Жить по совести я учился у Нины Ивановны

Нина Ивановна стала нас учить с 4-го класса. Ее предшественница вышла на пенсию, не столько по своему желанию, сколько по настоянию администрации школы. Желая или не желая того, она культивировала в нас, учениках, не лучшие проявления едва начавших формироваться характеров. Мне она прямо говорила: «По тебе тюрьма плачет». За шалости она выгоняла меня и еще двоих ребят с уроков, и тогда мы болтались по рабочему поселку Каргату. Научились воровать конфеты в магазине, пробовали курить, лгали дома родителям. А свою учительницу просто ненавидели.

И вот первого сентября 1958 года к нам в класс вошла молодая, красивая, с приятным голосом Нина Ивановна Машарова. Ей как-то быстро удалось создать хороший микроклимат в классе и установить новые, более гуманные, порядки.

Нина Ивановна вела уроки на таком высоком уровне, что о баловстве никто и не помышлял. Я сидел словно завороженный ее ангельским голосом. Впервые в жизни я полюбил учительницу, да так, что мать дома удивилась, сказав: «Что-то меня в школу не вызывают и оценки в дневнике хорошие».

Она никогда никого не наказывала, даже голос не повышала. Могла заметить: «Дети, а вот так делать не следует». И этого было достаточно.
После уроков Нина Ивановна читала нам книги о добре, о героизме, о любви к Родине и к родителям. И хоть у нее была своя семья и маленький ребенок, она много времени отдавала нам, детям. Учительница быстро разобралась в каждом из нас и старалась очень тактично корректировать поведение, привлекая и родителей. Однажды Нина Ивановна после уроков попросила: «Пусть твоя мама как-нибудь зайдет ко мне».

Дома я матери сказал об этом. Сходила мать в школу, вернулась и молчит. Сестра ее спрашивает: «Мама, а ты почему Валерку не бьешь?» А мать в ответ: «За что же его бить?» Сестра: «Тебя же в школу вызывали?!» И мать ей объяснила: «Дура я, что твоего отца слушала и плохо относилась к Валерке. Учительница предложила сложиться и купить ему новую форму. Стыд-то какой! Я шью людям одежду, а ребенок в школу ходит в ремках не по размеру и стыдится стоять у доски, прячется за учительницу. А учится Валерка на 4 и 5, хвалит его учительница. Очень умная учительница и говорит красиво и убедительно».

Вот с тех пор мама поменяла свое отношение ко мне, более никогда не била и даже защищала от злого отчима. Впервые в жизни я шел в школу с великим удовольствием. После каникул не мог дождаться начала уроков. Нина Ивановна учила нас взаимопомощи, уважению к девочкам и еще многому, что потом в жизни оказалось необходимым.

В жизни у меня было еще много учителей в разных учебных заведениях, но образ Нины Ивановны Машаровой остался самым светлым. Я часто вспоминаю старенькую начальную школу имени Крупской в Каргате. Нина Ивановна после расформирования начальной школы долгие годы работала учителем в средней школе имени Горького там же, в Каргате. Выйдя на пенсию, она прожила недолго — ушла следом за мужем в мир иной. Но ее великий труд живет не только в тех, кого она учила, но и в наших детях и внуках.

Моя личная жизнь была полна испытаний и трагедий, но я все выстоял, не сломался, не предал ни людей, ни Родину. Я всегда чувствовал незримый добрый взгляд Нины Ивановны и убеждал себя постоянно, что жить честно, по совести выгодно. Сейчас мне без малого 63 года, выросли дети, растут внуки. И всем я прививаю навыки жить в ладу с совестью, как когда-то учила меня Нина Ивановна.

Видно, не случайно в жены я себе выбрал учительницу. Прожили мы с ней 36 лет и ни разу не пожалели, что встретили друг друга. На протяжении многих лет я помогал жене и по дому, и с детьми оставался, когда болели, ибо понимал роль моей жены в школе. Этим я как бы возвращал мой долг перед Ниной Ивановной.

Когда в 1966 году я попал в автомобильную аварию и после неудачной операции был парализован на протяжении 17 лет, я все это перенес. И потом не сломался, когда в 1989 году за честность и принципиальность меня выгнали с работы. В суде я сумел доказать свою невиновность. А ведь мог смалодушничать, предать своих товарищей, как это сделали другие.

Но я ведь учился у Нины Ивановны, значит, и ее бы предал. А этого мне моя совесть не позволила.