Колокол надежды

… — Лю-ю-ди! — осипшим от натуги, хриплым голосом кричал Васютка. Радость переполняла его оттого, что всё-таки смог пересилить страх и взобраться на самую высокую башню когда-то разрушенной церкви, стоящей посреди небольшой деревушки под красивым названием Журавка.

— Лю-ю-ди! — сейчас, сию минуту, Васютке хотелось, чтобы его увидела и мать, высохшая от непосильного труда, но все равно улыбчивая и очень добрая, и младшая сестра Валюшка, и дед, который целыми днями лежал на печи, грея от ревматизма свои дряхлые кости. А главное, его должны были увидеть пацаны, кучкой стоявшие у колокольни и следившие за тем, чтобы он, в очередной раз поспорив, не стал спускаться вниз. Чувство гордости переполняло Васютку, и в то же время несказанный страх сковал его руки и ноги, перехватил горло, и от высоты начинало кружить его лохматую русую голову...

Васютка только что закончил шестой класс, часто пропадал с ребятами на речке. Но были дни, когда отец, не успевая выполнить норму трудодня, будил его на рассвете, и вместе они отправлялись на колхозное поле.

Так и случилось на следующий день, когда вместо обещанного ребятне очередного восхождения на вышку он должен был помочь отцу с вывозом сена. Проснувшись рано утром, нащупал он в потёмках своё бельё и, голыми пятками простучав по полу, выбежал в сени. Мать уже ушла доить коров, оставив своим мужчинам на лавке корзину, куда любовно поставила бутыль молока да два ломтя вчерашнего хлеба.

День выдался жаркий. Мужики весело косили сочную, душистую траву, Васютка отвозил на Воронке здоровущие копны в общие сараи за деревней. И мечтал, как завтра повторит подвиг восхождения на колокольню.

…— Лю-ю-ди! — вновь кричит «скалолаз», на этот раз уверенней, но немного испуганный тем, что в такой удачный для колхозников день народ перед церковью собирается. Не на него же, Васютку, смотреть!

Пока спускался, различил в толпе и отца, и дядю Захара, одноногого бригадира, увидел парнишка и мать, бросившую своих коров и почему-то рыдающую в голос.

«Война!» — повторяли все вокруг. «Чему быть, того не миновать!» — опустив головы, произносили мужики.

И вдруг услышал Васютка, как воет ветер на самом верху колокольни, точно все ветры собрались и кружили там, в том месте, где должен был висеть церковный колокол, возвещавший о большой и страшной беде. Беде, что нагрянула в каждый наш дом 22 июня 1941 года.

Конечно, не пришлось ребятам в сентябре сесть за школьные парты — они стали основной рабочей силой в селе. В хлебоуборку Василий работал на жатке вместо отца, отвозил зерно на ток. Спрашивали с ребят, как со взрослых. А когда исполнилось ему пятнадцать, дед с волнением произнёс: «Вот ещё и Василий пойдёт на войну».

Его предсказание сбылось. Ребят 15 — 16 лет отвезли в город Куйбышев, стали готовить к призыву в армию. Василий строевую подготовку сдал на «отлично», стрелял по цели метко, удивляя даже опытных стрелков, случалось дежурить по кухне, а это ещё лучше, ведь чистить картошку в тепле — одно удовольствие. Ни разу парень не проявил слабость, помнил слова отца при расставании: «Остаёшься... Будь мужчиной! Сумей постоять за мамку, за сестру. Но не только они защиты требуют, все бабы и старики смотрят на тебя, всё село...»

Василий помнил эти слова, был уверен, что он сможет отстоять своё село, край... значит, и Родину!

Попасть на фронт удалось лишь в мае 1944 года. Служил Василий во 2-м Прибалтийском. Видел всё: разрушенные города, выжженные сёла, беспризорных детей, живущих в подвалах, землянках в лесу. Видел кровь, трупы людей... И всё же мысли о доме, о мамке с сестрёнкой, о дедушке, о колокольне, на которую смог взобраться когда-то, помогали ему пережить всё это, сохранить разум, спокойствие.

Вспоминал часто своего отца (как жалко, что до войны не было времени вместе сходить на рыбалку, поговорить о своём, мужском!), не предполагая даже, что служит он в соседней роте связистом, награждён даже орденом Красной Звезды за выполнение сложнейшего задания. Думы о нём, Василий это чувствовал, придавали ему бодрости, твёрдости духа. Также не терял парнишка надежды по окончании войны вернуться в село, взобраться вновь на разрушенную церковь, ощутить состояние полёта...

Но мечте не суждено было сбыться. Ни-ко-гда! Геройски шагал Василий по российским дорогам, участвовал в боях за Калинин, освобождал Торопец, пришлось посетить и Великие Луки, где до боли сжимал зубы, глядя на груды камней и кирпича — всё, что осталось от древнего русского города. А ведь когда-то любил Василий в школе историю, про город старинный этот многое знал, по вечерам рассказывал деду, что известен он с XII века, что в Ливонскую войну стал резиденцией самого Ивана Грозного, несколько раз разрушен был... Но чтобы вот так!

Немного оттаяло сердце у солдата лишь тогда, когда границу российскую пересекли, польские сёла да города освобождали. Но и здесь пришлось испытать немало — фашистские снайперы, засев на водонапорных башнях, высотных домах, вершили свои «ратные» дела. Многих своих товарищей потерял тогда Василий, наспех пришлось хоронить их тела на чужой земле. Наверное, тогда и поредели, стали пепельными его волосы, тяжёлые морщины исполосовали измождённое лицо.

Однажды пришлось ему с тремя бойцами-автоматчиками сопровождать полкового разведчика, который получил задание связаться с соседним батальоном. Пройдя через лес, оказались на минном поле. Нет! Василий взрыва не слышал, только, казалось, оборвалось что-то у него в голове и помутнел разум — сознание потерял.

Очнулся парень оттого, что сильно кружилась голова, словно стоит он на самом верху их деревенской церкви, смотрит вниз, силится кричать — не может, дух захватывает...

Пригляделся: больничная палата, девчушка в белом суетится, о чём-то его расспрашивает. Вспомнил он, что с ним приключилось тогда. Ранения, оказывается, избежать не удалось. Мучил только вопрос: куда попали осколки, в руку, в ногу ли? Болело всё! Всё тело как одна большая рана!

«Терпи! Будь мужчиной!» — повторял он сам себе отцовы слова. Только спустя три дня узнал он, что перебило ему тогда ногу, а левой руки он лишился совсем.

— Так вот, ребятки, оказавшись в госпитале на Урале, не смог я продолжить свой боевой путь,— сказал Василий Григорьевич, невысокий сухой пожилой мужчина. И продолжил неожиданно: — Я как будто в прошлое вернулся сейчас с вами. Так же я закончил свой рассказ когда-то в Журавской школе. Где, дорогие мои, отработал я почти 40 лет. Своим ученикам рассказывал об Иване Грозном, его резиденции в Великих Луках, о тяжёлой жизни народа в период крепостничества, о страданиях русской женщины в годы Великой Отечественной войны, о подвигах русских солдат и офицеров на Курской дуге, под Сталинградом, о детях блокадного Ленинграда, — глаза ветерана покраснели. Сдерживая слезу, бывший учитель истории закончил рассказ...

А мы, казалось, услышали, как за окном Журавской школы неожиданно для всех громко зазвонил медный колокол недавно отремонтированной церкви, той самой, на которую когда-то, преодолевая страх, поднимался Васютка..