Мой дед, Кюн Георг Фридрихович, родился в городе Штеттинбрейдо в 1887 году. В документах указывал, что происходит из рабочих, по профессии — механик. В 1920 году вместе с женой Эрной, тогда уже матерью двоих детей, вступил в компартию Германии.
В Декларации об образовании СССР 1922 года российские большевики поставили задачу расширять Союз до создания Всемирной Советской Социалистической Республики, пока все страны не войдут в нее после победы Мировой революции. Начать российские большевики решили с Германии. Политбюро ВКП(б) разработало и утвердило детальный план германской революции и назначило дату ее начала — 9 ноября 1923 года. Но в последний момент московские вожди, из-за невозможности пройти войсками через Польшу в Германию, решили восстание отменить, а сообщить об этом немецким коммунистам не успели. Восстание 9 ноября началось и было жестоко подавлено. Его участники подверглись гонениям: одних арестовали, других вносили в черные списки, запрещающие их трудоустройство. Попали под репрессии и супруги Кюн.
Между тем в Сибирь съезжались иностранные специалисты для помощи в восстановлении разрушенного гражданской войной хозяйства. Этим воспользовалась ушедшая в подполье компартия Германии, надеясь спасти свой боевой актив. «Через советское консульство и торгпредство меня направили в Советский Союз», — со слов Георга Кюна записал следователь 21 ноября 1937 года.
Георг Кюн работал на химзаводе в Кемерове. Когда переехал в Новосибирск, был назначен в инспекцию по охране труда Запсибкрая, а затем переведен на должность механика в Запсибкрайзаготзерно. Дети Георга и Эрны Кюн — Грета и Ганс — вступили в комсомол в студенческих организациях, были активистами. В 1935 году члены семьи Кюн стали полноправными советскими гражданами, чувствовали себя в Сибири вполне спокойно и надежно. Но уже 1937 год стал для семьи Кюн роковым.
С заявления Сталина об обострении классовой борьбы, о необходимости разоблачения и устранения «врагов народа» начался «Большой террор», массовые репрессии против «бывших», против «вредителей», кулаков и других категорий граждан по всей стране. В Новосибирске 25 июля 1937 года на совещании руководства подразделений НКВД Запсибкрая было приказано 5 августа приступить к арестам и за четыре месяца в соответствии с плановой разнарядкой расстрелять пять тысяч и отправить в лагеря 12 тысяч жителей Западной Сибири. И началось.
Уже в августе в Новосибирске арестовали и расстреляли крупных специалистов-медиков, обвинив их как участников «диверсионно-фашистской организации врачей», якобы распространявших сыпной тиф и сибирскую язву. В августе-сентябре репрессированы члены бюро Сибкрайкома ВКП(б). В октябре осуждены к расстрелу 15 руководителей Сибирского военного округа, а всего репрессировано более 1000 военных. Вся чудовищность ситуации заключалась в том, что злодеяния творились от имени народа, в сопровождении митингов и собраний осуждения, организуемых в городе ежедневно.
Кто-то из сослуживцев донес и на Георга Кюна. 17 сентября 1937 года он исключен из рядов ВКП(б) «за антисоветскую агитацию», выразившуюся в том, что на одном из совещаний он, недавний инспектор по технике безопасности, критиковал начальство за плохие условия труда на предприятиях, а в пример приводил порядки на предприятиях Германии, где рабочим выдавали спецодежду и мыло. 21 ноября Георг Кюн был арестован прямо на рабочем месте. Через несколько часов, вечером, на квартире арестован и его сын Ганс — по «необоснованному обвинению в причастности к шпионско-диверсионной, террористической группе» и осужден к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 3 января 1938 года в Новосибирске. Место захоронения неизвестно. Всего 44 дня понадобилось НКВД на арест, фабрикацию «дела», вынесение приговора и приведение его в исполнение.
Из протоколов допросов следует, что поначалу Георгу Кюну инкриминировалось участие и руководство в «шпионско-диверсионной вредительской организации в системе Запсибкрайзаготзерно». Через неделю последовал второй и последний допрос. Следователя интересовал компромат на консульство Германии, сведения о «руководстве вредительством через новосибирских немцев». Со слов арестованного следователь обосновывал «засылку шпиона», Ганс Кюн, допрошенный в тот же день, якобы подтвердил показания отца. В деле нет никаких других улик и доказательств. Но по установке тогдашнего Генерального прокурора СССР Вышинского «признание — королева доказательств», а уж как за эту неделю между двумя допросами обрабатывали отца и сына, что оба подписали свою «вину» да еще оговорили друг друга, страшно и подумать.
Ознакомился я и со следственным делом моей бабушки Эрны Георгиевны Кюн, домохозяйки. Ее арестовали 7 июня 1938 года, обвинили в участии в другой «контрреволюционной группе» и приговорили к расстрелу. Приговор привели в исполнение 29 сентября 1938 года.
До 1992 года советская власть пыталась скрыть факт расстрела членов семьи Кюн и выдала подложные свидетельства о смерти, из которых следовало, что все трое умерли естественной смертью (кровоизлияние в мозг, воспаление печени, лимфосаркома). И только в 1992 году выданы новые свидетельства о смерти, где указаны истинные даты расстрела отца, матери и сына, в графе «место смерти» уже не прочерк, а указан город Новосибирск. Все расстрелянные были посмертно реабилитированы за отсутствие состава преступления.
Вот так, убежав от гонений из Германии в СССР, семья коммунистов Кюн стала одной из миллионов жертв борьбы Сталина за личную власть — борьбы, доведенной до абсурда и преступлений.
Маргарита (Грета) Георгиевна Кюн, оставшись одна из всей семьи на свободе, боясь, что придут и за ней, на второй день после ареста матери покидает на время Новосибирск, выходит замуж и меняет фамилию. Больше семьи Кюн в СССР не существует.
Можно ли забыть, понять и простить тот «Большой террор», его инициатора и исполнителей? Нельзя. Ради памяти жертв, ради неповторения в будущем.
