Почти путч

Это был решающий акт революции, которая положила конец такому огромному геополитическому и человеческому феномену, как Союз Советских Социалистических Республик. Полагаю, никогда люди не договорятся о том, с каким знаком оценивать эту революцию.

Когда Владимир Путин сказал, что распад СССР был крупнейшей катастрофой, на него яростно напали, особенно за рубежом. Наши западные друзья возмущались: как так, ведь все человечество вздохнуло с облегчением — это было такое счастье. Распад своей Родины, сопровождаемый к тому же падением уровня жизни вдвое, я счастьем считать не могу. СССР был моей Родиной, и я ее потерял. Распад чужой родины, как показывает опыт, воспринимается действительно более спокойно, а иногда и с радостью.

Все катастрофы России всегда были связаны с внутренним расколом, причем не столько в обществе, сколько в элите. После монголо-татар в нашей истории были три настоящие трагедии, когда страна и ее государственность дезинтегрировались: смута начала XVII века, крушение Российской империи в 1917 году с последующей Гражданской войной и крах одной из мировых сверхдержав — в 1991-м. Каждая из этих катастроф была вызвана верхушечной борьбой за власть, выходящей за рамки закона, и... искренней заботой о стране. Все непосредственные участники российских драм всегда хотели «как лучше», не могли мириться с «антинародным режимом» (Шуйского ли, Николая II или Горбачева) и отождествляли свои убеждения, за которыми чаще всего стоял свой интерес, с интересами государства.

Порой можно услышать, что путч 19 — 21 августа вообще не сыграл никакой роли, поскольку Союз и так был обречен и рано или поздно в любом случае рухнул бы. Может быть, и так. Но, уверен, без путча и ГКЧП шанс у СССР, хоть и небольшой, но сохранялся. На 20 августа было намечено подписание нового Союзного договора. Не собирались его подписывать (да и то с оговорками) только прибалты. Не исключаю, что и после этого договора центробежные тенденции могли нарастать. Но с ним будущий развод был бы куда более растянутым по времени, плавным, продуманным, что позволило бы избежать множества последовавших войн, экономического коллапса и повсеместного нарушения прав меньшинств.

Шансом для СССР был именно договор, а вовсе не ГКЧП, сорвавший его подписание. Так как у ГКЧП не было шанса.

Я никогда не рассказывал о своих личных ощущениях и опыте тех дней. Как ответственный сотрудник администрации президента СССР, я давал свидетельские показания по делу ГКЧП следователям прокуратуры и соответствующую подписку о неразглашении. Еще расскажу, коль скоро все дела уже давно закончены. Впрочем, не в короткой газетной статье. Но я видел путч изнутри Кремля.

Для успеха любого революционного, контрреволюционного или просто неконституционного действия силового характера нужны железная воля влиятельных лидеров и фанатичных исполнителей в центре власти и на местах, осмысленно реализующих детальный план действий. С полной уверенностью могу сказать, что ничего этого не было. Помню крайне растерянного главу администрации Валерия Болдина, который в ответ на мое замечание о безумной глупости происходящего предложил продолжить очередной отпуск. Помню мечущихся по кремлевским коридорам президентов союзных республик и российских автономий, которые тыркались во все открытые кабинеты, чтобы понять, что происходит. Понять действительно было ничего нельзя, потому что в Кремле царила чересполосица. Буквально через дверь лидеры страны и их помощники строчили бумаги и делали заявления для прессы и за ГКЧП, и против него. Причем в основном против.

Может быть, ЦК КПСС мог обеспечить единство воли? Нет. Помню, на Старой площади не менее растерянные люди высыпали из кабинетов и нервно курили, обсуждая происходящее, но ничего не делая. Кто-то выражал радость: «Наконец-то наведем порядок», но гораздо сильнее чувствовалась тревога — абсолютно оправданная — за будущее страны и свое собственное. Помню, как встретил своего приятеля, бегущего из подъезда ЦК с огромной хозяйственной сумкой.

— Куда? — спрашиваю.

— У этих му...ов хватит ума ввести сухой закон. Всем сектором едем, тебе не надо? — И побежал дальше.

Помню главу ГКЧП — вице-президента Янаева, который много часов просто сидел в своем кабинете и ждал, когда его арестуют. Собственно для меня путч закончился утром 22 августа, когда, выйдя из своего кремлевского кабинета, где три ночи спал на стульях, вдруг увидел решительно шагавшего по абсолютно пустому коридору второго этажа генпрокурора Степанкова.

— Вот хорошо! Иду арестовывать Янаева, а понятых нет. Идем со мной.

Вторым понятым был тогдашний комендант Кремля Барсуков. Дрожащая рука Янаева тянула одну «Мальборо» за другой. Когда следователи стали описывать семейные фотографии, на его глазах навернулись слезы...

Путч действительно был огромной ошибкой, совершенной теми людьми, которые плохо ориентировались в политике за пределами КПСС и не хотели, да и не могли принять ни демократические, ни рыночные правила игры. После ГКЧП никакого шанса спасти Союз не было точно.

Победили революция, Белый дом и Борис Ельцин на танке. Произойди она сейчас, мы назвали бы эту революцию «оранжевой» и еще какой-нибудь «цветной». Она породила большие надежды — на демократию, на процветание. Как всегда, дарит революция тем, кто в нее верит. Победившие революционеры, как это тоже обычно бывает, оказались людьми сильной воли, но новичками в управлении, выступившими в роли тарана, разрушившего старую государственную систему.

Но август не решил главного вопроса любой революции — о власти, о том, кто будет сидеть в Кремле. А там сидел Горбачев. Поскольку коротких путей легитимного отстранения его от власти не было, «пришлось» пойти по пути лишения Горбачева страны для президентства. Республики, большинство из которых вовсе этого не хотели, были отправлены в полное опасностей одиночное плавание. Союзная государственность исчезла. А ведь СССР был формой существования самой России...

Революцию сложно закончить. Она завершилась, и российская государственность была восстановлена только в начале нового века. Именно в этом главный смысл президентства Путина.

Уверен, мы могли прийти к рынку и демократии с меньшими издержками, без революционных потрясений. И надеюсь, что прививка от революций еще долго будет действовать в общественном организме.

Не дай вам Бог вновь пожить в эпоху перемен.