Страха не было, была злость

60-я стрелковая краснознаменная дивизия 857 орс. Год призыва — 1941-й. Демобилизован на основании Указа Президиума Верховного Совета Союза ССР от 25.09.45».

А дома его ждали жена и два маленьких сына.

Снова смотрю на фотографии. Надписи на обратной стороне выцвели, стерлись со временем. Их трудно прочесть: «В.М.Сазонов... обрадует вас ваш папа... поздравляет вас с новым годом и целует крепко-крепко Колю и Толю...» Еще одна надпись: «На добрую долгую память жене У.М.Сазоновой от мужа Сазонова В.М. Фото сделано 9.03.42 г. в Москве». С трудом разбираю слова: «На долгую, добрую память моим маленьким сыночкам Коленьке и Толечке. Настроение у меня бодрое. Завтра — в бой. Верим в скорую победу».

Внимательно всматриваюсь в родное лицо — лицо моего прадеда. Начало его боевого пути — под Москвой, куда его направили после мобилизации из далекого Новосибирска. За мужество и героизм прадед был награжден медалями «За оборону Москвы», «За боевые заслуги», «За отвагу». Сейчас сохранилась только одна медаль — «За отвагу».

С трепетом, осторожно беру её в руки. Сколько раз держал он ее в своих руках? Сколько раз это делали дети, внуки? А теперь я! Мне кажется, что я чувствую тепло рук их всех. Знаю, что для солдата такая медаль была высокой и очень дорогой наградой.

Он говорил, что отношение к нашим землякам на фронте было особенное — они из далекой Сибири. «Перед нами была поставлена задача — остановить фашистов под Москвой. В течение суток перед наступлением немцы вели артподготовку: пушечный горячий дым, черный, устойчивый, заслонял солнце. Они пустили в ход все, что у них было: танки, авиацию, пехоту. Даже ночь не приносила покоя. Пожары полыхали повсюду, в небо беспрерывно поднимались ракеты, освещая все вокруг. Повара и подносчики пищи выскакивали со своей кухней откуда-то из дыма, и мы вспоминали, что двое суток не ели. Покоя не было, но и страха не было. Была злость. И она давала силы», — так в коротких письмах писал мой прадед. Он со своей полуторкой вывозил из блокадного Ленинграда детей по «Дороге жизни».

Василий Матвеевич вспоминал, что ребятишки были настолько истощены, что казалось, будто они покрыты мохом. Было страшно вдвойне. Страшно погибнуть и не увидеть больше сыновей, жену. Страшно за «живой груз». Невыносимо смотреть в детские глаза, в которых такая боль и такая надежда на тебя. Мой дед говорил, что об этом его отец, мой прадед, рассказывал редко и неохотно.

Как на страницах учебника по истории, мелькают названия: города Шнайдюмель (Восточная Померания), Штаргард, Кольберг, Варшава, Прага, Потсдам и Берлин.

Прадед вспоминал, какой они увидели далекую и незнакомую Варшаву — безлюдной и молчащей. Разрушенные дворцы, театры, костелы, мертвые деревья.

И вдруг среди всего этого из окна машины он увидел аккуратные, чистенькие здания с ярко-красной черепичной крышей, полосатые будки и шлагбаумы, на зеленых лугах — стадо черно-белых коров. Тряхнул головой — не привиделось ли? Это была дорога в глубь Германии, на Берлин. Казалось, что даже машина бежала быстрее.

Слушая рассказы о своем прадеде-солдате, я все больше убеждаюсь в том, что русский солдат не только мужественный, но и отзывчивый. А как еще объяснить тот факт, что после всех зверств, чинимых фашистами на земле, наши солдаты в поверженном Берлине первым делом развернули полевые кухни. Прадед говорил, что, подавая чашку с кашей маленькому немецкому мальчишке, он вспоминал своих сыновей, которых не видел уже долгих четыре года, и не испытывал при этом ненависти к старикам, женщинам, детям, выстроившимся в очередь к солдатской кухне.

Так как до призыва мой прадед был шофером, то и призван он был «мобильным пехотинцем». Всю войну не расставался он со своей полуторкой. Даже в письмах домой писал о ней, как о боевом товарище. Сколько раз она спасала ему жизнь, подставляя свой деревянный корпус под осколки снарядов и пули врагов. Под бомбежками и артиллерийским огнем везла снаряды на позиции нашим бойцам. И ни разу не подвела его. 8 мая 1945 года в Берлине он и его командир, проезжая по улице, подорвались на мине. Командир погиб, а прадед остался жив, хотя его всего изорвало осколками.

После многих месяцев, проведенных в госпиталях, он вернулся домой и продолжил работу шофером. Но раны давали о себе знать. Весной 1965 года стало ясно, что с машиной придется расстаться. И расставание это не прошло бесследно. Машину забирал молодой, неопытный парень. Выезжая, он задел крылом за столб. «Не хочет прощаться, как по сердцу задела!» После этого случая прадед окончательно слег. А летом его не стало.

Я смотрю на фотографии и мысленно разговариваю с ним, жалея о том, что не могу сам спросить у прадеда о суровых днях Великой Отечественной войны.

Наверное, многое из того, что происходит сейчас, мне не под силу объяснить ему. Но в одном я уверен твердо: пока в наших семейных альбомах будут лежать такие фотографии, память о тех, кто с честью прошел этот трудный путь, останется с нами.