Через все преграды от 13.08.2010

I.
За перо Осинин взялся уже довольно поздно, когда перевалило за тридцать. Но прежде чем стать писателем, ему пришлось пройти труднейший, подчас и трагичный жизненный путь.

Николай Петрович Осинин (настоящая фамилия Апсит) не был сибиряком. Родился 19 декабря 1917 года в деревне Шаталово Починковского района Смоленской области. Воспитал его отчим — Петр Янович Апсит, бывший латышский стрелок.

В 1935 году Николай Апсит с отличием окончил школу. Как и многие юноши его возраста, мечтал о таежной романтике, геологических маршрутах. Заработав немного денег, он отправился в Томск, где поступил в геологоразведочный техникум. Но через год его преобразовали в геодезический. А Николаю врачи посоветовали избрать другую специальность, поскольку у него начала развиваться прогрессирующая близорукость. И он в 1936 году поступил на литературный факультет Томского пединститута. Ничего удивительного в такой резкой «смене курса» не было, если учесть, что еще в школе у Николая отмечали «склонность к литературе».

Но и литфак Николаю окончить не удалось. В 1938 году был репрессирован и расстрелян Петр Янович Апсит. Клеймо «врага народа» легло на всю его семью. Она бедствовала. И, чтобы хоть как-то содержать себя и помогать близким, Николай в 1939 году перевелся на заочное отделение и пошел работать. Несколько месяцев преподавал в одной из школ Кемеровской области, успев при этом окончить третий курс, сдать ряд экзаменов за четвертый. Но в ноябре 1939 года молодого учителя и студента-заочника Николая Апсита призвали в армию. Получив специальность военного связиста, он попал в литовский городок Шяуляй. Там, на западной границе, и встретил Великую Отечественную войну. Оттуда вместе с остатками своей части отступал по дорогам Прибалтики, пока его не ранили под Ригой. После госпиталя Апсит вернулся в строй и участвовал в боях сначала под Москвой, затем на Волховском фронте.

II.
Весной 1942 года 2-я ударная армия под командованием печально известного генерала Власова, в составе которой находился тогда офицер связи Николай Апсит, попала в лесах под Новгородом, в местечке под названием Мясной бор, в фашистский котел. После трех месяцев боев в полку Апсита осталось чуть больше сотни бойцов. Командующий армией Власов, как известно, перебежал к немцам, а его умирающие от голода, израненные солдаты были захвачены в плен. В конце июня 1942 года при попытке прорыва и выхода из окружения Николая Апсита ранило в ногу. Очнулся он в воронке от прикосновения чьих-то рук. Это была медсестра. Она успела перевязать его и пыталась вытащить из воронки. Но тут заработали минометы.

Грохот разрыва накрыл обоих. А через несколько мгновений оглохший Николай увидел рядом с собой развороченное осколками мины тело юной медсестры, ее налитые невыносимой болью и смертным ужасом глаза. А когда стал возвращаться слух, услышал: «Пристрелите меня!» Это была мольба, наполненная невыносимым страданием обреченного человека. Наверное, и вправду ничего лучшего он тогда для нее не смог бы сделать. Но не поднялась рука...

29 июня 1942 года Н. Апсит был взят в плен. А в декабре того же года его с большой группой советских военнопленных отправляют в концлагерь близ финского города Рованьеми на границе со Швецией. Два года пришлось провести Николаю за колючей проволокой. И все это время не покидала мысль о побеге. Но в одиночку осуществить ее было практически невозможно. Тогда созрела мысль о подпольной организации, которую в условиях строжайшей конспирации он с надежными товарищами и создал.

В ноябре 1944 года подпольщикам стало известно о планах гитлеровцев уничтожить в связи с критическим положением на фронте всех заключенных лагеря. Надо было торопиться. Бежать решили, едва окрепнет лед на озере, на восточном берегу которого расположился лагерь. Если следовать через озеро строго на запад, есть возможность попасть в нейтральную Швецию. По тонкому льду много потерявшие в весе от голода узники надеялись уйти от преследования более тяжелых, обремененных амуницией и оружием немцев. 20 ноября во время ежедневного построения на плацу по условному сигналу заключенные набросились на охранников. Им удалось не только завладеть их оружием, но и перестрелять часовых на вышках. Хотя и оплачено это было ценой многих жизней, более трехсот человек ушло через озеро. Фашисты действительно не решились преследовать беглецов по тонкому льду. Но пустили вдогонку овчарок...

...Его настигал огромный свирепый лагерный пес, специально натасканный на людей. Что мог противопоставить ему измученный, дистрофичный от хронического недоедания, весивший менее пятидесяти килограммов (почти столько же, сколько преследующая его овчарка), ничем не вооруженный узник? Ничего, кроме собственного мужества и отваги, огромной жажды жизни и свободы. Человек и собака схватились в смертельных объятиях. И человек одолел...

Сам Николай такой исход считал просто невероятным везением. Ему повезло еще раз, когда, пройдя почти пятьдесят километров по гористой местности, он сумел выйти к пограничной речке Торнионёки, с крутого берега которой увидел людей...

Две недели он с уцелевшими товарищами пробыл на территории Швеции. Их подкормили и подлечили. Наконец 3 декабря 1944 года по ходатайству советского правительства отправили на родину. А там все узники концлагеря попали в руки следователей Смерша. Но Николаю Апситу невероятно повезло и сейчас: допрашивавший его офицер Смерша оказался человеком глубоко порядочным — он не только вывел Апсита из-под удара органов внутренних дел, но и рекомендовал его для продолжения дальнейшей службы в десантных войсках.

III.
В октябре 1945 года Н. Апсита демобилизовали, и он поехал преподавать русский язык и литературу в Черепановском педучилище. Здесь состоялось его знакомство с будущей женой, преподавателем математики Раисой Александровной Ткаченко. Вскоре они поженились, а к новому 1946/1947 учебному году молодых педагогов переводят в Болотнинское педучилище.

Педагогом Николай Петрович был, что называется, от Бога. Даже на получение звания заслуженного учителя РСФСР претендовал. Но случилось неожиданное, не только почетное звание сделавшее недоступным, но и на всей его дальнейшей педагогической карьере фактически крест поставившее. В связи с этим выдвижением в Болотное нагрянул инспектор Новосибирского облоно и посетил открытый урок Николая Петровича, где тот рассказывал о творчестве Константина Паустовского, которого считал лучшим современным советским писателем. Не учел, правда, того, что в начавшейся «борьбе с космополитизмом» Паустовского обвиняли в безыдейности, аполитичности, уходе от действительности. Инспектор облоно сурово напомнил об этом и в качестве оргвыводов потребовал увольнения Апсита с работы. Припомнили ему заодно и плен с концлагерем.
Николай Петрович вновь оказался в категории «подозрительных», «неблагонадежных» и лишился работы.

Семья Апситов вынуждена была переехать на станцию Посевная Новосибирской области, где Раиса Александровна стала преподавать в местной средней школе математику. Положение семьи Апситов, которая к началу 1950-х пополнилась тремя дочерьми, все более ухудшалось. Прокормиться на одну зарплату жены было невозможно. На преподавательскую работу Николая Петровича с «волчьим билетом» от облоно не брали. Он лихорадочно искал другие источники к существованию. И снова дала знать о себе отмеченная еще в школе «склонность к литературе». Но теперь она повлекла его к чистому листу бумаги.

В 1949 году он взялся за повесть. Вспомнились первые недели войны, нескончаемые потоки беженцев, среди которых было много детей. Дети на войне, чью жизнь война расколола надвое и бросила в свой жестокий пожар, и стали главными героями этой вещи.

В повести рассказывается о том, как группа подростков — детей офицеров Красной армии, которых война застала на западной границе и разлучила в первые же дни с родителями, пробирается к линии фронта, к своим. Много различных испытаний и передряг выпадает на их долю. Повесть насыщена событиями и неожиданными поворотами, рожденными стремительно меняющейся обстановкой. Но, как верно подметил первый ее рецензент Борис Рясенцев, «главное не в той несомненной занимательности», а «в том, что в большинстве случаев при этом убедительно раскрывается внутренний мир героев». Не все, конечно, начинающему автору удалось в равной мере, но главную свою задачу — в увлекательной форме рассказать о героизме советских ребят, оказавшихся в тяжелейших обстоятельствах начала войны, и формировании их характеров — он выполнил.

Осенью 1951 года Новосибирское книжное издательство выпустило книгу Н. Апсита «Через все преграды». Правда, автором ее значился Николай Осинин.

Сегодня можно только предполагать, почему писатель скрылся под псевдонимом (Осинин — буквальный русский перевод латышской фамилии Апсит). Скорее всего, из-за пресловутой «борьбы с космополитизмом», развернувшейся в стране, в ходе которой любая нерусская фамилия вызывала подозрение. Но как бы там ни было, дебют состоялся, и литературная судьба Н. Осинина началась.

Началась в целом удачно. Книга имела большой читательский успех. Критика отмечала, что в литературу пришел талантливый перспективный писатель. Это окрыляло, и Осинин с воодушевлением взялся за новые вещи.

IV.
Логично было предположить, что он продолжит писать о войне. Но Осинин не захотел оставаться в плену одной, пусть и неисчерпаемой, темы и обратил свой взор к жизни мальчиков и девочек уже мирного времени. Один за другим во второй половине 1950-х в журнале «Сибирские огни» и в новосибирском альманахе «Золотые искорки» выходят его рассказы о детях, а книжные издательства Новосибирска и Тюмени выпускают сборники его рассказов. С ними в 1957 году он вступает в Союз писателей СССР. В 1959 году выходит в «Детгизе» и первая московская книжка Николая Петровича «Солнечный дождик». Он все увереннее заявляет о себе как талантливый детский писатель. Рассказы Николая Осинина берут прежде всего психологической достоверностью ребячьих характеров и правдивым воссозданием мира детства, который писатель хорошо чувствует, понимает. Вместе с тем через обыденные жизненные ситуации ему удается поставить юного читателя перед серьезными нравственно-этическими проблемами. А завершает 1950-е годы писатель повестью «Земля мужества», которая нацелена на воспитание в ребенке любви к природе, родной земле, человеку-созидателю.

Книги «Солнечный дождик» и «Земля мужества», также изданные в «Детгизе», вывели Осинина на всесоюзную орбиту.

В 1960-е годы Николай Петрович входил с немалыми надеждами. В Москве и Новосибирске готовились к изданию очередные его книги. Творческая колея была им нащупана. Но спустя полтора десятилетия вдруг напомнила о себе война, и властно повлекла его в Мясной бор, на места былой трагедии. Не давала спать спасавшая его медсестра, чье видение приходило к нему все чаще. И все больший груз вины и неоплатного долга перед нею давил на плечи Николая Петровича.

Летом 1960 года он решился на поездку в Новгородскую область. В Мясном бору Николай Осинин познакомился с местным лесничим Орловым. На свой страх и риск занимался разминированием района боев, густо нашпигованного смертоносным железом, и захоронением останков погибших советских солдат.

Вдвоем они обследовали территорию, где была окружена фашистами 2-я армия генерала Власова, составили карту советских и немецких укреплений этого района, и в конце концов Осинин нашел ту самую воронку, в которой покоились останки женщины в полуистлевшей форме военной медсестры. Вместе с Орловым они вынесли их и захоронили на местном кладбище.

Впечатления от той поездки были настолько сильными, что Осинин по возвращении немедленно засел за «взрослую» повесть под названием «Мертвый лес». Она как раз и начинается с того, что главный ее герой Алексей Буравлев возвращается на места, где «в сорок втором сомкнулось вокруг их армии неприятельское кольцо», и видит мертвый лес, ставший теперь и своего рода памятным знаком, и горестной эпитафией той трагедии, и символом. Судя по началу, повесть обещала быть не только художественно яркой, но и предельно честной, правдивой вещью. Осинин собирался показать здесь войну во всей ее неприглядной наготе, откровенно высказать то, что он о ней думает. А его отношение к войне и человеку на войне далеко не всегда совпадало с тем, что о ней писали и показывали.

Но на той трагической больной правде, которую хотел рассказать писатель, еще лежало табу. И ни малейших перспектив вынашиваемая повесть, затрагивавшая самый пока что «неприкасаемый» материал истории Великой Отечественной, быть напечатанной не имела. Лгать же он не хотел, писать в стол, до лучших времен, не умел. Наверное, поэтому, с воодушевлением взявшись за работу, дальше вступления и еще одного небольшого отрывка практически не двинулся. Оба, как и рассказы «Мертвый лес» и «Ожидание», вышли лишь в 1985 году, уже после смерти автора, в журнале «Сибирские огни».

V.
В 1961 году семья Осининых переехала жить в Новосибирск. И вскоре их новое жилище стало чем-то вроде литературно-интеллектуального клуба. Николай Петрович любил людей, интересные встречи, и люди тянулись к нему. Эту уютную и всегда гостеприимную квартиру охотно навещали писатели разных городов Сибири. Обязательно заходил, наезжая в Новосибирск, Виктор Астафьев. Бывал здесь совсем молодой тогда Валентин Распутин. Большим приятелем Осинина с послевоенных еще лет оставался известный художник Николай Грицюк. Здесь можно было говорить без оглядки, высказываться о наболевшем. А поговорить было о чем. Заканчивалась «хрущевская оттепель». Она еще вселяла надежды, хотя уже становилось ясным, что эта недолгая вспышка дозволенной и дозированной гласности затухает. Наступали новые времена — идеологического диктата и жесткой цензуры.

Но верно говорится, что надежда умирает последней. В особенности у человека творческого. Казалось бы, нутром почуял Николай Осинин в процессе работы над «Мертвым лесом», что черед его правды о войне еще не пришел. Тем не менее вскоре снова наступил на те же грабли, да еще как наступил!..

Грядущее 20-летие Победы над фашистской Германией в 1965 году новосибирский театр «Красный факел» решил отметить спектаклем о войне по пьесе местного автора и фронтовика. С соответствующим предложением обратились к Осинину. Николай Петрович предложение театра, забыв недавние сомнения, принял. Да и как не принять — ведь это, можно сказать, государственный заказ! Пьеса в трех действиях и десяти картинах под названием «Пять секунд» им была написана. В театре ее приняли горячо. Даже начали распределять роли. А дальше пошли хождения по мукам, кончившиеся тем, что без какой-либо серьезной мотивировки цензура пьесу запретила, а спектакль по ней так и не был поставлен.

Что же так насторожило «надзирающее око»? По фабуле и внешним жанровым признакам перед нами типично приключенческая пьеса о партизанах, однако в ней остро была заявлена всегда волновавшая Осинина проблема подвига и предательства, истинной цены того и другого. И рассматривается она не только в плоскости моральной и нравственной, но и политической. Драматург сталкивает начальника разведки партизанского отряда и бывшего следователя НКВД, «винтика» советского репрессивного механизма Лаврухина, с его фашистским «коллегой» Шенке, который без особых усилий склоняет партизана к предательству. Этот неожиданный ход понадобился автору не столько для закручивания сюжетной интриги, сколько для того, чтобы показать, как близки по духу могут оказаться и носители зла, независимо от их идеологической начинки. Столь прозрачный намек на близость по природе своей гитлеровского и сталинского режимов, конечно же, не мог не насторожить «компетентные органы». Культ личности к этому времени хоть и был уже осужден, но продолжала существовать система, оставались в большом числе и те, для кого сталинский режим и сама его фигура по-прежнему являлись образцом. Естественно, что в таких условиях произведениям, подобным пьесе Николая Осинина, явиться на свет было очень проблематично.

VI.
Неудача с пьесой серьезно повлияла на физическое и духовное состояние Николая Петровича. К этому двойному удару он был не готов. У него опустились руки. Одной из дочерей он даже признается, что совсем не может писать: «У меня полная голова сюжетов, но ведь ничего из этого невозможно будет напечатать».

Осинин снова пытается вернуться в фарватер современности. Но война по-прежнему не оставляла писателя, не давала покоя его творческой душе. И в 1965 году из-под пера Николая Петровича выходит новая повесть о детях на войне — «Журавлиный яр». Юные персонажи живут и действуют здесь в несколько иной плоскости, нежели, скажем, известные всем герои-пионеры Леня Голиков или Володя Дубинин. Мальчишки Осинина ведут на оккупированной территории, где нет поблизости ни наших войск, ни партизан, свою борьбу с врагом. Как ведет ее главный герой повести «Журавлиный яр» колхозный пастушок Матвейка, который помогает прячущимся в березовом колке близ деревни беженцам.

Повесть «Журавлиный яр» увидела свет в Новосибирске в 1966 году. И тогда же Николай Осинин по предложению Западно-Сибирского книжного издательства начал работать над книгой о молодогвардейцах.

Издательство располагало воспоминаниями учительницы Краснодонской школы № 4 А. Д. Колотович о школьных годах молодогвардейцев. Содержали они достаточно интересный материал, но нуждались в серьезной литературной обработке.

Молодогвардейская тема Николая Осинина интересовала давно. Привлекала в первую очередь самая трагическая среди краснодонцев фигура Виктора Третьякевича, долгое время с легкой руки А. Фадеева считавшегося предателем. Лишь в 1960 году титаническими усилиями бывшего молодогвардейца Жоры Арутюнянца он был реабилитирован.

За книгу о краснодонцах Николай Петрович взялся с чувством огромного долга. И к делу подошел с той серьезностью, основательностью, тщательностью и скрупулезностью, какие отличали любую его работу. Он совершил поездку в Краснодон. Встречался и беседовал там со многими родственниками и близкими погибших ребят, собрал уникальный материал, часть которого использовал в будущей книге. Удалось поработать и в архивах КГБ, которые приоткрыли ему чудовищную картину происходивших в оккупированном немцами Донбассе событий.

Вернулся писатель домой в подавленном состоянии. То, что удалось узнать ему из первых рук и первоисточников, не совпадало с официальной версией, нашедшей отражение в книге Фадеева «Молодая гвардия», которая и сама после этого казалась ему лживой и поверхностной. А рассказать всю страшную правду в наступившие суровые идеологические времена, сменившие «хрущёвскую оттепель», понимал Осинин, ему не позволят. Но и отступать — поздно. Материал давил, стучал в сердце, требовал выхода.

В 1968 году книга под названием «Дорогие мои краснодонцы» увидела свет. На ее переплете значатся фамилии двух авторов. И первой — А. Колотович. Но, знакомясь с книгой, убеждаешься, что только благодаря таланту и высокопрофессиональной работе Николая Осинина, оплодотворенной сердечной болью писателя, она и смогла состояться как документально-художественное произведение большой силы.

Первая часть книги почти полностью посвящена предсмертным дням Третьякевича в фашистских застенках. Автор яростно полемизирует с теми, кто утверждает, что существует предел человеческой стойкости и есть методы принуждения, способные заставить говорить любого, а значит, каждый человек — потенциальный предатель, и бессмысленна сама идея организованной борьбы во имя даже самой справедливой цели. И это полностью опровергает борьба советских людей в тылу фашистских захватчиков.

На развенчание антигероизма и нацелена прежде всего книга «Дорогие мои краснодонцы».
Разматывая клубок клеветнического навета, опутывающий Третьякевича, Николай Осинин проводит свое расследование...

Ответ на вопрос, в чем истоки героизма краснодонских комсомольцев, как происходило становление их личностей, в определенной степени дают части книги, где в воспоминаниях учителей, родителей и оставшихся в живых членов организации рассказывается о школьных годах Третьякевича, Тюленина, Шевцовой, Земнухова и других краснодонцев. Перед читателем предстают талантливые, одухотворенные, душевно красивые, чистые и светлые ребята. Много нового узнаем мы о них. Хорошо показана и атмосфера типичного шахтерского поселка с его светотенями. Читая эти воспоминания, убеждаешься, что героизм молодогвардейцев возник не на пустом месте. Целая совокупность факторов тому способствовала.
Не мог, разумеется, обойти Осинин и оборотную сторону краснодонской трагедии — предательство, которое на фоне несгибаемой стойкости, беспримерного мужества и самоотверженности краснодонских комсомольцев еще более страшно и омерзительно. И который уже раз в своем творчестве Николай Осинин задумывается о его природе. «Тайна большого предательства начинается с маленьких подлостей, с душевной нечистоплотности», — заявляет писатель и примером Геннадия Почепцова, предавшего Третьякевича и его товарищей, это красноречиво подтверждает.

Книга «Дорогие мои краснодонцы» и сегодня, более чем 40 лет спустя, оставляет большой след в душе.
Николай Осинин работал над нею мучительно. И далеко не все смог сказать, что хотел и задумывал. Путь к полной правде по-прежнему был перекрыт. Все это серьезно отразилось на его здоровье. В 1968 году у Николая Петровича случился обширный инфаркт. Вернувшись из больницы, он снова пытается включиться в литературную работу. Обдумывает повесть на автобиографической основе. Много времени уделяет встречам с читателями. Особенно любил юную аудиторию, умел с нею разговаривать, заражать своими эмоциями, не забывал при этом ставить серьезные жизненные вопросы. В декабре 1971 года на одной из читательских встреч Николая Осинина сильно просквозило, и он свалился с пневмонией. К Новому году, правда, ему чуть полегчало, но 2 января 1972 года он почувствовал снова себя очень плохо. Врачи «скорой помощи» констатировали очередной обширный инфаркт с отеком легкого. Медицина оказалась бессильной, и вечером того же дня все было кончено: Николая Петровича Осинина, прожившего чуть-чуть более 54 лет, не стало.

Ушел из жизни редкого дарования писатель, прошедший через тяжелейшие преграды воин и красивый душою, обаятельный человек. Остались его книги — умные, светлые, зовущие к добру, правде и справедливости.