Делать, что должно, и верить

В течение четырех лет прибалтийские священники под приглядом новой власти возрождали и утверждали церковную жизнь на псковских землях, окормляя свою паству во вновь открытых храмах. Цели вермахта были циничными и прозрачными: он видел в церкви враждебную большевизму силу и инструмент надзора за народонаселением. Таким же циничным был и расчет Сталина, разрешившего в военное время «опиум для народа» и после Победы отправившего служителей культа из оккупированных земель в лагеря, только его ставка в игре оказалась верней. Речь в фильме, однако, не об этих играх и об этих ставках, а об одном человеке и одной частной судьбе.

Его зовут Александр Ионин, и это характер собирательный. В частности, отдельными фрагментами своей жизни он обязан реальному «псковскому миссионеру», отцу Алексею Ионову, окончившему свои дни в эмиграции. В фильме священника из латышского села Тихого переводят в псковское село Закаты, во вновь открывшийся приход. Там он приступает к службе, вынужденно существуя между Сциллой (подозрительные фашисты с полицаями) и Харибдой (партизаны, ненавидящие вражину-пособника). Он все понимает, он прозревает свое неминуемое лагерное будущее, но для него нет выбора. И если его служба и его малые дела способны хоть немного облегчить измученным людям жизнь — он будет делать, что должно, и служить Богу, не считаясь с тем, что его разрешительное удостоверение на эту службу формально заверено фашистской печатью.

Роль ясноглазого батюшки — безусловно, одна из самых значительных актерских работ Сергея Маковецкого. Притом что и одна из самых сложных — по задаче воплотить трепет, мягкую силу и кротость, не впадая ни в умильность, ни в пошлость.

— Сергей Васильевич, вы впервые играете священнослужителя. Что этот образ значит для вас?

— Я не знал об этой трагической истории, о том, что приходилось терпеть нашим батюшкам. Когда прочитал сценарий, мне стало страшно: а сумею ли я? Я прочитал повесть — грандиозная вещь! Хотя история в целом не о Псковской православной церкви, а об отце Александре, который не совершает ничего героического, но живет с любовью и верой. Я проникся этой трагической историей и думал о том, как достоверно воссоздать этот земной и одновременно возвышенный, героический образ. Я понимал, что шаг влево — и это будет просто карикатура, а шаг вправо — такая сладость, приторность. Так что в работе над ролью ходил буквально по острию.

— А сами священнослужители что говорили — удался вам образ?

— Когда фильм показывали на православном кинофестивале «Покров», многие из них сказали, что мой батюшка получился очень достоверным.

— Говорят, что вы настолько вошли в образ, что во время съемок к вам за благословением даже обращались прихожане?

— Мы снимали уже финал, в котором я предстаю старцем. И пошел я сдуру на перерыв в костюме и гриме прогуляться по территории Псково-Печерского монастыря. Так ко мне люди начали подходить: «Благословите, старче!» Пришлось сбежать со словами: «Бог благословит»...

— А ироничные нотки в образ героя лично вы привнесли?

— Мне же не хотелось, чтобы он был какой-то иконой. Попы — это же живые люди. И юмор у них присутствует: и анекдот они могут рассказать к месту, и матушку свою порой побаиваются. И я рад, что отец Александр получился живым. Сочетание истинной веры и человеческих реакций позволяло нам в фильме даже немножечко хулиганить.

— Как на вас повлияла эта роль? Вы научились терпению, смирению?

— Во время съемок — да. Я не мог курить, когда был в облачении священника. Тем более что оно несовременное, а наперсный крест 1837 года. Говорил себе постоянно: «Сережа, терпи!» И не курил. Правда, был случай на съемках, когда одеяние батюшки не помогло мне смирить гордыню. Мы снимали сцену казни партизан. Камера включилась, я должен был пройти сквозь людей, я уже вошел в кадр и вижу — какая-то женщина стала махать руками, потому что осы налетели. И мне это, видите ли, не понравилось. Я, проходя мимо, ее оттолкнул и сыграл эпизод. В итоге он оказался худшим. Я понял почему — потому что в таком облачении позволил себе несдержанность... Тогда я подошел к этой женщине и извинился.

— Петр Мамонов после роли в фильме «Остров» говорил, что такое сыграть нельзя — только прожить...
— Я ведь тоже здесь не только играл. Вообще, актерство — это грань между жизнью и игрой. И где эта грань пролегает, не знает никто. Если вы будете только жить, то есть опасность, что свои дни закончите в клинике. Если играете Отелло, то сможете задушить Дездемону по-настоящему. Если вы будете абсолютно жить, то зал будет очень внимательно на вас смотреть — и все! Потому что вы все сделаете за зрителей. Но зачем тогда зрителю покупать билет и идти в театр, если вы все за него сделаете?

Если играю, например, дядю Ваню, буду рвать на себе волосы и кричать: «Пропала жизнь!», а зал только поаплодирует, и каждый второй подумает: «И у меня пропала». А если дать им нужную интонацию, то они услышат актера, и у них включится душа. Тогда они будут работать, а не жевать попкорн. Такое случилось, говорят, на картине «Страсти Христовы», когда молодежь заходила с попкорном и с этими же нетронутыми корзинками выходила. Так было на фильме Михалкова «12».

— Как вы думаете, этот фильм способен повлиять особенным образом на зрителей?

— Мне рассказали, что когда картину показали в очередной раз на киностудии, один из сотрудников после просмотра сказал: «А я до сих пор не крещеный...» А одна женщина заявила: «Давно в храме не была. Надо туда сходить».

Важно, чтобы фильм посмотрело как можно больше людей. Премьера фильма состоится в светлый праздник Пасхи, и покажут его от Владивостока до Риги. В Москве премьера ожидается в храме Христа Спасителя по благословению патриарха Кирилла. А фильм начинали снимать по благословению святейшего патриарха Алексея. Он был очень заинтересован в этой теме, поскольку его отец служил в Эстонии и с маленьким Алексеем посещал концлагеря, усыновил в это время двоих сирот.