«Вот если бы каждый взрослый!..»

И даже немыслимое. Автор встречал там одного новозеландца и компанию из десяти японок. У четы Шульжиков на Алтае — детский палаточный лагерь «Академия робинзонов». «Академии» — 10 лет. Сейчас подобные лагеря — модное направление. Объявления о «воздухе, воде, приключениях и обучении на Алтае» — на каждом столбе. Но «Академию» не догонишь. Для этого надо стать Шульжиками, а они — уникальны.

Хозяева
Он — Анатолий Николаевич Шульжик, заслуженный путешественник России, первопроходец множества рек самой высокой, шестой, категории сложности, в далеком прошлом — горный инженер в Ленинске-Кузнецком. Галина Михайловна Шульжик, педагог по профессии, не только по призванию. Как написали бы в советские годы, она — жена и соратник, а на самом деле это еще вопрос, кто чей соратник.

Дядя Толя, конечно, главный по приключениям, а тетя Галя — по всему остальному. Тетя Галя и утешит, и пристыдит, и жизни научит, и о высоком поговорит — в зависимости от обстоятельств. «Академию робинзонов» семья Шульжиков создавала для шахтерских детей, которым чистый воздух нужен... как воздух. Стоит один раз увидеть черный снег Кузбасса, чтобы оценить даже чисто оздоровительную миссию «Академии...» А есть еще нравственная. В «Академию...» несколько лет подряд ездят двое мальчишек из Москвы. Их родители могли бы легко отправить детей отдыхать за границу, а отправляют в палатки к дяде Толе.

— Чему учит «Академия...»? — спросили у одного из московских мальчишек журналисты.

— Взаимопомощи, дружеской поддержке, — подумав, отвечал парень.

— Да ведь это же сейчас не модно, — провоцировали его взрослые.

— Не модно, но очень актуально, — поставил он точку в диалоге.

Шахтерские дети до сих пор составляют большинство «робинзонов», но к их числу добавляются «пятницы» из Новосибирска, Томска, Омска, Барнаула и вот — из Москвы. Всего получается сотня детей плюс-минус еще двадцать-тридцать. Заезд — каждые две недели. Тех мальчишек, кого определят капитанами — помощниками вожатых, — оставят на следующую смену бесплатно.

Жизнь в «Академии...» — это только разумная дисциплина, это работы по обеспечению жизни лагеря объединенными силами взрослых и детей, это высоко поднятая планка взаимоотношений: если каждый не станет помогать каждому, то костер не разгорится, обед не будет сварен, в бане не окажется воды и так далее. Вроде бы сам уклад жизни диктует здесь правила, но внимательный взгляд подскажет — дядя Толя с тетей Галей организуют такие воспитательные ситуации и ненавязчиво акцентируют на них внимание. И вот вам, пожалуйста, — крестный сплав.

Гости
Батюшка — священник Алексей Александрович Гуркин, молод, но исполнен значительности. С ним — еще несколько взрослых и два десятка детей из воскресной школы. Батюшка — настоятель храма преподобного Серафима Саровского при шахте Заречная, при храме в свою очередь — воскресная школа «православных следопытов». В школе восемьдесят ребят разного возраста. В основном шахтерские дети, чаще из малообеспеченных семей.

Помимо закона божьего, здесь преподают едва ли не то же, чему учат в «Академии...» Поставить палатку, разжечь костер, сориентироваться в лесу. Длительные молитвы — утренние, вечерние, до и после трапезы, перед началом путешествия — никому из ребят не в тягость. «Поедемте с нами — и вы привыкнете», — убеждал меня Игорь Олегович Черемных, помощник настоятеля храма, звонарь и эконом, в прошлом — тренер по каратэ, тоже приехавший на сплав.

Для ребят из воскресной школы путешествие по реке — лишь часть длительного вояжа по местам... нет, не боевой славы, а становления православия на Алтае: туда, где стоял первый храм, потом туда, где жили первые миссионеры. Недаром же их школа — «православных следопытов» и краеведение — один из основных предметов. Дисциплина у следопытов беспрекословная, отбой и подъем по часам (а у «робинзонов»-то посиделки у костра иногда заканчиваются под утро, соответственно, подъем отодвигается до предела возможного). Но на детей, которых принуждают что-то делать против желания, следопыты не похожи вовсе.

Веселые и красивые девчонки- старшеклассницы из следопытов храбро проходили пороги, подшучивали над мальчишками-капитанами — все, как у всех. Разве что — ни в выражении их лиц, ни в тоне разговоров, — решительно ни в чем нельзя было заметить подростковой бравады и нахальства, без которых вроде бы не бывает отрочества. Или бывает?..

Поплыли, то есть пошли!
Остров посреди Катуни в районе Чемала, где стоит сейчас маленький женский монастырь, а прежде в дореволюционные еще годы жил в уединении отец Макарий, — любимое место для экскурсий. В выходные на навесной мостик, ведущий к храму, — очередь. Обитательницы монастыря экскурсии принимают радушно, рассказывают историю острова обстоятельно. Таково их «послушание». Именно отсюда, с берега напротив острова, и началось невиданное дело — крестный сплав по Катуни семидесяти детей во главе с батюшкой из Ленинска-Кузнецкого и под опекой ленинск-кузнецкого дяди Толи.

Перед началом сплава — почти часовой молебен. В близости монастыря на вольной воле растворяется ритуал, остается первозданность. «Робинзоны» замерли, смотрят во все глаза. В чаше с катунской водой батюшка освящает крестики тем, у кого они куплены не в церкви. На каждом из семи катамаранов впереди укрепляют икону. Батюшка надевает спасжилет прямо на парадное облачение. «Адмирал» всей флотилии дядя Толя распределяет народ по судам. На головное судно, огромный «двухпалубный» катамаран, устойчивый и многоместный, изобретение дяди Толи для сплава с младшими «робинзонами», усаживают корреспондентов с фото- и видеокамерами.

Батюшка садится впереди — загребным. Здесь же — «адмирал» дядя Толя с рупором. И без счета малышни, вперемешку — «следопыты» и «робинзоны», кто-то по бортам с веслами, кто-то в середке — пассажиром. На левом борту две крохи-девчушки, явно из начальной школы, — дочка корреспондента и дочка священника из Прокопьевска. Отцы тут же, неподалеку, почти руку протянуть, но когда судно ныряет в волну — страшно, и папа не помощник, надо справляться самой. Как угодно — закрыв глаза, отвернувшись, вцепившись в весло, — прожить эти минуты и остаться победителем своего страха. И неважно, что под конец сплава можно запроситься поскорее уехать к маме. Все равно пройденная вместе со всеми река останется фактом биографии и навсегда раздвинет рамки окружающего обыденного мира.

Мы прожили на реке два дня — к берегу приставали лишь варить «горячее» и ночевать.

Мы шли флотилией. Шесть маленьких маневренных катамаранов время от времени по команде с капитанской лодки пристраивались вокруг нее в красивое каре, и «адмирал» раздавал дико вкусный «ланч» — яблоки и огурцы, которые надо было мыть в Катуни, банки c морской капустой, которую все норовили обменять на тушенку, и еще огромные куски хлеба. Еда была общая, река была общая, усталость была общая. «Адмирал» следил, кто из матросов замерз, кому надо немедля достать из специальных непромокаемых мешков теплые вещи. Перед каждым порогом «адмирал» держал совет с капитанами. Cерьезные пятнадцатилетние капитаны успешно проводили сквозь опасности свои суда.

Мальчишки говорили потом, что за себя им бояться было некогда, потому что они боялись за команду, неважно — свои на лодке или гости.

Мы прожили на реке два дня. Люди на берегу, завидев нас, подходили поближе — посмотреть, что это за ожившая сказка о царе Салтане?

На солнце иконы сверкали ослепительным золотом. Мы кричали отдыхающим приветствия. «Зачем иконки?..» — кричали они в ответ. Мы объясняли. Вечером второго дня до предела уставшая флотилия добралась до лагеря «Академии...». Но никто не спешил расходиться, переодеваться в сухое и пить горячий чай. Наоборот, все собрались вместе, уселись на вытащенные на сушу мокрые и холодные лодки и принялись фотографироваться всеми имеющимеся фотоаппаратами. Жаль, что вы не сможете разглядеть лица.

* * *

Тетя Галя сказала перед сплавом: «Вот бы каждый взрослый занимался с детьми чем-то хорошим — как бы славно жилось в нашем Отечестве!»