Алексей Петренко — художник и «крестьянин»

А где-то между самолётом, гостиницей и Тогучином Алексей Васильевич встретился ещё и с новосибирскими журналистами. Времени на разговор отпущено было мало, но это смотря какие вопросы задавать и что на них отвечать…

Началось чуть ли не с вопля души:

— Алексей Васильевич, ну когда же наше российское кино наконец выйдет на прежнюю торную дорогу?

— Вы спрашиваете с меня как председателя колхоза, а я всего лишь крестьянин, возделывающий свою грядку. И, кстати говоря, нужно, чтобы каждый из нас в своей жизни занимался прежде всего именно своей грядкой, иначе толку не будет. И всё же отвечу: никакого движения вперёд в российском искусстве кино не будет, если «председатель» и другие ответственные дяденьки не создадут условия для его развития, потому что дело это очень важное и государственное. А еще — пока не закроют каналы оккупации российского кинозрителя заморским бешеным зрелищем. Ну а если уж получать прибыль с иностранного кино, то тратить её нужно опять же исключительно на развитие отечественного. Необходимо возродить то, что погубили. Вообще мы почему-то склонны губить, ломать, а потом возрождать, отстраивать заново. Вот Никита Михалков со своей командой второе десятилетие пытается что-нибудь сделать, и кое-что у них получается, но необходима серьёзная поддержка государства.

К сожалению, современное киноискусство, если его вообще так можно назвать, стало насквозь коммерческим. И поэтому, когда иногда мне дают сценарий и говорят: «Называйте сумму!» — в ответ мне хочется сказать: скажите и вы, сколько мне нужно заплатить, чтобы больше вас не видеть здесь с этим сценарием.

— У вас сейчас много предложений?

— Сейчас — да, но были и долгие паузы, и мне приходилось много выступать перед аудиторией самому, рассказывать какие-нибудь весёлые истории со съёмок, типа как корову перекормили и она неожиданно кашлянула. Со временем мне это изрядно надоело. Сегодня наметился хоть какой-то подъём в российском кино, жить стало веселее и режиссёрам, и актерам. А вот что касается продюсеров, я никак не могу примириться с их явно завышенной ролью в кинопроизводстве. Порой что хотят, то и делают: произвольно перекраивают сценарий, выкидывают целые готовые отснятые сцены, чтобы вставить себя, любимого, или своё чадо. Думаю, что это тот же период некоторой дикости, что касается всего нашего общества, надеюсь, что когда-нибудь это закончится.

— Вы снимались в документальном кино вместе с Виктором Астафьевым. Как свела вас судьба?

— Мы встречались с Виктором Петровичем много раз и действительно неоднократно работали вместе, в том числе и по сценариям моей покойной жены. Вообще это тема для отдельного большого разговора о Викторе Петровиче. Коротко сказать: это был раненый человек. Он был покалечен на фронте, но ещё тяжелее его рана была от нашей сегодняшней российской жизни. Он физически и морально страдал за Родину: писатель он необыкновенный, который может писать только правду, а она не всегда нравится людям и особенно начальству. Но Бог всё видит и воздаст ему по заслугам.

— Ваша ранняя работа в фильме «20 дней без войны» была одной из самых блистательных. Как так получилось, что два замечательных художника — вы и режиссёр Алексей Герман — оказались на двух разных последних съездах Союза кинематографистов?

— Не только с Германом. К той группировке почему-то примкнуло несколько ещё хороших людей. Трудно сказать, почему это произошло: у одних по наивности, потому-то они тоже всего лишь «крестьяне» от искусства, кем-то двигала зависть, моя позиция вам хорошо известна: она прямая и ясная. Думаю, что к разладу нас подталкивают деньги, которые сегодня решают всё. И при этом — есть у меня такое чувство — даже не российские деньги. Огромный рынок не только для западного кино, огромные ресурсы страны, Сибири. И всё это нередко пропадает почём зря. Выход один — поднимать, укреплять Россию, национальное искусство кино. Мне приходилось сниматься у режиссёров, которые начинали во здравие, как, например, Павел Лунгин со своей «Веткой сирени», а потом уходили в какую-то черноту, что касается изображения истории России. Мне не совсем понятно, почему у того же режиссёра такой беспросветно страшной личностью получился Иван Грозный. Если судить по некоторым киноработам, то всё наше прошлое — это сплошной мрак и мерзость, как будто никогда и не существовало великой страны. Мне приходилось многое играть в кино и на сцене, но я все-таки тяготею к гуманному началу в человеке.

— Если это так, то почему же вы согласились играть у Элема Климова Григория Распутина — личность просто зловещую?

— А вот тут позвольте с вами не согласиться! Распутин — типичный юродивый, а у него предназначение согласно российской традиции особое. Вот закончилась в храме служба, народ выходит на паперть и видит, что юродивый в пост кусок сала ест. Бить его? Били, наверное, а тот страдал, можно сказать даже, по-христосовски страдал, потому что взял на себя часть греха человеческого. Так и Распутин: это не какой-то моральный урод и распутник, а именно юродивый. Не могла царская семья пригреть какое-то чудовище. Там всё не так просто, как мы привыкли судить и нам преподносят.

P.S. В том же зале «Синема», где было открытие IX областного кинофестиваля и происходила встреча с одним из самых именитых его гостей — народным артистом РФ Алексеем Петренко, сегодня, 19 октября, состоится теперь уже закрытие фестивальных кинопраздников, каждый из которых был по-своему интересен. Как заметила министр культуры Новосибирской области Наталья Ярославцева, сделан ещё один шаг в возрождении былой популярности отечественного кино, вклад в развитие которого Сибирь и сибирские киномастера внесли весьма значительный.