Новосибирск 3.2 °C

Педагог на все времена

05.08.2010 00:00:00
Педагог на все времена
«Дорогой Федор Дмитриевич! Трудно найти подходящие слова, чтобы выразить благодарность за все, что вы сделали для нас. Только благодаря вашей заботе, чуткости и отзывчивости, вниманию мы снова обрели нормальную жизнь. Вы не посчитали для себя недостойным, унизительным ходить в лечебное учреждение, куда попадают, прямо скажем, не лучшие люди. Вот уже больше года мы работаем — трактористом и поваром. Валера учится без троек, занимается в кружке юных космонавтов. За все вам большое спасибо. Вы наш учитель на все времена. Вера и Семен Стоговы».

Положив письмо на стол, Федор Дмитриевич подошел к окну. С девятого этажа хорошо просматривались улицы Новосибирска. По дорогам ползли троллейбусы, мчались легковые автомобили, по тротуарам текла людская река… Всё это двигалось, шумело и звенело, словом, происходила обычная городская сутолока. А дальше, насколько хватает глаз, клубились облака, сияло всё в солнечных бликах рукотворное море, на далеком берегу в сизой дымке виднелся лес. Картина, хорошо знакомая старому учителю. Но в эти минуты она показалась ему особенно прекрасной, берущей за сердце.

Вот и напомнили о себе земляки. «Если бы жизнь Стоговых оставалась такой навсегда… И с чего всё началось?» — раздумывал Федор Дмитриевич.

...Возвращаясь с рыбалки, он шел узкой извилистой тропкой. С обеих сторон подступали белоствольные березы. Их ветки смыкались аркой высоко над головой и закрывали вечернее небо. Было тихо. Только чуть улавливался шорох листьев да из села, которое находилось невдалеке, изредка доносился приглушенный лай собак. Ничто не мешало учителю, приехавшему в родное село Вознесенка, где прошло его детство и где после института начинал работать в школе, строить планы месячного отпуска. Поселился у племянницы в просторном бревенчатом доме. Она все делала для того, чтобы дядя отдыхал от суетной городской жизни.

Вдруг из густого березняка донесся какой-то звук. Остановившись, Федор Дмитриевич прислушался, но было тихо. Только где-то в глубине леса прострекотала сорока. Учитель пошел дальше. И снова отчетливо расслышал странный звук, как будто кто-то всхлипывал.

Меж берез росла акация. Осторожно раздвинув ее ветки, Федор Дмитриевич шагнул вправо и замер — на земле лежал мальчик в белой рубашке. Уткнувшись лицом в ладони, он тихо плакал, его плечи вздрагивали.

Попавшая под ботинок сухая веточка треснула, отчего мальчик вздрогнул и повернул голову. Это был восьмилетний Валерий, сын сторожа Семена Стогова.

— Тебя кто обидел? — ласково спросил учитель.

Валерий ничего не ответил. Только начал рукавом размазывать продолжавшиеся литься слезы по щекам.

— Земля сырая, простудиться можно, — проговорил Федор Дмитриевич и помог мальчику встать на ноги.

Выбравшись на тропу, они пошли рядом. Немного осмелев, Валерий, все еще всхлипывая, проговорил:

— Меня... меня папа ударил.

— Чем же ты провинился?

Ответа не было, пауза затянулась.

— Успеть бы нам до дождя, видишь, какая туча надвигается, — сказал Федор Дмитриевич.

И начал рассказывать о том, как щука едва крючок не откусила. Так дошли они до дома Стогова. Но Валерий не вбежал на высокое крыльцо, не бросился к двери.

— Идем же... — произнес учитель.

Все ниже опуская голову, мальчик стоял на месте. Из дома донесся какой-то стук, потом пьяный голос:

— И пить будем, и гулять будем...

Федор Дмитриевич прошел сени и открыл дверь комнаты. За столом у самого окна сидел Семен Стогов в майке-безрукавке, с вилкой в руке, осоловело смотрел в тарелку.

Заметив вошедшего, он обрадовался:

— Сюд-д-да, ко мне д-д-давай, сюда...

— Валерий... — начал было учитель и осекся.

— Да ну его... а ты давай, скучно мне, ох как скучно!

Учитель выбежал из комнаты и, схватив мальчика за руку, увлек за собой. Небо будто раскололось. Раздался сильный удар грома, дождь полил как из ведра.

В доме племянницы учителя Валерий чувствовал себя спокойно. Он сидел на диване и листал журнал «Огонек». Его живые карие глаза прыгали с иллюстраций журнала на этажерку, где стояли книги.

— Так твой отец, говоришь, управляющим в совхозе работал?

— Когда-то был, теперь сторожем... И то, наверное, выгонят.

И не по годам серьезно добавил:

— Раньше директор совхоза в отделение к папе, на заимку, возил районное начальство, а то и из области. Там хорошая, из сосны, баня. Папка угощал приезжих, сам напивался. Не просыхал по трое суток.

И тут же заторопился, словно боясь, что ему не дадут высказаться:

— А мама у нас хорошая. Зимой, когда на улице холодно, сядем вечером у печки, и она рассказывает сказки. Вяжет рукавицы и рассказывает.

Валерий согрелся после дождя, остался ночевать. Засыпая, просил утром взять его на рыбалку.

Утро выдалось теплое. Струились яркие лучи солнца, село ожило. Пока сын Стогова спал, учитель пошел к председателю сельского Совета.

— Что ж это у вас делается? — начал он говорить сразу же. — Пьянство на виду у всех, издевательство над семьей.

Широкоплечий, полный, седой мужчина, сидевший за столом, мял пальцами больших рук лист бумаги, молчал. Только после некоторой паузы произнес:

— Семен Стогов — наша беда. Даже обсуждали его поведение на сходе, возили к наркологу. А был человеком, руки у него золотые. Трезвый — душа, выпьет — изверг.

— Он был одним из лучших учеников в классе, большие надежды на него возлагали, — в более спокойном тоне продолжал учитель. — Жаль, человек погибает. И других мучает.

После обстоятельной беседы Федор Дмитриевич попросил председателя повременить с милицией. И так уж вышло, что встретились они с Семеном этим же утром. Учитель шел с Валерием к реке. Мальчик был полон радости и восхищения. Выбегая вперед, он падал вдруг на колени и кричал:

— Кузнечик, стой, дорогой! Мы посадим тебя на крючок, а вытащим чебачок.

Он скрылся в березовой роще. Вдруг оттуда донеслось:

— Марш домой, никакой рыбалки.

Выйдя из-за поворота, учитель увидел Валерия и его отца. Тот кричал:

— Я кому сказал...

Заметив учителя, Семен Стогов произнес:

— Здравствуйте, Федор Дмитриевич!

— Доброе утро!

— Да вот Валерка наш совсем от рук отбился. Мать в больнице...

— У меня к тебе дело, Семен, — перебив Стогова, сказал учитель. И тут же обратился к Валерию:

— Иди к реке, разматывай удочки, мы скоро подойдем.

Семен, сорвав березовый листок, тут же делил его на части, а потом складывал в левую руку, словно ровнял.

— Не знаю, что бы мне пришлось сказать твоему отцу, Герасиму Стогову, если бы он был жив? Чему мы тебя учили в школе? Не спросит он, похоронен под Курском в братской могиле. А внук его Валера растет, только как, в каких условиях?

— За человека меня не считают в селе, каждый норовит пальцем ткнуть: пьяница. А раньше начальство на заимке у меня в отделении паслось — режь барана, поросенка, выпей, Семен, за знакомство, за урожай, еще черт знает за что, а теперь все против меня, никого рядом, разбежались, затаились.

— Никого не надо винить, ты сам виноват, только сам. А я виноват перед Герасимом, перед Марией — матерью твоей. Она все перенесла, сама недоедала, тебя растила. А ты кем стал?

— Федор Дмитриевич! Не терзайте мою душу, — сквозь зубы выдавил Семен и, держась за ствол молодой березки, медленно опустился на землю. Обхватил руками свою голову и уткнулся лицом в колени...

Через несколько дней по селу пошли разговоры: «И что общего у приезжего с пропойцей Стоговым?!» А они вместе косили сено, навещали Веру Стогову в больнице, дрова заготавливали. Ночью Стогов сторожил ферму, где в загонах были коровы, телята, а днем шел к Федору Дмитриевичу. Не скрылось от глаз односельчан и то, что он ходит трезвый. Но потом опять напился до одурения, в доме соседей окно разбил, спал у собачьей конуры. Верный пес никого не подпускал.

Кто знает, чем бы все это кончилось, не будь в селе Федора Дмитриевича. Только не учитель пошел к Семену, а он сам явился к нему. В тот день, когда Веру выписали из больницы. И все вместе уехали в Новосибирск.

Больше недели Федор Дмитриевич обивал пороги здравотдела, управления, познакомился со многими людьми, пока не убедил, что Семена Стогова надо лечить в Новосибирске, а не по месту жительства. Для себя он принял твердое решение — не упускать его из поля зрения, держать на глазах. Это его долг перед Герасимом и Марией, с которыми вместе рос в Вознесенке. С Герасимом в одно время уходили на фронт.

Пока Федор Дмитриевич устраивал Семена на лечение, здорово переволновался, плохо спал. Все то время, пока его бывший ученик лечился, старый учитель навещал его, вселял уверенность, подбадривал. И своего добился. С тех пор прошло более двух лет...

Федор Дмитриевич снова сел за стол и стал писать ответ.

Вам было интересно?
Подпишитесь на наш канал в Яндекс. Дзен. Все самые интересные новости отобраны там.
Подписаться на Дзен

Новости

Больше новостей

Новости районных СМИ

Новости районов

Больше новостей

Новости партнеров

Больше новостей

Самое читаемое: