Семейный роман
Продолжение. Начало
Они вышли во двор. Владька хорошо запомнил тот вечер. В небе звезды светились как подсвеченные. И висели они, казалось, рядом. Сарай, стоявший в центре двора, напоминал огромный комод, каркали вороны, звякала и урчала дорога, когда проезжали заводские студебеккеры.
Около одиннадцати вечера ребята потянулись к женской общаге. Славка и Олег шли первыми, а остальная пацанва рассредоточились в цепочку около магазина и школы. В случае опасности удирать решено было на пустырь за баней. Борька тянулся после всех.
Он не знал, что ему делать в этой игре, но впереди шел Владька. Это успокаивало. Владька ему скажет, что делать. Но брат не успел…
Едва в темноте послышались женские голоса, как Славка Биреев противно замяукал — заулюлюкал, а это было сигналом, и вместе с Немчиновым побежал в темноту, откуда доносились девичьи голоса. В темноте запрыгал огонек фонарика Леньки Мезмера, а потом
Борька тоже побежал, но не в ту сторону — сбился в темноте. Правда, ненадолго, потому что он услышал женские крики и взвизги, и понял, что надо бежать туда, где они раздавались. По крикам он догадался, что игра началась. Он снова побежал, но тут же наткнулся
— Ах ты, паскудник! — услышал он. — Это ты мне ножку подставил?
— Нет, не я, — тихо и растерянно ответил Боря. — Я сам упал.
Тетка, на которую он наткнулся, ощупала ему голову и сказала уже спокойнее и добродушнее:
— Да ты совсем малой! Тебе меня не сбить… А где ж твои кореша?
— Побежали, — сразу же признался Борька и добавил: — Играть.
— Ничего себе игра, — выругалась тетка, — валить девок до утра.
— Но мы же «Черная кошка», — еле слышно и уважительно пояснил Борька. — Мы хотели вас испугать.
— Вот тебе раз, — усмехнулась тетка, — хотели испугать, а лезете под юбки. А у нас Анька беременная. Ты знаешь, что с ней может случиться?
— Нет, — искренне заверил Борька.
И тут тетка принялась хохотать и чертыхаться:
— Вот сопля на лужайке, дьявол тебя задери, еще не знаешь, а уже бежишь.
Тетка схватила крепко Борьку за руку и подвела к фонарю. Под светом она его внимательно разглядела и сказала, улыбаясь:
— Жаль, что малой. Ты мальчонка хорошенький, я бы тебя увела…
Но тут из темноты выскочил разгневанный Владька, подскочил к Борьке и крикнул яростно:
— Домой, Борька, больше не играем.
— Что еще за чучело? — строго спросила тетка, приглядываясь к разрисованному лицу Владьки.
— Это мой брат, — ответил Борька. — Он у нас главный кошак.
— Вот его мы и возьмем, он подойдет уже, пусть пугает и дальше…
Тетка направилась было к Владьке, но сразу остановилась. Печать неприступности и гнева окрашивала лицо мальчишки.
— Серьезный мужичонка у тебя брат, — сказала тетка, обращаясь к Борису, и ушла в темноту, к своему общежитию.
Через день мальчишеская компания распалась, все рассорились
Он заходил, вежливо здоровался и с удовольствием пил предложенный ему чай, всегда отказываясь от стопки, заводя неспешный разговор про жизнь, детей и завод. Прямых вопросов он не задавал, никого ни в чем не подозревал, но даже по мелким деталям и фактам безошибочно устанавливал, что и где произошло и кто был главным героем всех поступков и проступков, разволновавших подведомственный ему заводской поселок.
Окончательный вердикт Вешников выносил неспешно, в суд дела оформлял не торопясь, с дотошным учетом многих жизненных обстоятельств: бедная семья или с хорошим достатком, много ли детей у родителей или набедокурил
Первое появление Вешникова в доме родителей обычно не волновало. К нему относились с уважением и привечали милиционера охотно. Тревогу вызывал второй визит Вешникова.
Об этом знал весь поселок. Вот почему, когда Биреева увидела во второй раз у себя дома долговязую фигуру милиционера, то у нее защемило сердце.
— Заходите, Виктор Николаевич, — сказала она приветливо, но не скрывая тревоги. — Чайку, а может чего покрепче?!
Это предложение было явным проколом Веры Ивановны. Весь поселок знал и другую особенность в поведении и работе участкового уполномоченного: в свой второй визит он никогда не соглашался ни на какие угощения, демонстрируя свою беспристрастность, объективность и независимость при окончательных выводах, которые он сделал в данный момент.
Вешников насупился и холодно ответил, что он при исполнении, и ему сейчас не до угощений. Его занимает и беспокоит совсем другое…
— Что же это такое, беспокоящее вас? — спросила, все более напрягаясь, Вера Ивановна.
— Скорее кто, а не что, — поправил Вешников растревоженную мать. — Меня очень беспокоит, уважаемая Вера Ивановна, ваш сыночек, Славочка ваш ненаглядный. Уж очень сильно вы любите его, совсем заласкали и забаловали.
— А почему бы мне его не любить?! — возразила весело Биреева. — Он у меня добрый, ласковый, грубого слова никогда матери не скажет.
— Вот, вот! И вы ему тоже никогда не скажете грубого слова. А надо бы, надо бы… Он трижды сидел в пятом классе, а вы ему все ласковые слова говорили. Он на поселке лупит мальчишек чаще, чем родители. Двоим ребра сломал…
— Так он же всегда за справедливость, его не понимают…
— Хороша справедливость — кулаком в глаз.
— Кого же это он избил в последнее время, вы скажите, Виктор Николаевич, скажите, — защищая сына и понемногу ожесточаясь, потребовала Вера Ивановна.
— В последнее время он никого не избивал, это верно, — согласился участковый и добавил медленно. — В последнее время у него другие увлечения — пугать молодых работниц в темноте, валить их с ног и щупать. Вот одну он пощупал, а у нее от страха выкидыш случился. И я, Вера Ивановна, не знаю, что теперь будет с вашим… Славулей.
Обычно Биреева сразу отметала все плохое, что говорили о сыне. Она не верила никому и ничего худого за Славиком не признавала. Но в этот раз она чувствовала: участковый не врет. Вешников внушал ей доверие и своей настырностью, и своей искренностью. Он, как и Славка, рос без отца и поселковых мальчишек понимал, как никто другой. Но в деле Биреева, судя по обстоятельствам, участковый ничего замолчать или хоть немного притушить уже не мог. И только Вешников знал, почему не мог.
Молодая женщина, у которой случился выкидыш, была женой знатного прокатчика — орденоносца, выступающего от завода на всех районных митингах и чуть ли не первым подписывающегося на займы. Кроме этих, широко известных заслуг, прокатчик только что выбил ордер на однокомнатную квартиру как раз под беременность жены, а тут выясняется,
«Тогда… — думал Вешников, — хорошо бы парня спасти, зеленый еще… Хотя подлая его повадка уже видна… Жаль мать. Только им и живет, этим… шутником с пробивающимися усами».
— Славке, — с нарочитой грубостью спросил Вешников, — шестнадцать уже исполнилось?
— Нет, — прошептала Биреева, — только через два месяца будет. Ты уж прими это во внимание, Виктор Николаевич.
— Я, может, и приму, — вздохнул участковый. — Примет ли суд — не знаю…
Он встал, собираясь уйти, но тут Бирееву будто прорвало:
— Суд? Неужели будет суд, будут судить моего ребенка, моего Славика?! Да кто тебе сказал, что он это делал, сбивал баб с ног, тискал их? Он что: один был? Охотников потискать в темноте везде полно. Да и во дворе в глазах рябит от детворы, сосланных и вербованных девок, они сами что хошь и кого хошь пощупают…
— Тут вы правы, — честно признался участковый. — Ребятни было много, и каждому я бы надрал одно место, но остальные орали и мяукали, а сбивал девок с ног один — ваш Славка. Он ребят подбил на игру в «Черную кошку». Все проверил, Вера Ивановна, всех опросил… Так что не сомневайся.
— И свою Дашку расспрашивал? — строго и без жалости спросила Биреева, тоже показывая, что она не глухая и не слепая ходит по поселку. Но Вешников, один из ухажеров домработницы Мезмеров, откровенно подтвердил: «Дашку расспрашивал в первую очередь. Вы же знаете: у нее язык молчком не живет».
Этот ответ Веру Ивановну доконал окончательно: она засуетилась, заплакала, стала заискивать, что для нее, самостоятельной и гордой женщины, было вчуже.
— Так ты учти, миленький Виктор Николаевич, — просила она, унижаясь, — ему еще и шестнадцати не стукнуло, а уже работает, старается. Ты же знаешь, как трудно без отца растить сына. Ты ведь мальчишек понимаешь, ты хороший.
— Я, Вера Ивановна, всякий. Да и всякому хорошим не будешь, — сказал Вешников и вышел на улицу.
Ладно, в последний раз, поклялся он себе, помогу Биреехе. Дело он затянет, раскручивая его совсем в другом направлении. Едва ли в правильном, сомневался Вешников. Следовало бы наказать этого бандитеныша, чтобы потачки не было, для острастки, но мать тогда сразу увянет. Да и кадровая работница, тянет из себя жилы ради сынка.
В тот же вечер участковый пошел в общежитие к прокатчику. Металлург сидел в комнате один и пил водку. На столе лежала таранька, кусок ливерной колбасы и нарезанное аккуратными ломтиками сало. Для голодного сорок шестого года и заводского поселка стол был богатый.
— Хорошо живут металлурги, — приветствовал прокатчика как можно доброжелательнее Вешников.
Прокатчик ничего не ответил, не поздоровался, налил себе еще водки, выпил и устало пожевал кусочек сала.
— Узнал? — только и спросил он.
— Многое узнал, — успокоил рабочего Виктор Николаевич. — Но не все… Повозиться с этим делом еще придется.
— А тебе зарплату за это платют, ты же металл на стане не гоняешь, — буркнул презрительно прокатчик и снова налил себе водки.
— Вижу, уже вещи сложил, — заметил участковый, показывая на кульки и свертки, наваленные на кровать. — Переезжать собрался?
— Перееду, когда въеду, — ответил прокатчик. — А пока надо морду
— Набьешь морду — не переедешь, — спокойно и строго заверил прокатчика участковый. — Можешь не туда переехать…
— По мне сейчас хоть куда… Жена все равно уехала к матери в деревню.
—
— А будет ли оно, новоселье?! — спросил прокатчик тихо, словно сразу протрезвев.
— Будет, конечно! — зашумел участковый. — У тебя же ордер в кармане. Через три дня заселяют дом, узнал точно. Тебе все сочувствуют, понимают, что жену надо сейчас поддержать в нормальных условиях.
— Никому еще не говорил.
— Вот и не говори никому… временно, — поддержал участковый. — Нечего каждому шастать в семейную беду. Ну, а как обустроишься, то и ее привезешь. Ты посмотри на себя, ты же трактор, а не мужик. После войны таких хряков почти не осталось. У тебя еще будет столько детей, что придется повзводно их строить, настругаешь бойцов для матери Родины.
— Скажешь тоже… — хмыкнул прокатчик и опять выпил.
— Давай, — предложил участковый, — завтра с утра переедем в твою новую хату. В виде исключения. В завкоме договорюсь… Сообщу со вздохом, что ты в ступоре, морально сильно подавлен.
Продолжение следует
