Война и мир Юрия Татаренко

На самом деле пьеса «Синявинские высоты» не о войне, она о том, что с нами происходит сегодня, но призрак войны маячит в каждой ее сцене, эхо войны гуляет и в коридорах власти, и в редакционных кабинетах, и на эстраде праздничного концерта, посвященного годовщине прорыва блокады. Война у Татаренко, отношение его героев к исторической памяти — это лакмусовая бумажка, индикатор, показывающий, кто есть кто.

Премьера представления фрагментов из новой пьесы прошла в Академгородке в арт-клубе «НИИКуДА», когда главные мероприятия, приуроченные к 65-летию Победы, уже отгремели. В камерном, но демократичном интерьере места хватило всем: и случайным посетителям этого известного в Новосибирске учреждения культуры со статусом ресторана, и посвященным, которые заранее знали, что сегодняшний воскресный вечер не для развлечений. Программки на столиках извещали гостей, что они попали на социокультурную акцию «Пока не похоронен последний солдат...».

…Гаснет свет, на экране заснеженная панорама осажденного города, и голос Левитана погружает нас в атмосферу 1942 года.

После стылой жути блокадной квартиры Нади Тепляковой, где еле теплится последняя надежда, зритель переносится в наше время — на комфортабельное совещание высокого ранга чиновников. Это ключевая сцена: здесь решается нынешняя судьба Синявинских высот. И вот поля, на которых разворачивались жесточайшие сражения Великой Отечественной и где полегли тысячи и тысячи советских воинов, отдаются под стройплощадку для... мусороперерабатывающего завода.

Об этом келейном решении узнает журналист Константин Банников и намеревается воспрепятствовать кощунственным, как ему кажется, планам, оскорбляющим чувства любого патриота. Тут-то и выясняется, что если для Банникова эта политая кровью земля — святыня, неприкасаемая заповедная зона, то для кого-то просто абстрактные, но имеющие вполне конкретную рыночную стоимость и сулящие вполне конкретную прибыль гектары.

Иным персонажам пьесы недосуг задуматься о моральной стороне проблемы, другим откровенно наплевать. Мусорными символами насыщены все сцены постановки: переполнена корзина для бумаг в чиновном кабинете; рвет в гневе 1000-рублевые купюры неподкупный журналист; офицер военкомата пускает по воздуху ненавистные бланки, под гнетом которых он чувствует себя «все меньше, меньше, меньше»; и даже блокадный мальчик топит печку страницами пушкинских сказок, изодранными в мелкие клочки. А теперь и праху непохороненных солдат одним росчерком пера уготована та же участь — стать мусором.

Банников объявляет войну корыстолюбию и равнодушию. Но тщетно он обивает пороги инстанций, от него уходит уставшая от безденежья жена, бывший друг и коллега становится врагом, и в финале давешние авторы кощунственного решения сидят в жюри детского конкурса чтецов, и по выражению их лиц я бы не взялся утверждать, что лирическая сила Николая Рубцова способна отменить их приговор Синявинским высотам.

Такова внешняя канва событий пьесы. Но показ фрагментов театральной постановки, по замыслу организаторов, лишь предварял главную часть акции — дискуссию на тему «В мирное ли время мы живем?» с участием известных политологов, журналистов, общественных деятелей, бизнесменов. Социальную остроту обсуждению должен был придать тот факт, что в основу сюжета пьесы легли реальные события, произошедшие под Петербургом.

Начиная дискуссию, профессор НГУ историк Сергей Куликов сравнил память о войне с фантомной болью, которая зудит и постоянно напоминает о себе против нашей воли. По его мнению, Отечественная война не закончена, и не потому даже, что не похоронен последний солдат, а потому что это была великая война, за которую мы заплатили великую цену. С другой стороны, будучи реалистами, нужно понимать, что на Земле за тысячи лет по естественным и неестественным причинам умерли миллиарды людей и земли для живых не хватает. Это вечное проклятое противоречие между материальным и моральным. Но когда речь заходит о мусоре на земле боевой славы, душа, конечно, протестует.

Высокий градус дискуссии задала известная журналистка Замира Ибрагимова (В 60-е годы сотрудник газеты «Советская Сибирь».). От имени ленинградцев-первоклассников 1945 года она прежде всего воздала должное автору:

— Низкий поклон Юрию Татаренко за ту боль, что продиктовала ему эту страшную тему.

И затем, сознательно вынеся за скобки обсуждения возможные недостатки драматургии и актерской игры (а в показе были заняты в основном непрофессиональные актеры), Замира Мирзовна обрушила весь свой гнев и пафос публициста на мирное якобы время, в котором мы живем:

— Ту ношу, что вынес на своих плечах Ленинград, ни один народ в мире бы не выдержал. Какие страдания! Какие высоты духа! Что было бы с Европой, которая вся легла под Гитлером, с той же Прибалтикой, Польшей, если бы не советский человек? Зато сейчас со всех сторон нам шлют претензии: Украина, Прибалтика, Молдавия... Советский Союз превратился в безобразно скандальную коммуналку. Это ли не война? А на бытовом уровне нам показывают по ТВ уже как рядовое происшествие людоедов с Васильевского острова — разрисованных молодчиков-«готов», которые поджаривают человека! Вот к чему мы пришли... И этот зловещий образ мусора в пьесе. Ничего святого: все — в мусор. Это не война, что ли? Война! Только сегодня этой войны, этого испытания мы совершенно не выдерживаем.

Согласившись с Ибрагимовой в том, что строить на костях негоже, председатель Новосибирского общества «Мемориал» Александр Рудницкий бросил упрек и нашему недавнему прошлому: а почему не похоронены эти 150 тысяч солдат, лежащие в синявинских болотах? Почему вообще такие потери? Почему некоторые полководцы ни во что не ставили жизнь солдата? И он привел исторические примеры цивилизованного отношения к могилам не то что соотечественников — врагов. Известно, что японцы, взяв в 1905 году Порт-Артур, устроили там русское кладбище. На Бородинском поле стоит памятник французам...

— Не закончилась не только Отечественная война, — делает главный вывод Рудницкий, — у нас не закончилась Гражданская война. Когда брат шел на брата, все моральные ограничения снимались. Гражданская война плавно перешла в террор, и этот террор до сих пор нами не изжит.
Удивительно созвучно духу дискуссии оказалось написанное накануне стихотворение Аркадия Константинова. Оба деда его, кстати, участвовали в обороне Ленинграда. Поэт вышел с блокнотом к микрофону и прочел пронизанные напряженной ритмикой стихи, где были такие актуальные строки:

Мы по-прежнему, ребята,
В состоянии войны.
Вновь и вновь
быстрей набата
Зло приходит в явь и сны.

О том, как трудно оставаться человеком, война ли, мирное ли время на дворе, взволнованно говорила пожилая женщина, представившаяся просто обычным человеком. Она привела потрясающие слова своей бабушки: «Мы пережили голод — дай нам бог пережить сытость!»

Справедливости ради следует отметить, что в реальной истории общественного противостояния на Синявинских высотах сражался не один герой-одиночка, там шли массовые пикеты, и проект был заморожен — в этом смысле пьеса Татаренко пессимистичнее, чем жизнь. На исключительно важной роли общественного мнения заострил внимание и навел параллели между Питером и Новосибирском правозащитник Рудницкий:

— Если мы хотим, чтобы наша жизнь изменилась к лучшему, то должны проявлять активность. В Нарымском сквере уже два года, как приостановлено строительство гостиницы. Благодаря общественности серьезно трансформировался и технопарковый проект — Городок в целом сохранен.

Самым радикальным было выступление молодого мужчины, не назвавшего свое имя.

— Если мы чтим Победу, если считаем, что наши деды делали правое дело, почему мы так спокойно смотрим на то, в каком мире живем? В мире, где воюют, ссорятся и сутяжничают те, кто называл себя в Советском Союзе братьями… Каждый человек, который действительно чтит Победу, должен что-то сделать либо для восстановления социальной справедливости, либо для собирания русских земель. Иначе это лицемерие…

Однако как все-таки быть с непохороненными солдатами? В практическую плоскость попытался перевести дискуссию Юрий Красов, артист театра музкомедии, участник премьерной постановки. Не называя самого слова, он предложил провести на Синявинских высотах... субботник. Ибрагимова усомнилась в реальности перезахоронения полутора сотен тысяч человек и выдвинула простое контрпредложение:

— Надо сделать мемориальное поле — как Бородино или Прохоровка. Неужели у нас мало земли?

...Да, велика Россия, а куда ни глянь, — увидишь мусор. Я смотрю в окно. Молодая женщина ведет за ручку ребенка, в другой ее руке пакет с мусором. Изящным движением узелок ставится у бордюра. Карапуз таращит глазенки на огромную гору пакетов, скопившуюся здесь после утреннего визита мусорной машины, а мамаша, не поворачивая головы, деловито продолжает свой путь. Картинка символичная и наводящая на размышление: не превращаемся ли мы, по словам автора пьесы «Синявинские высоты», из народа-победителя в народ-потребитель?..