказ и в Сибирь всегда привлекалась зелёная, но одарённая научная поросль. И одним из упругих побегов того времени в окружении Лаврентьева был Владимир Титов.

Интересно, что сам чрезвычайно общительный, как сейчас говорят, коммуникабельный Михаил Алексеевич ценил в людях сдержанность, и у него не было сомнений, что замом у его преемника Льва Васильевича Овсянникова должен стать немногословный Володя, то есть Владимир Михайлович Титов. А вообще-то отец-основатель Академгородка больше доверял людям, которые шли в науке своим путём. Вот все думают, что эта проблема неразрешима, а кто-то находится и имеет наглость заявить, что нужно попробовать… Вот пусть и пробует!

Лаврентьев сам шёл всегда своим путём, и это же качество превыше всего ценил в других людях.

«Экстремалы» в экстремальных условиях

Речь, разумеется, идёт не о склонности некоторых людей к спортивным фокусам. Но любимое детище Лаврентьева, Институт гидродинамики СО РАН, будто самой тематикой и направлением работ создано для решения экстремальных задач.

На слуху, разумеется, в первую очередь громкие — в прямом смысле этого слова — дела, вроде создания методом направленного взрыва знаменитой плотины в урочище Медео, что в Казахстане, неподалёку от Алма-Аты, которая надолго, быть может, навсегда защитила этот красивейший город от опасности селевого потока. Новосибирцы постарше хорошо помнят участок гидроштамповки сложных по конфигурации деталей корпусов самолётов на заводе имени Чкалова. Была решена — всё с помощью того же взрыва — проблема упрочения стрелочных крестовин на Новосибирском стрелочном заводе. А всего по стране в период так называемого застоя было создано десять опытных участков по упрочению поверхностей строительных, горных механизмов, сварке взрывом и т.д.

Разумеется, это была тоже очень важная работа. Но где-то в тени общеизвестных дел существовала ещё и та наука, которая обеспечивала безопасность страны, выполняла заказы Королёва по защите космических аппаратов в ближнем и дальнем космосе, помогала развиваться ракетостроению. Как рассказывал Владимир Михайлович, Лаврентьеву удавалось соединять, казалось бы, несоединимое: именно здесь, в Академгородке, может быть, впервые в послевоенное время интереснейшие научно-технические решения, сделанные для обороны, находили широкое применение в обычной промышленной практике.

Затем последовала эпоха перестройки и реформ. И в политической возне руководство новой России на долгие годы почти забыло о большой науке. Слава Богу, вспомнило тогда, когда ещё не всё развалилось, а многие научные структуры, возможно, вопреки желанию некоторых сил, не только продолжали существовать, но и развивались, несмотря ни на что, как, например, Сибирское отделение РАН.

Алексей НАДТОЧИЙ