Пригородная электричка — это, конечно, не поезд дальнего следования. Но и в этом легком путешествии при желании можно найти все приметы настоящей Дороги — с ее разговорами, спорами, игрой, чтением, дреманием, детскими капризами, встречами и дорожными песнями. До чего же все-таки славно ездить на электричках...
Попутчики
Пятница. Три часа дня — время рабочее, а на платформе Речной вокзал народу — не протолкнуться. «Электропоезд до станции Буготак прибывает на первый путь». Находим местечко у окна...
Напротив — красивая девушка с плеером. «Девушка с плеером-веером — вечером не ходи...»
Справа — запыхавшаяся женщина, жалуется, что едва не опоздала: «Хорошо, что электричка пришла на пару минут позже». «Поезда нынче ходят строго, как при Кагановиче», — почему-то замечает пожилой мужчина в очках, с матерчатой сумкой...
Дама средних лет с Дарьей Донцовой в мягкой обложке недовольно ведет плечиком: «Сейчас начнутся политические беседы, почитать не дадут...»
В соседнем «купе» — компания молодых людей, может, чуть подвыпивших, а может, просто возбужденных в предвосхищении предстоящих выходных (метеорологи, кстати, обещали «тепло» и «без осадков»). Рядом с компанией — два свободных места, но «пассажиропоток» старательно обтекает веселое купе. Хотя ничего опасного пока в поведении молодых людей нет.
Ну, поехали...
Речной вокзал — Инская
Теперь до самой Инской сценарий прописан. На Алтайке (сейчас эту станцию называют Новосибирск-Южный) сойдут те, кто пользуется пригородными электричками для перемещений по городу. В районе Камышинской по вагонам начнет ходить нищий с ДЦП. Следом появится нищий-«путешественник»: «Люди добрые, подайте Христа ради на покушать, недавно вернулся из дальнего путешествия...» На Разъезде Иня войдет громкоголосая женщина с газетой «Шесть соток». На Новогодней — интеллигентный мужчина со средством от моли и садовых муравьев. Далее побежит энергичный мужик с полиэтиленовыми китайскими плащами...
Где-то под Инской по вагонам начнет ходить парень с косичкой и баяном. Поет парень не так чтобы очень хорошо, но чисто и душевно. И его репертуар, что удивительно, никогда не повторяется. Часто поет из «Любэ», в том числе расторгуевские «дорожные» «Полустаночки» и «Дорога, дорога, ты знаешь так много»... Однажды удивил песней Николая Шипилова «После бала». «Никого не пощадила эта осень,// Даже небо не в ту сторону упало. //Вот и листья разлетаются, как гости// После бала, после бала, после бала»...
...Неужели 7 сентября будет ровно три года, как Николая Шипилова нет! Вот и представился случай его вспомнить! Умер, немного не дожив до своих шестидесяти. Ехал из Новосибирска, который всегда считал своим городом и где бывал каждое лето, в Белоруссию, где жил последнее время. В поезде почувствовал себя плохо, с инсультом сняли на одной из станций... Вот уж, действительно, был человек Дороги, помотало его и по жизни, и по женщинам. Сколько песен было им написано и спето в поездах и таких вот электричках! Под конец жизни мятущаяся душа нашла, наконец, умиротворение и покой с главной женщиной его жизни Татьяной Дашкевич — человеком глубоко верующим. Она, признавался, задавала ему ту высоту, которую он иногда готов был потерять в поисках жизненных наслаждений. Детям на момент его смерти было всего семь и пять лет... «И у самой двери рая//не поймет, что умирает.//Разве можно — после бала, после бала?»
Пресса потом напишет, что умер поэт, бард и прозаик Николай Шипилов под стук колес. И припомнит стихи другого хорошего новосибирского поэта — Александра Денисенко:
...За заставой, в цветах, в лебеде и крапиве
Умер русский поэт во цвету, во хмелю, на лугу.
Он лежал на траве, и в его разметавшейся гриве
Спал кузнечик ночной, не улегшийся, видно, в строку.
Написано это было задолго до того трагического сентября. Но поэты как-то умеют предвидеть и чувствовать и Любовь, и Смерть.
...А парень с косичкой (однажды удалось с ним поговорить), оказывается, Николая Шипилова вовсе и не знал! А песню его просто где-то услышал случайно. Кто сегодня интересуется авторами слов! Но почему-то было от незнания парня горько и обидно. И очень хотелось, чтобы Шипилова он знал и чтобы слышал его песню в авторском исполнении. Как он пел свои «После бала», и как он вообще пел!..
...Вот, кстати, и парень.
Инская — Крахаль
У новосибирского поэта Владимира Берязева тоже есть свои «Вагонные песни», написанные в поезде «Новосибирск — Абакан». Есть у него песня «Про менингит», «Про танкиста и Эльзу», «Про девичье сердце»... Все это, конечно, намеренно несерьезно, стеб, игра-забава поэта. Хотя и в таком формате дорожная песня тоже существовать может. Почему нет! Если компания в дороге подобралась веселая и человек с гитарой случился!
Но главную дорожную песню, гимн пригородной электричке, конечно, написал Венечка Ерофеев, который, плача от любви к России в тамбуре, беседуя с ангелами, создал свою истовую молитву «Москва — Петушки». И вошел со своими Петушками во все мыслимые и немыслимые анналы. Только вот вопрос, как при переводе на тридцать иностранных языков нашли аналоги Венечкиной лексики? Как умудрились объяснить иностранному читателю, что пил Вениамин Васильевич Ерофеев, как и его герой, в стельку, в дрезину и в дупель? Или как сумели разъять на ингредиенты знаменитые Венечкины коктейли? Ведь ему, если помните, для того, чтобы «предаться потоку», необходимо было соединить разные сорта водки и пива, красных и белых вин, а также одеколон и политуру? Да он еще черным по белому признавался, что без клея БФ и тормозной жидкости ни хрена не получится. Как тут переведешь!
Надо будет, кстати, перечитать заветную книжицу. Или переслушать аудиокнигу «Москва — Петушки». Ее не так давно записал лидер группы «Ленинград» Сергей Шнуров — тоже большой матерщинник и баламут. Девушка с плеером, сама того не ведая, подсказала эту замечательную идею. Она, кстати, уже давно вынула из розового ушка наушник и отрешенно смотрит в окно...
«Девушка, идите к нам, у нас весело», — апеллирует к ней шумная компания. Женщина, что чуть не опоздала, — вяжет. Дама с Донцовой пересела в другой конец вагона и читает Донцову. Рядом с ней... Ба, знакомые всё лица! Актер одного из новосибирских театров. Мы брали у него интервью для «ВН». Едет не один. Делает вид, что не узнал. Значит, не с женой. Да кому, собственно, какое дело, кто с кем едет... Вон Венечка тоже ехал в свои Петушки к «искусительнице», «рыжей стервозе». Мечтал «увидеть ее на перроне, с косой от попы до затылка, и от волнения зардеться, и вспыхнуть, и напиться в лежку, и пастись, пастись между лилиями — ровно столько, чтобы до смерти изнемочь!». И вез он своей «балладе ля бемоль мажор» триста грамм конфет «Василек»... И были для него Петушки не просто станцией назначения, а вожделенным раем, где ни днем, ни ночью не умолкали птицы и ни зимой, ни летом не отцветал жасмин. Не повезло ему в ту пятницу, не попал он в свой рай-эдем, и растаял в кармане заветный кулек с конфетами...
Но это не про нас. Наш поезд идет строго по расписанию, «как при Кагановиче»! и солнечные перроны вовремя принимают наших дачников! А в дачных магазинчиках их с нетерпением ждет «Василек»; а также знакомые с детства «Ромашка», «Буревестник» и «Пилот»; и шампуни «Ромашковый» и «Крапивный»; и мыло «Земляничное».
Крахаль — 38-й километр
Мужик, что помнит Кагановича, уже минут десять как ругает председателя своего садового товарищества Альбину: «И себе шесть тысяч зарплаты положила, и своей заместительнице шесть тысяч положила, и своей подруге-бухгалтерше шесть тысяч положила...» Народ оживляется и подхватывает общеинтересную тему. Женщина с вязанием заявляет, что хорошего председателя, как и хорошего начальника, должно быть мало: и чтобы при этом и электричество было, и вода текла, и мусор вывозился. Она, например, даже имени-отчества своего председателя не знает. «А зачем такой председатель вообще нужен!» — не соглашается с ней мужик, ругавший Альбину. «А сильно активный зачем нужен?» — вступает в спор мужчина в шортах, только что вошедший в вагон на Барышево. — Я на дачу отдыхать приезжаю или работать?» У него, говорит, председатель — старый коммунист, считает, что все дачные дела должны делаться руками самих садоводов в качестве отработок. Зачем тратиться на гастарбайтеров? Достал своими отработками! То столбы меняет — электричество вырубается как раз в день ответственного матча, то насос чинит — воду отключает под выходные... А в прошлое воскресенье и вовсе учудил: привез два самосвала щебня, ссыпал прямо под калитками автомобилистов. Тем, прежде чем свои машины вывести, пришлось по два часа щебень кидать! Стратег!
Народ над рассказом веселится. Кроме мужика, что помнит Кагановича, который пытается придраться к произнесенному всуе «старый коммунист». Развить тему ему, впрочем, не дают. Оживленный разговор, едва завязавшись, сходит на нет. Электричка прибывает на 38-й километр. Выходят веселая компания, мужчина из Барышева, женщина, что чуть не опоздала, и еще половина вагона...
38-й километр — Геодезическая
38-й километр на нашем направлении — станция самая обжитая. Участки здесь начали нарезать еще с 60-х. Вырвавшись на природу из коммуналок и хрущевок, народ тут же принялся активно осваивать свои шесть соток. Домики старожилов теперь легко найти среди других, что были построены позднее. Отношение к «частной собственности» в начальный период, как известно, было очень осторожное. И потому первые «избушки», согласно постановлению, строились одноэтажными, с односкатными крышами и небольших площадей. В основном — щитовые и дощатые, реже бревенчатые и брусовые.
Новородниковый и Геодезическая, где имеют дачи многие журналисты, осваивались уже в 80-е. Ограничений по строительству было меньше. Но вот беда: земля нарезалась уже не по шесть соток, а всего по четыре. Рассматривая пролетающие мимо окон бескрайние невозделанные поля и лесочки, невольно задаешься вопросом: кто был тот экономный экономист, который лишил дачников заветных двух соток. И тем самым превратил поселки в пожароопасные муравейники, а хозяек заставил возделывать грядки, ударяясь друг о друга копчиками...
Тем, кто получил свои сотки в конце 80-х, и вовсе не повезло. Электричество и вода к их потенциальным поселкам так и не были проведены. Участки были заброшены, стройматериалы растащены... На подъезде к Геодезической до сих пор можно видеть поля с не совсем одичавшей малиной и остатками садовых цветов — памятники несбывшимся дачным надеждам.
Впрочем, что это мы о грустном! В предощущении выходных так не хочется никакого негатива!
«Следующая станция Новородниковый...»
Новородниковый...
Ну, вот, собственно, и приехали. Девушка с плеером и дама с Донцовой тоже, оказывается, выходят на Новородниковом. Прощаемся уже на перроне. Всем в разные стороны. Каждому в свои «Петушки». Где с садами и грядками можно пережить любой кризис... Где ни днем, ни ночью не умолкают птицы. И где цветет если не вечнозеленый жасмин, то мальвы, гладиолусы и георгины. Может, еще встретимся. Хотя вряд ли! Попутчики в электричках повторяются редко...
«Осторожно, двери закрываются. Следующая станция...»...
