Женщина всегда!

Позади — долгие годы интересной, насыщенной жизни, но и впереди — еще много чистых, ненаписанных страниц

Женщине столько лет, на сколько она себя чувствует

Вера Васильевна ждет гостей. Она сделала маникюр, само собой, и прическу. Платья специально покупать не стала — в гардеробе достаточно красивых и модных. Вечер обязательно удастся. Конечно, будут стихи. Она любит и умеет их читать, а помнит много и многих поэтов. В общем, гости останутся довольны. А недостатка в гостях не будет: все-таки у Веры Васильевны сегодня юбилей — 90 лет.

Голод, холод, театр и море книг

Она родилась в 1918 году. Шла Гражданская война. Рядом с роддомом, в котором рожала ее мама, то и дело разрывались снаряды, и любой из них мог попасть в здание. К счастью, все обошлось. Родители Веры были людьми с образованием — мама закончила гимназию и работала бухгалтером, папа — редактором в «Сибкрайиздате» — и воспитывали двух своих дочерей в строгости, но и в любви. Театры и книги — счастливая атмосфера детства, которая запомнилась ей на всю жизнь. В Сибгостеатре они слушали оперы. А книги были дома и в библиотеке. Море книг. Любовь к театру и книгам сохранилась у Веры Васильевны Клепиковой на всю жизнь.

— Мое детство было богато не материально, а духовно, — вспоминает она. — Папа часто приносил из библиотеки книги, и мы их читали по вечерам при свете керосиновой лампы. А мама вела тетрадку, в которую записывала книги, которые прочитали мы, ее дочери. 29-й и 30-й годы — страшный голод. В Новосибирске люди умирали от голода прямо на улицах. Люди занимали очередь за хлебом с ночи. А мы спасали книги: читая их, верилось в лучшее.

В 36-м году Вера Васильевна — тогда еще просто Вера — поступила в Новосибирский мединститут, попала в самый первый набор. В 41-м году их группа закончила курс.

— К счастью, наша семья избежала репрессий в те страшные годы, — говорит Вера Васильевна. — А многих преподавателей в нашем институте арестовали. Был у нас профессор по физиологии — Бояндуров. В понедельник и вторник он читал лекции у нас, а в другие дни — в Томском университете — не хватало преподавателей. И вот его арестовали. За что, неизвестно. Впрочем, такое время.

Всем курсом в военкомат

Город Плау, 12.06 1945. «Дорогим мамочке, папочке, сестре Вале от Веры. Все мысли о скором возвращении на Родину из ненавистной Германии»

Студенты сдавали госэкзамены. 23 июня — последний. Накануне стоял жаркий день, и все люди из жаркого города убегали в парк, транспорт был переполнен. Вера занималась, готовилась к экзамену дома. Из парка пришла растерянная соседка и испуганно произнесла одно слово: «Война». Заплакал отец, включили радио — и правда, война.

Но 23 июня группа все же сдала последний экзамен и прямиком, всем составом, — в районный военкомат, с коллективной просьбой отправить на фронт.

В военкомате им отказали, и через некоторое время Вера по распределению уехала работать в Томскую область, село Батурино, заведующей врачебным участком. Дали однокомнатную квартиру рядом с медчастью, но уже через четыре месяца призвали в армию, в 235-ю дивизию, в медико-санитарное хирургическое отделение.

— Ехали и не думали, что едем на войну, что на войне — страшно, — вспоминает Вера Васильевна. — Немецкие самолеты летают над нами, а мы, молодые и глупые, смотрим в окошки. Бывалые солдаты нас ругают, а мы говорим: «Так ведь это ж далеко».

235-я дивизия сразу вступила в бой на Северо-Западном фронте. Февраль — сырость, топь, солдаты не могли толком сделать окопы. Копнешь раз землю, а дальше — вода. Пушки тянули лошади, и в дивизии даже были ветеринарные врачи для ухода за ними. Продукты — мешки с сухарями и консервами — бросали с самолетов. И огромное количество раненых.

— Столько раненых потом не было больше нигде, — Вера Васильевна до сих пор не может говорить об этом без волнения. — Мы оперируем, а в это время немцы сбрасывают бомбы. Накроешь раненого своим телом и дрожишь над ним, самолет улетит — оперируем дальше. Вечером оперировали при свете самодельных ламп — в использованный снаряд наливали керосин, внутрь вставляли импровизированный фитиль — кусок портянки — и зажигали. Такие «лампы» устанавливали вокруг операционного стола.

На войне страшно всегда

В 43-м году дивизию отправили на формирование под Москву. Потом — снова фронт. Только после 43-го года, по словам Веры Васильевны, молодые девчонки научились наконец правильно оказывать медицинскую помощь, стали опытнее. До этого больные с газовой гангреной просто погибали. Но потом в дивизию приехала бригада опытных врачей и рассказала, что и как нужно лечить.

— Страшно было всегда. Особенно запомнилось мне форсирование Днепра. Около города Крюково столпилось столько войск… Мы ехали по понтонному мосту — а вокруг нас разрывались снаряды. Вокруг брызги от фонтанов. Каждая секунда могла таить в себе смерть.

Но женщины, тем более такие юные, везде остаются женщинами. И жизнь на войне воспринимается совсем по-другому — ценишь каждый миг, каждый час. У войны не женское лицо, как принято говорить, но они упорно стремились оставаться самим собой даже в таких условиях: когда порой голову нельзя было помыть целый месяц, не было женского нижнего белья — обрезали мужские кальсоны, спали в стогах сена. Но были туфли на небольшом каблуке из плащ-палатки, сшитые полковым сапожником, и посылка, в которую мама Веры положила краску для бровей. Все девчонки некоторое время ходили с накрашенными бровями.

— К нам, девушкам, мужчины относились очень трепетно, всячески оберегали. Ребята приходили, просили пришить пуговицы, подворотнички, карманы — одно время форму шили без карманов. На войне мы все очень дружили между собой.

В 44-м году Вера познакомилась с украинцем Григорием — командиром танковой роты, полюбили друг друга, но свадьбу решили отложить до окончания войны.

— Я очень переживала, когда шли танковые бои. Мы с девчонками сидели в лесочке и смотрели. Раненых танкистов практически не было — если танк поджигали, то и у ребят почти не оставалось шансов на выживание.

Жизнь продолжается

— 45-й год. Мы ехали по разрушенным окраинам Берлина. Кругом — зеленое поле, тепло. Смотрим — впереди стоит солдат с аншлагом, а на груди у него табличка с надписью: «Не стрелять — союзники!». Ну, мы, конечно, побежали все целоваться-обниматься. Война для меня закончилась в этот момент. Когда мы освобождали, ломали ворота концлагерей, я лично въезжала на территорию лагеря на танке. Нас обнимали украинцы, латыши — счастливые, но измученные, исхудавшие люди в грязных робах с серо-синими полосами. Запах, конечно, был ужасный. Один латыш особенно старался ругать немцев матом. Я у него спросила: «Зачем вы ругаетесь, мы и так видим, что вы русский». А я ведь никогда, несмотря на то, что война, ни разу не сматерилась.

А дальше — счастливая жизнь в курортном городе Плау. Жили в особняке. Устраивали самодеятельность, соревнования, приезжали из Москвы артисты. И свадьба.

— Написали приказ по части, посидели за столами, поели, выпили. В 47-м году, уже в Новосибирске, родилась дочь.

Жили вместе с родителями, дружно и счастливо, пока не погиб Григорий. Он не долго прожил после войны. Вера Васильевна работала детским врачом в восьмой детской больнице — главным врачом, потом — главным детским кардиоревматологом города. Замуж она больше не вышла — «никто не нравился». Жизнь продолжалась и Вера Васильевна, член партии, начиная с 60-х годов, посетила 22 страны…

— В Африке меня больше всего поразили контрасты. Нищета — люди жили в избушках, забитых фанерой, некоторые спали на улицах, и богатство, даже мы жили в большой гостинице. Помню, что многие женщины ходили в нарядах с крупными портретами своего президента того времени. Такой патриотизм.

Два месяца назад Вера Васильевна ездила в Орел, куда приезжают ветераны на юбилейные встречи.

— Первые годы приезжали по сорок-пятьдесят человек, сейчас — семь-восемь. Кто-то болеет, а кого-то уже нет.

Позади — долгие годы интересной, насыщенной жизни, но и впереди — еще много чистых, ненаписанных страниц ее жизни. И одна из них — сегодня, когда Вера Васильевна, напомним, ждет гостей.